Пропавшее сокровище

– Кто-то сегодня заработает, - меланхолично произнес старый "маршан", провожая Кортеца кислым взглядом.
– Это ловкач!..

К Кортецу подошел буфетчик, круглоголовый человек в белом переднике.

– Месье Кортец, вы кого-то ищете?

– Да, месье Птибо. Мне нужен профессор Бибевуа.

– Он уединился. Что-то пишет в бильярдной.

– Мерси...

Кортец хотел пройти в бильярдную, но что-то вспомнил и спросил:

– Он должен вам, месье Птибо?

Буфетчик развел руками:

– Как всегда, месье Кортец.

– Много?

– Неделю уже не платит. Три тысячи франков. При нынешнем курсе это, конечно, не так уж много, но...

– О ла-ла! Узнаю профессора!
– Кортец похлопал буфетчика по плечу.
– Не унывайте, месье Птибо. Может быть, мне удастся это дело уладить.

Он прошел в соседнее помещение. Здесь стояла относительная тишина, слышно было только, как щелкают белые шары на зеленых лужайках бильярдных столов, стукаясь друг о друга. Время от времени маркер торжественно возглашал:

– Карамболь, месье Роже! Тридцать два!.. Карамболь, месье Капо! Шестнадцать!.. Удар не засчитан!

В углу подле стойки с киями, у подоконника, примостился на вертящемся стуле пожилой человек, облаченный в невероятно потертую визитку. Худобой своей, чахлым лицом, острой бородкой и похожими на пики усами он напоминал Дон-Кихота, а длинными руками и большими оттопыренными ушами орангутанга. Сзади был хорошо виден его стриженый угловатый череп, посеребренный сединой. Человек быстро писал. Перо его авторучки стремительно порхало по бумаге, исписанные листы он неуклюже отодвигал в сторону. Это и был Леон Бибевуа, которого все знакомые называли "профессором", хотя вот уже десять лет прошло с тех пор, как он был изгнан из последней гимназии за пристрастие к крепким напиткам.

Кортец очень хорошо знал этого странного человека, обладавшего энциклопедическими познаниями, с феноменальной памятью, неудачника, пьяницу, но в свое время очень неплохого педагога. Бибевуа великолепно знал историю, в том числе и историю всех видов искусства; он, не глядя на подпись, мог безошибочно назвать автора картины (если тот был, конечно, известен). Он знал также все, что касалось мировой литературы, в особенности литературы древней. Кроме того, Бибевуа в совершенстве владел языками, на которых уже давно никто не говорил: латынью, древнегреческим и санскритом.

Кортец часто пользовался консультациями Бибевуа и с уважением относился к нему, не обращая внимания на странные манеры "профессора". Сейчас он видел, что Бибевуа увлечен какой-то работой; обычно высокомерный и бесцеремонный с бедняками, Кортец все же не решался окликнуть его.

– Месье Кортец!
– не оборачиваясь, сиплым голосом сказал Бибевуа.
– Вы хотите помешать мне работать?

Кортец догадался: Бибевуа увидел его отражение в темном стекле окна.

– О нет, профессор, я подожду...

– Вам придется ждать еще час. Я пишу статью вместо одного идиота, облеченного ученой степенью бакалавра.

– Это интересно. Какая тема?

– Палеографическое исследование эволюции заглавных букв в минускульном письме девятого века...

– О ла-ла!
– с уважением воскликнул Кортец.
– А что это за письмо? Кто его автор?

– Вы невежда, месье Кортец!
– просипел Бибевуа, не переставая строчить свою статью.
– Это не чье-либо личное письмо, а тип латинского рукописного письма. Выражаясь современным языком, это шрифт, которым написано большинство рукописей латинских классиков...

– Понимаю, профессор. Я пришел не вовремя, но... видите ли, у меня примерно та же тема, - стараясь говорить возможно мягче, сказал Кортец.

– Тоже статья?

– Нет... Консультация... Со мной древняя рукопись.

Бибевуа перестал писать и повернулся к нему всем телом:

– Покажите.

Кортец передал ему пергамент, оставленный Джейком Бельским. Теперь пергаментный лист был прикреплен углами к ватманской бумаге, и таким образом его обратная сторона была закрыта.

Бибевуа поправил очки и пронзительным взглядом впился в текст. Через минуту он поднял голову и посмотрел на Кортеца. Тот молча ждал.

– _Подделка_?..
– тихо спросил Бибевуа.

Кортец развел руками:

– Не знаю. Это вы должны мне сказать.

Бибевуа вскочил, подбежал к настольной лампе и вновь сунул свой острый нос в пергамент. Затем, суетливо зашарив по карманам, он извлек лупу. Кортец с интересом следил за его движениями.

Бибевуа долго разглядывал лист в лупу. Он был явно взволнован.

– Невероятно!
– пробормотал он наконец.
– Подлинник! Вы знаете, что это?

Кортец неопределенно шевельнул мохнатыми бровями:

– Приблизительно...

– Это первая страница книги, которую считают погибшей. Вместе с другими сокровищами византийской столицы она была вывезена в Рим из Константинополя в середине пятнадцатого века. Дальнейшая судьба ее неизвестна!
– Голос Бибевуа звучал патетически.
– Этому пергаменту цены нет. Как он к вам попал?..

– Я вам потом расскажу, профессор, - уклончиво ответил Кортец.
– А что здесь написано?

– Извольте! Вот точный перевод: "_Киклос_. Антология византийских поэтов. Эпиграммы элегические, сатирические и любовные, собранные _Агафием_, юристом и поэтом".

– Интересно...
– задумчиво произнес Кортец.

– Какая прелесть!
– с восхищением сказал Бибевуа, разглядывая эмблему древнего титульного листа.
– Но где же вся книга?

– У меня есть надежда, что с помощью этого титульного листа я найду всю книгу, - многозначительно произнес Кортец.

Он взял пергамент из рук "профессора", когда тот попытался отодрать ватманскую бумагу.

– Вы хорошо заработаете, если найдете ее, За такую книгу богатые коллекционеры дадут много денег, - сказал Бибевуа.

– Примерно?

– Оценщиком меня возьмете?
– хитро подмигнув, спросил Бибевуа.

– Возьму.

– Смотрите! Без обмана. Эта книга должна стоить не меньше ста тысяч долларов. Мой гонорар скромный, два процента...

Кортец похлопал Бибевуа по спине:

– Я люблю вас, профессор, и потому часть гонорара я готов предложить вам сейчас.

Бибевуа оживился: