Пропавшая весной

– Бедная моя Джоанна! – со вздохом произнес он свою сакраментальную фразу, смысл которой для Джоанны так и остался непонятным, хотя она чувствовала в ней оскорбительною нотку.

– Но ты ведь не будешь спорить, что все волнения оказались временными, не так ли, Родни? – с легким раздражением спросила она.

– Да, – кивнул он. – В те дни нам с тобой пришлось поволноваться, я согласен. Но ты-то, кажется, и не переживала всерьез, Джоанна?

– Что ты имеешь в виду? – вспыхнула она. – Я точно так же переживала в те дни, как и ты сам, как и наша Эверил!

– Вот как? – усмехнулся Родни, – Интересно..

Что ж, может быть, Родни и прав, подумала Джоанна. По крайней мере теперь между отцом и дочерью установились достаточно прохладные отношения. А ведь прежде они были большими друзьями! Теперь их отношения можно было назвать формальной вежливостью, не более того. Но, с другой стороны, такая Эверил, отчужденная, необщительная, строгая, умеющая сама держаться на дистанции и умеющая держать на дистанции других, больше нравилась матери.

«Пожалуй, она теперь меня больше уважает, когда пожила без родителей!» – думала Джоанна.

Сама Джоанна была очень рада приезду Эверил. Нынешнее спокойствие дочери, ее холодный здравый смысл воспринимались Джоанной как залог успеха в будущей роли хозяйки дома, которую она от всей души желала своей дочери.

Но поводов для волнения и беспокойства у Джоанны и Родни оставалось еще предостаточно: теперь уже подросшая Барбара претендовала на лавры «трудной дочери».

Больше всего Джоанну раздражали вкусы дочери, проявлявшиеся в выборе друзей. Казалось, девушка не делала совершенно никаких различий между своими сверстниками! Все они предоставлялись ей добрыми, веселыми, умными, щедрыми, и все, разумеется, были от нее без ума, – а это для нее, очевидно, как считала Джоанна, самое главное! В Крайминстере было великое множество умных, добропорядочных девушек, но Барбара, наверное, из духа противоречия, не желала дружить ни с одной из них.

– Мам, они все такие глупые, ты представить себе не можешь! О чем я буду с ними разговаривать?

– Чепуха, Барбара. Я уверена, что и Мэри, и Элисон чудесные девушки и очень умные.

– Но у них нет никакого вкуса, мама! Представь себе, они носят сеточки на волосах!

Джоанна в остолбенении смотрела на дочь, пытаясь понять, в чем тут Барбара, увидела безвкусицу.

– А что такого, Барбара? – недоумевала она. – Разве это некрасиво?

– Да как ты не понимаешь? Это же своеобразный символ!

– Я думаю, ты говоришь абсолютную чепуху, дорогая. А почему ты не дружишь с Памелой Грэйлинг? Ведь ее мама очень дружна со мной. Почему бы тебе не встречаться с нею чаще?

– Ох, мамочка, она такая зануда! Она мне совсем не интересна.

– Вот как? А мне казалось, что Памела, напротив, очень умная, красивая и интересная девушка.

– Да, красивая и занудная. И вообще, какое мне дело до того, что ты о ней думаешь? Мне достаточно того, что о ней думаю я.

– Не груби мне, Барбара.

– А я не грублю. Я просто хочу сказать что будь ты на моем месте, ты бы тоже не стала с нею дружить. Мне больше нравятся Бетти Ирл и Примроуз Дин. Но ты же всегда нос воротишь, стоит мне лишь только пригласить их к чаю.

– Но, дорогая, эти девушки такие страшненькие! У Бетти отец содержит этот свой ужасный экскурсионный автобус и весь просто насквозь пропах бензином! К тому же, он совершенно не выговаривает звук «ха».

– Зато он зарабатывает много денег, мамочка.

– Деньги – это еще не все, Барбара. Бывает, что…

– В общем так, мама, – решительно оборвала ее Барбара. – Скажи: я имею право выбирать себе друзей или не имею такого права?

