Пропавшая история: статьи

И «повелитель вселенной» повернул назад.

Вот тогда и поняла Русь знамение Сергия Радонежского, и стали он и князь Дмитрий Донской святыми.

Но всё это будет потом, а сейчас, в весну от сотворения мира 6888-ю, от Рождества Христова — 1380-ю, шёл по русскому полю пахарь с деревянной сохой, и мелькали в его голове мысли: «Хлебушко по осени должон быть хорош, все приметы были, а татары и придут аккурат к собранному урожаю — батюшка в церкви сказывал. …и все на спину упали, а Никита прям на ежа — во смеху-то было, а княжой дружинник Василий велел себя мечами рубить, думали, умом тронулся, ан нет — даже синяков не осталось. …шестой я, по леву руку посадские, по праву зареченские — выдюжим!»

…И встала на поле Куликовом Стена Железная в тринадцать вёрст…

Вот что можно увидеть в коротком получасовом сне, если в погожий день 8 сентября случайно задремать в траве Куликова поля близ берега Дона.

Пропавшая история

Встала на поле Куликовом «стена щитов» длиной в тринадцать вёрст, потом навсегда стал Дон до самого устья Тихим, когда пронёс в своих водах миллион (а то и более) трупов. Многие историки-профессионалы никогда не согласятся с тем, что написано в главе «Святая Русь», ведь в летописях ничего подобного нет, поэтому «этого не могло быть, потому что не могло быть никогда». Общее мнение будет опираться именно на это выражение, но вряд ли кто-либо скажет так прямо, хотя и это не исключено. Будут приводиться тысячи аргументов, но позвольте, господа академики и профессора, ваши аргументы отмести из-за одного-единственного утверждения вашего же коллеги.

В телефонном разговоре с автором один довольно известный историк авторитетно утверждал, что Русь не знала, что такое гвозди, вплоть до XVI века! При этом данный учёный муж ссылался на… печально известного академика Фоменко, называя того чуть ли не «последней научной инстанцией». Замечание же автора о том, что русские подковывали лошадей железными гвоздями, а не деревянными, собеседник сначала проигнорировал, а потом всё-таки ответил, что никто не знает, как и чем русские крепили лошадям подковы. Отсюда можно предположить (соответственно логике того же Фоменко и иже с ним), что русские кузнецы вплоть до XVI века подковы лошадям могли приклеивать, например, японским клеем «Супермомент». А почему бы и нет?

Не будем называть фамилию историка — человек уже в возрасте, жизнь есть жизнь, лишь скажем, что кое-что из его более ранних трудов использовано при написании «Святой Руси». Что же касается отсутствия в летописях фактов, которым историки только и верят, то пусть они вспомнят, как ещё совсем недавно неоднократно пытались (и сейчас пытаются) «переписать» историю. Но это «открытие» отнюдь не принадлежит XX веку н.э. Первая такая попытка (первая ли?) была предпринята в Древнем Египте, когда после смерти фараона Эхнатона каста жрецов уничтожала даже память о нём. Эхнатон попытался упразднить сонм старых богов и ввести в Египте единобожие. Лишь через три тысячи лет учёным удалось восстановить историю правления Эхнатона и его деяния, а также то, как последующие властители уничтожали память о нём.

Так что попыткам переписать историю отнюдь не сто и даже не пятьсот лет, а намного больше. Что написано пером, то, к сожалению, можно вырубить топором, сбить киркой, замазать краской или чернилами, а то и просто сжечь. Рукописи горят, и за тысячелетия человечество утратило очень многое — одна Александрийская библиотека чего стоила, не говоря уже о других более мелких архивах-хранилищах. Подобных примеров сами историки могут привести множество, а потому вернёмся в XIV век, на Русь.

Больше ста лет длится унизительное иго, и именно мечта об освобождении и сплотила Русь на Куликовом поле. Любое дело начинается с идеи, потом нужны финансы и люди, которые будут эту идею осуществлять. Вне всякого сомнения, основные черты политики по отношению к Орде были заложены Александром Невским. Эстафету перехватил его младший сын Даниил Московский; «стартовый капитал» дал Иван Калита, внук Невского, а вот уже потом продолжателем политики, направленной на освобождение от ордынского ига, могла и должна была стать Русская православная церковь!

Идею использовать церковные структуры для сугубо мирских, в том числе и военных целей, могли подсказать, сами того не желая, многочисленные ордынские ханы, относящиеся к священнослужителям других религий с известной долей веротерпимости и даже уважения. Кто из русских светских или церковных деятелей первым пришёл к мысли использовать церковь в качестве главной объединяющей и руководящей силы — неизвестно, но таким человеком вполне мог стать Сергий Радонежский.

Лишь через двести с лишним лет появится на страницах истории кардинал Ришельё, занимавшийся отнюдь не церковными делами и прославленный Александром Дюма. Сможет ли кто-нибудь написать подобное о Сергии, перед которым Ришельё выглядит дошкольником, ибо Франция его эпохи при всех её неурядицах всё-таки была независимым государством.

Первым министром в независимом государстве быть легче, чем проводить политику объединения в стране, разрозненной на отдельные государства, чья раздробленность искусственно поддерживается иноземными захватчиками, обладающими огромной военной силой, и которые, только заподозрив что-либо опасное для себя, могут превратить такую страну в настоящую пустыню. Вдобавок эти же захватчики, находясь в «симбиозе» с покорённой ими страной, постоянно требуют денег, денег, денег, а если им кажется, что дают мало, ещё и грабительские рейды совершают. А достойный отпор этим бандам дать нельзя, т.к. тогда на страну может обрушиться нашествие.

Смог бы Ришельё в таких условиях управлять Францией? Сергия ещё при жизни называли «игуменом земли Русской». Игумен — это глава монастыря, в ведении которого находилась вся монастырская жизнь: распорядок, дисциплина, хозяйство, финансы и оборона обители, которая при необходимости могла превратиться в крепость, что на Руси случалось достаточно часто. И теперь попробуем понять, за что Сергий Радонежский получил столь почётное звание.

Информация к размышлению. Сергий Радонежский, в миру Варфоломей Кириллович, церковный и политический деятель, сын ростовского боярина Кирилла и Марии, родился 3 мая 1314 года предположительно в селе Варницы Ростовского княжества, умер 25 сентября 1392 в основанном им Троице-Сергиевом монастыре.

По другим, очень разноречивым данным, Сергий родился в 1319, 1320 или 1322 году, умер в 1391 или 1392 году.

Имя Варфоломей было довольно редким среди боярства той эпохи и вообще не встречалось среди княжеских имён.

Место рождения Варфоломея известно лишь предположительно, а о его родителях известно очень мало. Из близких родственников имел двух братьев — Стефана и Петра. Жизнеописанием Сергия служит его «Житие», написанное в 1417–1418 годах учеником преподобного Епифанием Премудрым и переработанное во второй четверти XV века известным агиографом (от греч. «агиос» — святой и «графо» — пишу) Пахомием Сербом (Логофетом).

Похоже, что Епифаний Премудрый начал писать свой труд о Сергии либо в 25-ю годовщину его смерти, либо к столетию его рождения (если тот родился в 1319 году), а подобные работы, посвящённые таким «круглым» датам известных лиц, стали появляться много позже.

Первая редакция «Жития Сергия Радонежского» до нас дошла в более поздних обработках Пахомия Серба, наиболее полный епифаньевский текст сохранился в поздних рукописях XVI века, т.е. записанный через 200 лет, причём наиболее сильной переделке он подвергся именно в той части, которая рассказывает о самом активном времени жизни Сергия. Из-за многочисленных редакций текста имеются сложности с интерпретацией событий, описанных в «Житии», — многие из них привязываются к разным датам.

Помимо труда Епифания, о Сергии написано очень немного. Уже в XIX веке наметились три метода описания его деятельности. Первый, самый простой, заключался в прилежном пересказе «Жития» со скромным авторским комментарием нравственно-дидактического характера. Этим путём шли главным образом церковные авторы. Их труды во многом напоминают иконы XIX столетия: та же холодноватая сентиментальность, экзальтированные жесты и позы, слишком яркие краски.

У истоков второго пути стоял крупнейший историк Русской церкви Е.Е. Голубинский. Анализируя и сравнивая различные списки «Жития», пользуясь данными летописей, он попытался с максимальной точностью воссоздать внешнюю сторону биографии Сергия. Как и следовало ожидать, суховатая, академичная манера письма Голубинского вызвала раздражение приверженцев «иконописного» метода изображения «великого старца».