Прокурор

– У вас что?
– спросил он.
– Сдавали в ремонт?

– Ничего не сдавал, - ответил Глаголев, бросив взгляд на мальчишек. Я бы хотел побеседовать с вами...

Зубцов поднялся. Ростом он и впрямь был под стать Михаилу Боярскому и, наверное, подражал внешне - длинные прямые волосы, усы...

– А ну, орлы, прошу освободить помещение, - обратился он с улыбкой к любопытной детворе.

Те стайкой выпорхнули из мастерской. Зубцов закрыл дверь и перевернул табличку надписью "Обед" наружу.

– Следователь прокуратуры Глаголев, - показал свое удостоверение Евгений Родионович.

– Я так и понял, - сказал мастер, нажимая клавишу на магнитофоне. Стало непривычно тихо.

– Поговорим здесь или?..
– он показал на дверцу в стене.

– Лучше там, - ответил Глаголев.

Зубцов провел его в подсобное помещение. Оно было без окон. На стеллажах лежали конденсаторы, сопротивления, мотки разноцветных проводов, радиолампы, корпуса от транзисторных приемников и магнитофонов.

– Вас устроит?
– показал Зубцов на низенькую табуретку возле небольшого стола.

– Вполне.

Глаголев сел. Мастер примостился на корпус от старого приемника. Он был спокоен все время, пока следователь заполнял бланк протокола допроса, лишь изредка проводил пальцем по кончикам усов.

– Пожалуйста, расскажите, каким образом вчера в помещении оказался чемодан с джинсами, майками и сумками?
– попросил Глаголев.

Зубцов обстоятельно, однако без особых подробностей, изложил то, что было уже известно следователю.

– Значит, вы утверждаете, что впервые видели человека, оставившего у вас чемодан?
– спросил Глаголев.

– Ну, этого я не могу утверждать, - возразил мастер.
– По-моему, он заходил как-то... У меня столько бывает народу...

– Ага, все-таки заходил, - ухватился за это признание Евгений Родинович.
– Зачем он заходил? Может, сдавал что-то в починку?

– Возможно.
– Зубцов вдруг грустно улыбнулся: - Евгений... Кажется, Родионович?

– Да.

– Евгений Родионович, прошу вас, не надо ловить меня. Поверьте, я искренне хочу помочь вам... Сегодня всю ночь не спал, вспоминал того мужчину. Ведь со мной вчера беседовал ваш товарищ... Но, увы!
– он развел руками.

– Значит, больше ничего не можете вспомнить?

– Как только что-нибудь припомню, тут же вам сообщу.
– Мастер откинул со лба свисающие волосы.

Глаголев испытующе посмотрел на собеседника, подумал: скорее всего, Зубцов говорит искренне.

А мастер продолжал:

– Вы знаете, я даже специально просмотрел сегодня книгу заказов, квитанции, надеялся: может быть, вспомню... Профессиональная привычка. Встретишь в городе человека - и сразу в уме: "Спидола-240", ферритовая антенна треснула. Или - "Соната", испортился переключатель громкости... Вы понимаете, о чем я говорю?

– Вполне, - кивнул Глаголев.

– Так вот, даже профессиональная память не помогла. Не помню - и все тут.

– Хорошо... А вашу мастерскую часто используют, как...
– Евгений Родионович некоторое время подыскивал нужное выражение.
– Ну, как камеру хранения?

– Бывает. И знаете почему?

Не дожидаясь ответа, Зубцов поднялся и поманил за собой следователя.

Они вышли.

– Видите?
– указал мастер в окно.

Напротив на двери с надписью "Камера хранения" висел огромный замок.

– Третий день гуляет Гаврилыч, - пояснил Зубцов.
– Приемщик. Неплохой мужик, ей-богу, но раз в месяц обязательно запивает... Придите завтра будет на месте. У него четко - три дня, не больше... А куда людям деваться? Приедет какая-нибудь старушка из района. У нее покупки или еще что. Меня знают. Как-никак десять лет в этой мастерской... Вот и идут.

Они вернулись в подсобку.

– И все-таки, - сказал Глаголев, - одно дело доверить вам мешок редиски, а другое - чемодан с добром на внушительную сумму...
– он покачал головой.

– Еще не такое бывает, - усмехнулся мастер, ущипнув ус.
– В прошлом году история была... Заваливается утром один тип. Знаю его, отличные груши выращивает, как мед, так и тают во рту. Дерет, правда, безбожно, но не об этом речь... Заваливается, значит, изрядно пьяный. Говорит: можно чемоданчик оставить? А почему бы нет? Ставь, отвечаю... Ушел. Так до вечера и не забрал... На следующий день является. Физиономия сизая, весь трусится. С похмелья. И вдруг, представляете, расплакался, как баба. Мужичище - во!
– Зубцов развел руки у плечей.
– А слезы ручьем. Спрашиваю: "В чем дело?" Он мне: "Понимаешь, браток, деньги вчера потерял". "И много?" - спрашиваю. "Жена, - говорит, - послала в город мебель купить, а я не удержался, купил бутылку, другую. Видно, перебрал, вот кто-то воспользовался и украл деньги, а может, сам потерял..." Посочувствовал я ему, конечно, а потом выношу чемоданчик-то, дескать, забери... Он, как увидел свой чемодан, чуть не задушил меня в своих объятьях. Деньги-то, пять тысяч, в чемодане были! А он по пьянке и запамятовал, где оставил...

Зубцов замолчал.

– Что ж, бывает, - сказал следователь.

Уловив в этих словах недоверчивые нотки, мастер обиженно произнес:

– Можете проверить. В Капустино живет. Фамилия Небаба. Запомнил, потому что смешная... Этот Небаба привез мне живого гуся и ящик груш. Все в гости зовет...
– Зубцов пожал плечами: - Не понимаю, неужели честность и порядочность теперь такая редкость?

То, что радиомастер действительно честный и душевный человек, говорили следователю и начальник отдела кадров их управления, и директор рынка. Подтвердил он и насчет Гаврилыча, приемщика камеры хранения: есть у него слабость - любит выпить. Давно директор собирается уволить его, да работник он честный...

Когда Глаголев выходил из ворот рынка, Зубцов садился в "Жигули".

– Может, подвезти вас?
– спросил он следователя.

– Спасибо, я пройдусь, - вежливо отказался Евгений Родионович.

Он долго смотрел вслед отъехавшей машине. Она была приметная, двухцветная - голубой низ и слоновой кости верх. На границе цветов была прилажена никелированная полоса. Более того, на радиаторе владелец прикрепил украшение от "Чайки", а на колпаки колес - хромированные накладки в виде спиц.

"Ну и наворотил мишуры!" - подумал Евгений Родионович.

До конца рабочего дня следователь успел допросить народных контролеров, обнаруживших чемодан, побывать на базе горпромторга и встретиться еще раз со старшим лейтенантом Коршуновым.

* * *

Придя домой, Захар Петрович удивился - жены еще не было.

– Где мама?
– спросил Измайлов у сына, переодеваясь в домашнее.

– Кажется, в гороно вызвали, - ответил сын, не отрываясь от экрана.

Захар Петрович глянул на часы: все учреждения уже закончили работу. Он прошел на кухню. Над неприбранной использованной посудой - Володина привычка, с которой оба родителя боролись безуспешно, - роились мухи.