Прокурор Брише
Шрифт:
– Настала минута борьбы с этим разъяренным быком, – прошептал молодой человек, меняясь в лице.
Дверь отворилась, и на пороге показался капитан. Он тоже ждал нападения и держал шпагу наготове. Но при виде своего вооруженного пленника он грубо расхохотался.
– Что это вы делаете, мой милый граф, со шпагой в руке? Кажется, вы здесь были одни.
– Я не знал просто, как убить время, ожидая вас, мой дорогой Аннибал; а позвольте вас спросить, зачем вы вынули свою шпагу?
– Я имею привычку чертить на песке круги, когда думаю о чем-нибудь.
– Ах да! Правда, вы ведь и ушли для того, чтобы подумать.
– А вам очень хочется знать, дорогой граф? – проговорил Аннибал, делая какую-то странную гримасу.
– Все, что касается вас, интересует меня.
– Это и вас касается.
– Тем более я хочу знать.
– Если вы непременно желаете, то я вам скажу мое решение: я хочу пополнить мою вторую дюжину.
– Дюжину чего?
– Дюжину людей, которых я имел честь убить на дуэли. Еще только прибавить одного, и у меня будет ровно две дюжины. Эта фантазия явилась как-то случайно, точно зубная боль. И я уверен, что не усну спокойно, если лягу в постель, не исполнив того, что задумал. Но я надеюсь, что вы будете так любезны и дадите мне спокойно провести ночь.
– Так это вы меня хотите убить на сон грядущий?
– Именно вас… и так как я хочу лечь пораньше, то вы, вероятно, не станете меня задерживать.
И с этими словами Аннибал встал в оборонительную позу. Но Лозериль, вместо того чтобы последовать его примеру, неестественно расхохотался.
– Ну как вы ни спешите добраться до постели, а все же дадите мне время предложить вам один вопрос.
– Конечно, спрашивайте что хотите.
– Почему вы выбрали именно меня для пополнения вашей дюжины?
– Если я вам скажу причину, то вы не поверите.
– Все-таки скажите.
– Извольте, из дружбы.
– Неужели?
– Уверяю вас, из искреннего расположения к вам я хочу вас вылечить от одной неприятной болезни.
– Какая же это у меня болезнь?
– Любопытство, мой друг. Да, вы имеете слабость совать свой нос в чужие дела. Сперва вы подглядываете, потом выводите свои заключения, а главное, придумываете небылицы.
– Уверены ли вы, что я придумывал небылицы, мой милый Аннибал?
– О да, уверен, а у вас очень живое воображение. И люди, испытавшие на себе ваш талант, говорят наконец: «Все, что он рассказывает, есть чистейшая ложь! Но так как он может рассказать свою сказку другим, а те поверят ему, то не лучше ли сейчас же заставить его замолчать».
– Должно быть, вы советовались с вашей дочерью и она-то нашла верное средство заставить меня замолчать.
– Ничуть не бывало. Дочь моя, клянусь вам, не разделяет моей заботы об исцелении вашего недуга.
– Когда вы ушли от меня, я был уверен, что вы пойдете посоветоваться с дочерью.
– Вы были вправе так подумать.
– Так почему теперь вы отказались от вашей первой мысли?
– Отказался, но поневоле… потому что как ни стучал я и ни кричал у двери павильона, где заперлась Аврора, но мне не отворили.
– Заперлась… одна?
При этом вопросе и сопровождавшей его насмешливой улыбке Аннибал понял, что допустил ошибку, и сухо возразил:
– Вот видите, как вы любопытны, граф. У вас опять начался ваш болезненный припадок. – И капитан стал в прежнюю оборонительную позу, говоря: – Положительно надо начать лечение.
Но и тут Лозериль
не двинулся и остался на своем месте, стоя за большим игорным столом, отделявшим его от опасного противника.– Так если вы не видели вашу дочь, дорогой Аннибал, то кто же мог вам посоветовать отправить меня на тот свет?
– Кто? Мой лучший приятель.
– А именно?
– Осторожность, граф. Да, осторожность всегда говорит нам: убей дьявола, пока он тебя не убил, или раздави гадину, пока она тебя не ужалила. С той минуты, как вы увидели портрет, вы стали очень заботиться о нас. Правы вы или нет – я не знаю. Только Аврора может объяснить мне это, и хотя необходимое объяснение я могу получить завтра, но решил сегодня же покончить с вами. Самая большая неприятность, какая может со мной случиться, – так это если я завтра узнаю, что немного поторопился. Конечно, в таком случае я буду в ужасном отчаянии. Я человек прямой, не правда ли?
– Даже слишком прямой.
– Но вместе с тем и осторожный.
– Нет, в этом я с вами не согласен, – возразил Лозериль улыбаясь.
– Как! Если я вам помешаю разболтать весь этот вздор посторонним лицам, разве это не будет большой осторожностью с моей стороны?
– Да, а если кто-нибудь уже будет предупрежден?
– Это невозможно! – вскричал Аннибал.
– Вам так кажется, а может быть, письмо за моей подписью откроет причину, побудившую вас убить меня.
В первую минуту, видя грозящую ему опасность, Аннибал струсил, но тотчас же разразился громким хохотом.
– О! – проговорил он. – Меня не проведете. Я ведь знаю, что, входя в этот дом, вы никак не ожидали увидеть портрет, на котором основываете теперь все свои предположения. С какой стати стали бы вы предупреждать ваших друзей? Вам и в голову не приходило, что ожидает вас здесь.
– Все это совершенно верно, капитан, но ведь я мог позаботиться о своей безопасности, уже находясь в вашем доме.
– Я вас не понимаю.
– Я объясню; вероятно, вы не забыли, что уходили в сад любоваться природой.
– Да, но я вас запер. Значит, ваш ангел-хранитель сходил с небес, чтобы взять такое важное послание.
– Ну хорошо, положим. Это был мой ангел-хранитель, а все же письмо отослано, в этом вы скоро убедитесь.
– Та-та-та! Рассказывайте эти сказки другим, а не мне, – сказал Аннибал, недоверчиво улыбаясь.
– Вы не верите?
– Конечно нет. И если вы откажетесь драться со мной, то я убью вас, как собаку.
Сказав это, Аннибал сделал шаг вперед и направил шпагу прямо в грудь Лозерилю. Видя, что капитан не обращает внимания ни на какие объяснения, молодой человек вышел из-за стола и подошел к своему противнику.
– Хорошо, – сказал он, – но помните, вы меня принуждаете драться с вами, а мы бы могли сойтись с вами.
Они скрестили свои шпаги. Оба были хорошими бойцами, выученными не в школе фехтования, а встречавшимися с опасностями при частых дуэлях. Молодой и ловкий Лозериль имел перевес над капитаном, к тому же он отличался необыкновенной быстротой движений. У Фукье метод был совсем другой: он не нападал, а защищался, выжидал с необыкновенным хладнокровием какого-нибудь промаха со стороны графа, чтобы тогда нанести ему решительный удар. В самом начале их борьбы, при первом нападении Лозериля, капитан весело вскричал: