Пропавшая ватага

– Плохо дело, славный мой Ганс, – напустив на себя нарочито озабоченный вид, Митаюки уселась на край ложа, словно бы невзначай положив руку на горячее под рубахой плечо наемника из далекого Мекленбурга. – Верные люди докладывают – в верховьях Ямтанга вновь зреет мятеж. Муж же мой, атаман Матвей Серьга, нужен здесь, ты знаешь. Ах, без тебя не обойдемся, милый Ганс! Кому же еще, как не столь славному и опытному вождю, возглавить войско?

– Повоевать? – весело засмеялся немец. – Вот это дело! Клянусь святой Бригитой, всегда готов… как и к тому, чтоб поцеловать вас, моя прекрасная королева!

Ах, напрасно юная ведьмочка явилась к старому кондотьеру вот так, запросто, в узких, облегающих бедра оленьих штанах и тонкой накидке, скрепленной на плечах нефритовыми, оправленными в золото фибулами и при ходьбе не скрывавшей почти ничего, ну, разве что – грудь. Впрочем, гостья специально так села, чтоб и грудь обнажилась слегка… ой, не напрасно!

– Ах, госпожа моя! – спрыгнув с ложа, Штраубе упал на одно колено. – Целую ваши ручки.

Спрятав улыбку, Митаюки-нэ с царственным видом протянула для поцелуя опущенную вниз ладонь – была у них с немцем такая игра, что ли.

Коснувшись устами теплой золотистой кожи, Штраубе нежно провел ладонью по девичьему локотку, погладил предплечье… добрался и до плеча… и грудь почти до соска обнажилась…

– Ну, хватит! – с напускной суровостью чаровница отдернула руку.

Мягко колыхнулась накидка, скрыв то, что ей и положено было скрывать.

– Я мужа своего люблю, ты знаешь!

– Так и любите себе на здоровье, сердце мое! – рассмеялся немец. – Мужа любить не только можно, но и должно. Однако же это вовсе не преграда для куртуазных манер…

– Для каких-каких манер?

Немец подскочил:

– О, позвольте, я вас научу, моя герцогиня! Это, знаете ли, к обоюдному удовольствию… так… и больше – ни для чего.

Шаловливая длань немца нырнула под накидку, погладив «герцогине» стан.

– Но-но! – со смехом отпрянула гостья. – Тебе что, дорогой мой Ганс, мало подаренных наложниц?

– Что наложницы, когда тут – целая королева! Которую еще надо завоевать. Взять, как неприступную крепость!

– Ну же, угомонитесь, Ганс!

– Ну, моя богиня, дайте же мне знак, что я вам не противен!

Митаюки снова рассмеялась:

– Не противен, ладно.

– И, может быть, мои надежды…

– Может быть…

– О, царица, владычица моего сердца!

– Но точно – не сейчас… когда-нибудь…

– Я сыт уже одной лишь надеждой!

Юная колдунья прекрасно чувствовала, что немец говорит искренне и столь же искренне восхищается ею, бог отворит… Это было очень приятно… как, наверное, и любой женщине.

– Да, вот еще что, славный Ганс. Скоро сюда явится воевода Иван Егоров…

– Я знаю, сердце мое. И жду его с нетерпением – это же мой давний друг и товарищ. Вот, помнится, как-то в Польше или Литве… в Речи Посполитой, короче…

– Атаман может попросить тебя вернуться в старый острог… приказать…

– Вот уж нет! – Штраубе громко расхохотался и снова сделал попытку погладить гостью, да та ловко увернулась. – Никуда я отсюда не денусь, и плевал я на чьи-то там приказы! Тем более здесь гораздо опаснее…

– Я… Мы без тебя просто не выживем, Ганс!

– Клянусь святой Бригитой, я оправдаю ваши надежды, моя госпожа! Эй, эй… куда же вы? Позвольте поцеловать на прощанье… хотя бы чмокнуть в щечку… Вот спасибо! Ура!