– Конечно, имеешь, Барбара. Кто же спорит. Но ты должна прислушиваться к моим советам. Ты еще очень молодая и неопытная.

– Значит, не имею. Все понятно, Так бы сразу и сказала! Получается, что я не имею права даже на такую малость! Ты устроила у нас в доме настоящую тюрьму!

Как назло, в эту минуту в дом вошел вернувшийся с работы Родни.

– Кто устроил из нашего дома тюрьму? – захохотал он с порога.

– Это мама устроила из нашего дома тюрьму! – возмущенно закричала Барбара, чувствуя, что к ней пришло подкрепление.

И, конечно же, вместо того, чтобы отнестись к этому разговору со всей серьезностью и как следует отчитать капризную девчонку или на худой конец поговорить с нею по душам, Родни все обратил в шутку.

– Бедная ты наша узница! – весело воскликнул он. – Прямо-таки чернокожая рабыня!

– Да, я такая и есть! – пыталась сохранить остатки серьезности и обиды Барбара, но неудержимая волна веселья уже подхватила ее.

– Чернокожая-чернорожая! – хохотал Родни. – Может быть, просто неумытая? Ха-ха-ха! Будь я премьер-министром, я бы ввел семейное рабство для подрастающих дочерей по всей Англии! Вот и мама поддерживает мой законопроект! Правда, Джоанна?

Барбара, не сдержав распиравшего ее смеха, бросилась к отцу, обняла его и расхохоталась.

– Папочка, дорогой, ты такой забавный! Никак невозможно долго сердиться да тебя! – проговорила она.

Впрочем, Барбара вообще ни на кого не могла долго сердиться.

– Развели тут телячьи нежности, – заворчала Джоанна, слегка недовольная, что дочь чаще бросается на шею отцу, нежели матери.

– Не принимай близко к сердцу, Джоанна, – со смехом утешил ее Родни, прекрасно понимавший причину ворчливого тона своей жены. – Просто у девчонки свои капризы.

– Да я-то ничего, – вздохнула Джоанна. – Меня вот беспокоят ее друзья.

– В этом возрасте они все любят яркое– то, что сразу бросается в глаза. Это пройдет. Не беспокойся, Джоанна, – сказал Родни.

«Легко сказать, не беспокойся! – с раздражением подумала Джоанна. – Да что было бы со всеми нами, со всей семьей, если бы я не беспокоилась?» Нет, Родни всегда легкомысленно относился к семье и к своей роли отца троих детей. Он никогда не понимал ее материнских чувств.

Но беспокойство и тревога Джоанны по поводу выбора дочерью подруг оказались пустяками по сравнению с тем, что она стала чувствовать, когда у Барбары дошло до знакомств с молодыми людьми.

Особенно много попортили ей нервов Джордж Хармон и этот, чрезвычайно неприятный, юный отпрыск Уилморов, известного семейства городских адвокатов, соперничающих со Скудаморами. Джоанна подозревала, что во многих делах, за которые брались и которые выигрывали Уилморы, существовала некая тайная подоплека сомнительного характера, не позволяющая взяться за это дело такому достойному и честному адвокату, как ее муж. Впрочем, и сам юный Уилмор вызывал у Джоанны сильное предубеждение тем, что частенько его видели пьяным, что слишком много говорил и не любил слушать, что слыл заядлым любителем лошадиных бегов и даже, как поговаривали, проигрывал в тотализатор на ипподроме приличные суммы денег. Именно с ним, с Томом Уилмором, Барбара исчезла тогда, в ночь на Рождество, из городского танцевального зала, где устраивался благотворительный вечер с концертом и танцами. Они появились пять танцев спустя, подозрительно взъерошенные, воровато оглядываясь, как два преступника. Смешавшись с танцующими, они продолжали кружиться как ни в чем не бывало, и лишь юный Уилмор бросал боязливые и вместе с тем нахальные взгляды в ту сторону, где Джоанна сидела за одним столиком с устроителями этого вечера.