Прометей, или Жизнь Бальзака

"О нежная, сладостная надежда! Снизойди на мою душу, и я стану тебя лелеять! Пошли мне моего милого, моего обожаемого властелина, возвести мне его появление. Если хочешь, я воскурю фимиам на твоих алтарях и не стану одолевать тебя множеством нескромных просьб, позволю себе лишь одну мольбу и умолкну: мне нужен он, и только он. А там ты можешь рассыпать другим свои благодеяния, хоть полными пригоршнями; я ни о чем больше не попрошу ни тебя, ни великую вершительницу наших упований - судьбу.

Мой милый, само солнце как будто сговорилось с моей душою; нынче оно дарует свежесть всей природе, подобно тому как наша любовь дарует свежесть моему существу; неведомая сила приподнимает меня над землей, как будто горние пределы ожидают меня. Быть может, я слышу приближение своего ангела".

После подобной рапсодии ему оставалось только по привычке сказать "та-та-та!", однако столь сильная страсть трогала Бальзака, и, хотя у него теперь были и другие возлюбленные, Dilecta с полным правом могла говорить о его "драгоценном и неизменном постоянстве".

Он твердо решил возвратиться в Париж с охапкой рукописей под мышкой; писателя не слишком занимало, что былые его учителя - Вильмен, Гизо, Кузен - пришли к власти. При всякой перемене режима люди начинают охотиться за должностями. Приятели Бальзака получили различные посты: Жирардена назначили инспектором музеев и художественных выставок, Стендаль стал консулом в Триесте, Дюма - хранителем библиотеки, Филарет Шаль - атташе французского посольства в Лондоне. Бальзак для себя ничего не просил и даже осуждал их. Его политическое честолюбие шло дальше. Одна мысль сделаться правительственным чиновником приводила его в ужас. "Бальзак раскроет свою тайну лишь в тот день, когда станет министром, - писал позднее Арсен Уссэ.
– Его спросили, когда это произойдет. Он ответил: "В тот день, когда Франция вспомнит о Ришелье".

В сентябре он вернулся в столицу: Жирарден заказал ему для журнала "Волер" серию "Писем о Париже", в которых автор должен был рассказать читателям из провинции об Июльской революции и ее последствиях. Кроме того, супруги Карро просили Бальзака о поддержке, ибо над Сен-Сиром нависла угроза перемен. Ему понадобились подробные сведения о том, что именно у них происходит: "Завтра я обедаю с личным секретарем военного министра, это мой добрый приятель и славный малый, он мне ни в чем не откажет". Не ограничиваясь этим, Оноре решил посоветоваться со своей присяжной гадалкой, пользовавшейся у него полным доверием. Однако оба авгура - и секретарь министра, и гадалка - выказали одинаковую неосведомленность. "Держитесь за Политехническое училище, - рекомендовал Бальзак чете Карро, - ибо Сен-Сир почти наверняка будет упразднен". Училище в Сен-Сире упразднено не было, но майора Карро в июле 1831 года назначили инспектором пороховых заводов в Ангулеме; он с полным основанием воспринял это как немилость.

Поначалу "Письма о Париже" казались объективными и беспристрастными. Слишком беспристрастными, по мнению непримиримой Зюльмы Карро. Бальзак защищался. Ведь "Письма" должны были не столько дать представление "о взглядах автора, сколько нарисовать правдивую картину различных политических течений и борющихся между собой идей". Летом друзья в лирических тонах описывали ему Свободу на баррикадах - в духе известного полотна Делакруа; по возвращении из Тура Бальзак обнаружил, что в Париже царят спокойствие и скептицизм; он об этом и сказал. Писатель нарисовал запоминающиеся типы: воинствующий стратег из кафе "Коммерс", готовый объявить войну всей Европе; ему противостоит рьяный поборник мира "достопочтенный землевладелец, чьи поместья расположены вдоль границ, где велись бы военные действия". Бальзак безжалостно высмеивает дележ "добычи". Все "победители Июля" желают стать супрефектами, консулами. "Разыгрывается настоящая комедия. Вы на каждом шагу встречаете fashionabies [светских щеголей (англ.)], у которых пулями пробиты... куртки их слуг... Вам покажут шестьсот героев, каждый из которых первым проник в Лувр". Один из его друзей, доктор Меньер, перевязывал в больнице тех, кого ранили в июльский дни. Все они были из простонародья. А теперь буржуазия оттесняла из; от власти. Больше того, она обращалась с ними как с врагами. Правительство господ Тьера и Минье было не более либеральным, нежели правительство Карла X. "Как видно, все правительства, - писал Бальзак, - должны прибегать к одним и тем же плутням и манипулировать, подобно фокуснику, одним и тем же шариком". В свое время либеральная оппозиция поносила господина де Виллеля, требовавшего, чтобы государственные служащие разделяли взгляды правительства; ныне, когда эта самая либеральная оппозиция "приходит к власти, она издает циркуляры, обязывающие чиновников разделять ее взгляды".

В первых "Письмах о Париже" Бальзак, критикуя новый режим, тем не менее, казалось, принимал его. Но очень скоро наступило разочарование и автор прямо заявил об этом в газете "Карикатура". Он потешается там и над Луи-Филиппом, и над Лафайетом, этим тщеславным и слабохарактерным "героем", и над Тьером, этим беззастенчивым карьеристом. Но чего хочет сам автор? Новых выборов и прихода к власти молодежи. Геронтократия (власть древних старцев и юных старичков) - главная причина бездарного правления. Судьбу Франции отдали в руки людей ничтожных. Столбцы "Карикатуры" заполнены хвастливыми тирадами господина Прюдома, нелепого и торжествующего, насмешками над национальной гвардией - гротескным порождением бюрократического режима. Кто ныне правит Францией? Победители Июля? Вовсе нет. Бакалейщики, ловко похитившие победу! Кто направляет внешнюю политику страны? Поборники национальных границ? Враги Священного союза? Вовсе нет. Ее направляют люди, желающие добиться мира любой ценой, готовые спокойно взирать на то, как подавляют бельгийскую и польскую революции.

Если невозможно проводить решительную политику за пределами страны, пусть по крайней мере внутренняя политика будет смелой и отважной. Полная свобода печати! "Талантливый человек, подвергающийся преследованию, всегда сильнее властей предержащих". Пусть выборы депутата парламента не зависят ни от какого ценза. Кандидату незачем платить столько налогов; чтобы стать депутатом, достаточно быть французским гражданином не моложе двадцати пяти лет. Это требование, бесспорно, отвечало интересам самого Бальзака, ибо при всем своем безграничном честолюбии он понимал, что вынужден будет считаться с существующим порядком избрания в парламент; но требование это отвечало также интересам Франции. В глубине души Бальзак, сын чиновника Империи, сохранил чувство восхищения перед Наполеоном; этот буржуа из квартала Марэ желает свободы, но не равенства. Он смотрит на социальный мир, как Кювье и Жоффруа Сент-Илер смотрели на мир животных, он наблюдает и в обществе ту же неумолимую классификацию, и это обрекает в его глазах на неудачу все утопические мечты.

Бальзака отнюдь не радует, что все в природе подчиняется непреложным законам, но он отдает себе в этом отчет; "Я не создаю нацию по собственному произволу, а принимаю ее такой, какова она есть". Всякое организованное общество, по его словам, - результат охранительного договора, заключенного между богатыми и зажиточными и направленного против бедняков. Обездоленные восстают, но угнетатели постоянно одерживают верх. Даже те, кто совершил Французскую революцию, придя к власти и сделавшись богатыми и праздными, объявили ее идеи подрывными и опасными. Революция породила в конечном счете деспотическое правление Наполеона. А кто ниспроверг Наполеона? Меттерних и потомки тех, кто оказался жертвой Революции. Социальную лестницу может изменить лишь постепенная трансформация. Задача романиста - вычертить схему классов в обществе. Мир един. Развитие в нем идет от животного к ангелу через человека.

"Мистическая лестница Иакова, зоологическая лестница и лестница социальная; небесные сферы, животные виды и классы общества; постепенное развитие всего сущего, эволюция видов и честолюбие людей - вот три различных аспекта единой реальности". Таковы, по словам Гийона, философские взгляды, опираясь на которые Бальзак намерен был создавать свои произведения. Но самый процесс творчества несравненно сложнее, чем философская система.

XII. ШАГРЕНЕВАЯ КОЖА

Небо полно аллегорий.

Ален

Жизнь убывает в прямой зависимости

от силы желаний.

Бальзак

Финансовое положение семьи ухудшалось. Госпожа Бальзак почти ничего не унаследовала от мужа. У нее было заемное письмо от Оноре - залог весьма ненадежный - да ее собственное имущество: ферма в Турени (она продала ее в январе 1831 года за 90000 франков) и скромный дом в Париже. Ей следовало обеспечить детей Лорансы. У Лоры подрастали две дочери - Софи и Валентина, в один прекрасный день их надо будет, как принято в буржуазных семьях, "пристроить". Стремясь увеличить свои доходы, Сюрвиль пошел на риск. В 1829 году он оставил незавидную, но надежную должность в ведомстве путей сообщения и решил заняться строительством отводного канала в низовьях Луары, между Орлеаном и Нантом. "Жизнь Сюрвиля - государственного служащего закончилась: на сцене появился Сюрвиль-изобретатель", - пишет Анна-Мари Мейнингер.

В 1830 году Эжен и Лора поселились в Париже. "Покидая Версаль, они ступили на путь, ведущий в Эльдорадо". Между тем Сюрвиль не добился даже официального подряда на строительство канала; он собирал деньги для создания "акционерного общества по изысканиям"; в этой затее приняли горячее участие Померели, их друг Шевалье де Валуа, доктор Наккар и госпожа Бальзак, которая никогда не могла устоять перед самой ненадежной спекуляцией. Инженер сулил прибыли, равные вложенному капиталу! Капитал увеличится вдвое. Сногсшибательная спекуляция! Но вскоре "непримиримый республиканец" Сюрвиль стал жаловаться на заговор (воображаемый), который устроили против него иезуиты. Оноре, неизменно находивший в семейных неприятностях источник для новых литературных замыслов, уже приступил к работе над "Административными злоключениями счастливой идеи" и придумал впрок превосходное название: "Страдания изобретателя". В ту пору между ним и четой Сюрвилей существовали самые дружеские и родственные отношения. Пока что они делили только неудачи, но в один прекрасный день будут делить золотые россыпи. А в ожидании он внимательно наблюдал жизнь супругов.