Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Пронзительная жизнь
Шрифт:

– Я… – Саша запнулась, голос мгновенно осип, ей стало страшно и опять, почему-то совестно, за то, что она родила такого ребенка.

– Не торопитесь, – сказал голос, и Саша даже сквозь мысли о повышенной нервной потливости поняла, что он слишком молодой.

– Я … родила ребенка … инвалида. И я так больше не могу…

Телефон молчал. Видимо, Саша попала на стажерку, которая за день успокоила столько старушек, страдающих несуществующими болезнями, девочек, которых бросили парни и якобы обижают родители.

– Могу я поговорить с кем-то поопытнее? – не ожидая от себя такой прямоты, глухо сказала Саша телефону.

– Конечно, – с облегчением донеслось до нее, – ждите, пожалуйста, на линии.

Естественно, ждать она не стала. Хотела сразу же перезвонить, чтобы соединиться с другим душевным

помощником, но… Сама себе не могла объяснить, что это за "но". Она потерпит. Потому что даже бесплатные душеврачеватели не могут ей помочь.

“Весь мир театр, а люди в нем актеры” Саша с удовольствием бы перефразировала исходя из своего морального состояния: “Весь мир дерьмо и люди в нем суки”.

Однако, это моральное излияние было в таком виде первый раз. Саша поняла, что можно пить, но не перегибать палку, так, чтобы просто стать немного веселее, но не утратить контроль, так, чтобы ____ был всегда рядом, вернее, в соседней комнате, и она могла в любой момент посмотреть, как его самочувствие. Пить плохо, алкоголизм ужасен.

А женский алкоголизм неизлечим – говорят они. Кто они? Некие они, нейтральное общество, которое только и умеет морализаторствовать, надевать белое пальто и показывать пальцем на антисоциальные элементы. Но они не понимают настоящей жизни, они живут в мире, где самым неприятным может быть лишь то, что ты не само реализовался так, как хотел, а живешь хорошо, только порадоваться совсем не можешь. Хотя…

Есть люди, которым и обычную-то жизнь тяжело жить, не говоря о каких-то преодолениях. Для них преодоление – это каждый день вставать в шесть утра; собирать себя на работу, долго ехать по пробкам, ругаясь в автобусе, или в машине – это почти оно и то же с разницей лишь в нулях в цифрах дохода – на работе зевая, ставить чайник-кофейник, некоторое время пребывая в сонном оцепенении, а потом нехотя сбросить его и приступить к обязанностям; сходить на обед в нужное время и почти всегда в одно и то же место, с одними и теми же людьми; последний час на работе неистово ждать и смотреть на часы; вернуться домой опять по пробкам, зайти в магазин, долго выбирая что сегодня есть на ужин, какой сериал смотреть, какую книгу читать, а может и просто заказать продукты/ужин на дом и доверить выбор визуального развлечения “рекомендованному”.

И это ведь не плохо, это жизнь. Простая, обычная, так много кем желаемая, с учетом хорошего дохода и более-менее любимого дела.

Саша всегда думала, что такая жизнь не для нее. “Где развитие, где драйв, стремление к новому и путешествиям?” – возмущался самолюбивый и инфантильно максималистский мозг. В это время жизни она – как и многие из ее окружения – еще не понимала, что люди сотни лет люди ищут ответ на вопрос “как жить, чтобы жить, а не существовать”, и неизменно находят его в том, что жить надо в процессе, в каждой секунде, прямо сейчас, наслаждаясь маленькими вещами, и в 20-х годах 21 века – это новые впечатления, путешествия, великие игро-сериально-киношные индустрии, вкусная еда и iqos, активисткие движения на любой вкус, социальные сети для демонстрации своей жизни, культ саморазвития.

Я живу, вот он я. Я есть!

Каждый кричит. Каждый вопит. И голос современности состоит именно из сотен тысяч таких криков, в которых ты тонешь, а потом отбрасываешь все и начинаешь кричать сам. Новый мир, который вбирает в себя все разнообразие ощущений, действий, слов, характеров, сюжетов.

_____________

Как гром среди ясного неба обрушилось на Сашу сообщение от девочки бухгалтера, которая вела ее микробизнес. Она напоминала, что до 31 декабря нужно оплатить обязательные фиксированные взносы в ПФР и ФСС. Когда Саша увидела суммы, то чуть в обморок не упала. И быстро ответила: “я не веду ИП больше 8 месяцев, мне тоже надо платить?” и стала ждать спокойного “нет”. Но бухгалтер написала совсем не то, чего хотела Саша: “Фиксированные взносы обязательны для оплаты ИП, даже если он не ведет деятельность”.

