Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
Считая, что для очистки совести вполне достаточно этих похвал, Сент-Бев не мог отказать себе в удовольствии вытащить из потайного шкафчика несколько различных ядов, правда, в растворах несмертельной концентрации. Вскоре после смерти Бальзака он заявляет, что не может принять "его стиль, жеманный и вызывающий, нервирующий, подрумяненный, с подрисованными жилками всех оттенков, стиль чарующий и развращающий, чисто азиатский, как говорили наши мастера", а также не может он принять и явную слабость господина де Бальзака ко всякого рода Сведенборгам, Месмерам, Калиостро. По словам Сент-Бева, он считал нужным сказать все это ради того, чтобы "само наше восхищение и наша дань уважения и скорби по отношению к писателю такого чудесного таланта не переходила бы дозволенных границ". Мимоходом он утверждал, что Жорж, Санд гораздо крупнее как писатель, чем
Надо коротко указать, что сталось с второстепенными действующими лицами этой драмы. Госпожа Бальзак-старшая ("бабуся", как ее звали внучки) могла еще четыре года баловать свою дорогую Лору и высмеивать Сюрвиля, своего зятя. Она любила навещать дочь, когда обязанности инженера удерживали Сюрвиля где-нибудь далеко - на канале, который он прокладывал, на каких-нибудь прудах, которые он рыл, у моста, который он строил. "Старый кот ушел, старой мыши раздолье", - писала она своим образным языком. Она по-прежнему "портила себе кровь", играла в вист, лакомилась засахаренными дольками апельсинов, поздравляла родственников с годовщинами, именинами и всякими праздниками и умоляла сноху: "Скажите мне, что вы всегда будете любить свою бедную свекровь в память о том, кто был нам так дорог... Мне нужно заплатить доктору, купить дров, отдать за квартиру, а денег у меня только-только чтобы протянуть до 1 февраля..." Надо отметить, что вдова Бальзака не допускала, чтобы его мать в чем-нибудь нуждалась.
У Лоры по семейной традиции нередко "бывали расстроены нервы". На ее красивые сказки совсем не было спросу в книжных лавках; ее муж, слишком "инженеристый инженер", больше замышлял, чем осуществлял. В последнем своем коротком письме "дорогая бабуся" писала, что она "от всего материнского сердца целует в лоб свою милую дочь". 1 августа 1854 года госпожа Бальзак-старшая сошла со сцены мира сего. Финансовые дела семейства Сюрвилей все больше приходили в расстройство. Эжен Миди де ла Гренере, именуемый Сюрвиль, умер в 1867 году, оставив после себя актив в 111918 франков, но, несомненно, пассив превосходил эту сумму, так как вдова и дочери отказались от наследства. Прелестная Софи вышла замуж за Жака Малле, вдовца, который был старше ее на двадцать лет; вскоре он исчез из дому и больше не подавал признаков жизни; брошенной жене пришлось поступить гувернанткой в семейство Мартен дю Нора, бывшего депутата парламента. Валентина Сюрвиль, вышедшая замуж за адвоката Луи Дюамеля (который стал секретарем президента Жюля Греви), умерла в 1897 году. Злополучный Анри де Бальзак так и не узнал, что его незаконный отец завещал ему в наследство 200000 франков золотом; Анри умер в нищете в военном госпитале Дзаудзи 11 марта 1858 года, за два месяца до смерти своего отца Жана Маргонна.
Даблен, бывший торговец скобяными товарами, щуплый старичок с большим сердцем, до конца своих дней оставался другом Сюрвилей. Он завещал Лоре серебряную суповую миску и пятьдесят миниатюр. Софи - шкатулку саксонского фарфора и (как она и предвидела) китайскую чашку, Валентине - две эмалевые вазы, которые очень нравились Бальзаку. Быть может, они предпочли бы получить "немного наличных денег", но Даблен подумал обо всех: о бедняках своего квартала и о неимущих в Рамбулье, о своих старых слугах, о многочисленной родне, о бесчисленных друзьях и о музее Лувра. До тех пор пока люди будут читать книги, его имя останется связанным с именем Бальзака, особенно с романом "Шуаны" ("Первому другу - первое произведение").
Молчаливый и серьезный майор Карро умер в 1864 году. Зюльма Карро, обеднев после смерти мужа, вынуждена была расстаться с Фрапелем; она переехала в Ноан-ан-Грасе, поселилась в "маленьком коттедже", писала книги для детей; "Бабушкин полдник", "Маленькая Жанна, или Невыученный урок" и другие пользовавшиеся успехом произведения для "Розовой библиотеки". Она прожила до 1889 года, пережив двоих сыновей: Йорика, капитана стрелкового полка, убитого в 1870 году под Седаном, и Ивана, главного инспектора Департамента вод и лесов, скончавшегося в 1881 году. Мадлена Карро, дочь Ивана, вышла замуж за Жоржа Пейеля, который стал первым председателем Счетной палаты; от этого брака родился Раймон Пейель, известный в литературе под псевдонимом Филипп Эриа.
По завещанию Бальзак сделал жену единственной своей наследницей и признал за собой долг перед ней в сумме 130000 франков. Она дала ему взаймы вдвое больше. Мари дю Френэ Бальзак завещал "Голову Христа" работы Жирардона, которая
не была работой Жирардона, в раме работы Брюстолона, которая не была работой Брюстолона. Различные вещи он оставил доктору Наккару, Александру де Берни, Зюльме Карро - в знак признательности за их верную дружбу.Вдова Бальзака могла бы отказаться от наследства, обремененного большим пассивом. Она, наоборот, сочла себя обязанной уплатить все долги. Благодаря ей мать Бальзака не знала нужды, но порой Чужестранка безжалостно давала ей почувствовать тяжесть своих благодеяний. На просьбу свекрови увеличить назначенный ей пенсион она сухо ответила: "Я, кажется, не давала вам иных обещаний, кроме обещаний аккуратно выплачивать вашу ренту, и уверяю вас, что это мне нелегко. Вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что все мое состояние ушло в руки кредиторов вашего сына..."
Ева де Бальзак - мэтру Делапальму, нотариусу:
"Четыре месяца я была не женой, а сиделкой господина де Бальзака. Ухаживая за неизлечимо больным своим мужем, я подорвала свое здоровье и потеряла свое личное состояние, согласившись принять от него наследство, обремененное долгами и всякими неприятностями..."
Все это верно.
Скорбь Эвелины де Бальзак была искренней, горячей и недолгой. Она писала доктору Наккару, что теперь она только тело без души - выражение, унаследованное ею от покойного. "Нет, дорогой доктор, несмотря на свой высокий и огромный ум, вы не можете себе представить, что во мне происходит. Вы не знаете, сколько надо мужества, чтобы жить, когда жизнь стала сплошным страданием..." В память об умершем вдова подарила доктору Наккару знаменитую трость с инкрустациями из бирюзы.
Супруги Мнишек были потрясены смертью их дорогого Бильбоке. "О моя любимая, моя несравненная, обожаемая мамочка! Какой ужасный и нежданный удар!
– писала Анна.
– Всю свою жизнь мы употребим теперь на то, чтобы смягчить для вас тяжесть этого страшного горя". Зефирина и Гренгале продали большую часть своих владений в России и, оставив за собой только Верховню, доверили управление ею доктору Кноте. Приехав к Эвелине, они решили обосноваться в Париже и построили себе рядом с "несчастливым домом" на участке, купленном у художника Гюдена, роскошный особняк. В застекленных витринах там нашли себе приют коллекции жесткокрылых, собранные Георгом.
В пятьдесят лет вдова Бальзака оставалась привлекательной и пылкой женщиной. "Ради нее, какова она есть, - говорил Барбе д'Орвильи, - стоило пойти на всякие безумства... Она отличалась величественной и благородной красотой и, хотя, располнев, стала несколько грузной, все же сумела при всей своей дородности сохранить большое очарование. Особую пикантность придавали ей прелестный иностранный акцент и весьма волнующие томные манеры..."
Она действительно взволновала против его воли молодого литератора Шанфлери. Когда умирал Бальзак, его не было в Париже, и, вернувшись, он пришел с визитом к вдове. Она приняла гостя хорошо, слишком хорошо, и попросила помочь ей разобрать бумаги ее знаменитого супруга.
"- У меня болела голова, - рассказывает он, - и в разговоре я несколько раз прижимал руку ко лбу.
– Что с вами?
– спросила она.
– Не знаю... Невралгия.
– Я вылечу вас, сейчас все пройдет.
И, встав позади меня, она положила мне на лоб обе ладони. В подобных положениях возникают некие магнетические флюиды, и тогда уж люди на этом не останавливаются..."
Так началась эта связь. Шанфлери был на двадцать лет моложе "прекрасной сарматки", которая 13 мая 1851 года писала ему: "Каждый вечер хожу в кафе-шантаны и очень веселюсь!.. Позавчера смеялась до упаду. Никогда еще так не хохотала. Ах, до чего ж приятно, что я никого не знаю, что мне ни с кем не надо считаться, что я совершенно независима и свободна, как в горах, и вместе с тем сознавать, что я в Париже..." Очевидно, парижская жизнь пришлась ей по вкусу, раз она больше не возвращалась на родину.
Долг предписывает каждой вдове писателя усердно заботиться об увековечении памяти мужа. Ева поручила Дютаку подготовить к изданию полное собрание сочинений Бальзака, а вернее, дополненное собрание сочинений, так как настаивала на включении в него "Депутата от Арси" и "Мелких буржуа", хотя оба романа были в набросках. Чтобы их закончить, она хотела дать покойному мужу в качестве анонимного и посмертного сотрудника своего любовника. Но Шанфлери отказался от этой работы, так как не одобрял ее. Тогда, чтобы волей-неволей удержать при себе возлюбленного, Чужестранка прибегла к иным средствам.