Скрипнула за ушедшею девой дверь. Штраубе завалился на ложе и, прищурясь, уставился в потолок:

– Вот это женщина! Умная, властная, хитрая. И – прекрасно знающая, чего хочет. А ведь она могла бы быть моей… если б тогда, в остроге… Доннер веттер, я же тогда обладал ею… да кто только не обладал. Но это – тогда, а ныне… Ныне она – царица! Юная, непостижимо женственная… и не боящаяся лить чужую кровь.

Далее Митаюки, не торопясь, обошла и всех остальных казаков, молодых парней – Семенко Волка, Евлампия с Никифором, Никодима, Васю Бескарманного и прочих, кто не уплыл встречать острожников. Со всеми говорила ласково, каждому что-то или кого-то дарила – красивых молодых рабынь да золотых безделушек, слава великим богам, нынче много, чего их жалеть-то? Хвалила, не стесняясь, каждого, и в каждого же втемяшила мысль о том, что именно он – Никифор, Никодим, Евлампий… – один из самых важных и значимых в новом остроге, разумеется, после атамана, и что здесь-то они уже десятники-сотники, в подчиненье немало людей держат, а там, в старом-то, Троицкой церкви острожке, обычными воинами будут. И золота там близко нет – все куда-то идти либо плыть нужно, не то что здесь. Вот уж есть где разгуляться, удаль свою молодецкую, силушку показать – и долю получить – по заслугам!

Казаки уши развесили – верно молодая атаманша говорит. Так и есть! Нужен им старый острог, как же! На новом-то месте куда как лучше живется.

А ведьмочка еще и колдовства подпустила, мысли хвастливые да алчные разожгла, и теперь уж была уверена – эти никуда не уйдут, останутся… до тех пор, покуда в них нужда будет.

С казаками разобралась… с теми, что были, а вот к священнику Митаюки-нэ не пошла. И вовсе не потому, что в церкви ее чары не действовали – просто и не надо было отца Амвросия уговаривать. Зачем возвращаться, когда здесь, в сем забытом богом краю, еще так много некрещеных? Когда слово Божье ежечасно нужно дикарям нести! А сколько новообращенных христиан нуждаются в окормлении? Уж это людишки такие – на старых богомерзких своих идолов вполглаза посматривают, глаз да глаз за ними! Целый приход ведь уже – не то что в старом остроге. Как все бросить? Невозможно никак! А в Троицком, там Афоня есть, паренек справный, службу потянет добре.

В новом остроге троицких казаков встретили с радостью и веселились от души. В радость эту юная колдунья не вмешивалась – пусть. Ватажники обнялись, расцеловались да поднялись в надвратную церковь, на устроенный отче Амвросием молебен. Пока молились, да разговаривали, да малость перекусили с дороги, пока то да се – поспела и банька.

– Ах, хорошо! – кряхтя, нежился на полке атаман Иван Егоров.

Матвей Серьга, смеясь, плескал на раскаленные камни водицу, а сотник Силантий, сутулясь, неутомимо работал веником.

– Ужо всех напарю, ужо!

– Тьфу ты, скаженный! Угомонися, а? Нам, чай, пировать еще.

После баньки встречала на крыльце улыбающаяся хозяйка, Митаюки-нэ, в окружении красивейших, сверкающих глазками дев. Юная атаманша нынче надела длинное русское платье да синий сарафан с маленькими золотыми пуговицами, на голове убрус сверкал жемчугом, а темные пышные волосы были заплетены в косу.

Каждого казака, начиная с атамана Егорова, Митаюки встречала низким поклоном, целовала в губы:

– Здравствуйте, гостюшки дорогие! Рады, что пожаловали. Прошу, прошу в хоромишки наши – отведать, что бог послал.

Бог послал щедро – длинный стол ломился от яств, – да и «хоромишки» Иван оценил по достоинству: крепость сильная, на века сложенная, не намного и хуже, чем Троицкий острог. По уму – так здесь, говоря на немецкий манер, сменный гарнизон держать нужно… хотя гарнизон здесь уже есть.

– Ах, мой дорогой друже, господин капитан! – поднимая золотой, искусно выделанный кубок, смеялся немец Штраубе. – Позволь за тебя выпить! Да все выпьем! За здоровье нашего атамана… Ура!!!