Саша хотела отбросить телефон в стену, но вовремя остановилась – новый ей был сейчас совсем не по карману. Черт! Гребаный ИП про который она совсем забыла. Ну и дура она, даже не подумала спросить про взносы, пошлины и т.д. Дохода нет, думала –

налоговую декларацию нулевую сдаст и все, а ИП пусть висит. Ага, вот и повис камнем на шее.

Она поблагодарила девочку и попросила реквизиты для оплаты. Ей, похоже, нужно уже привыкать платить за свою глупость и беспечность.

Пришлось зайти в Сбербанк и оплатить взносы на 30 600 рублей. Там же, подумав, она оплатила квартиру на 2 месяца вперед – это было в минус 10 250 рублей. Когда пришла домой, открыла приложение, то уронила голову на руки. В первый раз в жизни скоро ей придется выискивать любимую гречку дешевле на 20-30 рублей, выбирать вместо сыра за 200 рублей, плавленый сыр за 50 и все в таком духе. Но чуть успокоившись и посмотрев несколько кулинарных сайтов и блогов, она составила себе адекватное полноценное и недорогое меню. И поняла, что должна пересесть на общественный транспорт – пока никакого такси, на который она тратилась для поездок к специалистам и на реабилитацию. А также подумала, что неплохо бы узнать, какие выплаты положены ей, как матери-одиночке, когда поедет в соцстрах за обязательной бумажкой для больницы.

Падать ниже было просто некуда.

__________________

Она подошла к остановке с коляской, чувствуя себя дико, неуверенно, не совсем понимая, что же делать, как платить, как садиться с ____. Она не ездила на общественном транспорте – кроме метро, естественно – больше пяти лет. Ледяной ветер – вот да, температуре заблагорассудилось опуститься именно сегодня, когда ей никак без поездки – задувал ей под пальто и просачивался между микроскопическими открытыми участками на шее. Хорошо, хоть ___ всегда был одет очень тепло, уж об этом Саша заботилась.

Место рядом с остановкой уже на подходе показалось ей паршивым: цветочный киоск “3 гвоздики за 150 рублей и пошлого вида мягкие игрушки для ваших дам”; исписанный рекламой, а затем исплеванный местным контингентом асфальт; а вот вполне новый остановочный киоск, внутри которого уютно устроился пьянчуга, пересчитывая мелочь после покупки булочки и чая, которые стояли тут же, рядом, на заразной скамейке. Саша встала подальше, не доходя до скопления людей – около 5 человек, смотрящих в сторону, откуда должен прийти автобус. А она заранее погуглила, а затем и скачала приложение – естественно, после поездки или этого безденежного периода она его удалит – чтобы проследить, когда приедет нужный автобус.

Казалось бы, зачем выеживаться, изображать кого-то? Она мама такого ребенка. Но Саша все равно, с некой тупой пустотой продолжала отстраивать свой с ____ образ от стереотипа постоянного пользователя маршруток, автобусов, троллейбусов и трамваев. Она не хотела, даже в своем чрезвычайно печальном положении, чтобы кто-то подумал, что она – как все они – не имеет средств передвигаться на машине.

Когда подошел автобус, Саша пыталась гордо залезть с коляской, а когда не получилось, она долго возилась, и помогла какая-то старушка, то ей показалось, что на них с _____ с осуждением смотрит весь автобус. Она встала, стараясь не облокачиваться на перила, уткнула коляску и растерянно озиралась в поисках кондуктора, чтобы приложить уже телефон к терминалу и успокоиться. Но что-то было не так. Саша робко осмотрела салон, а потом задумчиво уставилась в окно.

Хоть автобусы, в среднюю дверь которых можно было войти с коляской, были относительно новыми, но отпечаток засаленности, заношенности, затертости людскими жизнями уже казалось въелся в их облик. Грязные поручни, серая жидкая каша на отогретом радиаторами полу, сидения, если и обновленные, то протёртые и продырявленные в нескольких местах, промежуточная и очень некомфортная температура – либо слишком жарко у печки, либо продувает от раскрывающихся дверей.

Главную атмосферу общественного транспорта создавал даже не внешний вид, а люди. Неплохие люди, обычные люди – трудяги, которые едут после ночной смены, приличные офисные работники, следящие за тем, чтобы не запачкать пальто; мелкие руководители отделов, только что взявшие ипотеку и родившие детей, а поэтому желающие сэкономить; студентки и школьницы, занимающие три задних места и воркующие о мальчишках и юных легких делах; бабушки, которые забирают внуков со школы, завернув им в шуршащий пакет яблоки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Поделиться с друзьями: