Пропавшие без вести

– Мы с Олятой – в Звенигород! Я…

Крик не дал князю договорить.

– Войско!

Дружинник, стоявший на страже, указывал рукой на гребень берега. Там, заполняя горизонт, сгрудились всадники.

– К оружию!

Зых и Олята влезли на змеев и стали привязываться к седлам. Остальные, похватав щиты и копья, встали в ряд.

– Легкая добыча! – сплюнул Жбан, беря копье поудобнее. Иван остался на месте. Поднеся ладонь ко лбу, стал считать незваных гостей. Тех было с полсотни – по пять на каждого из его воинов. Несмотря на численное превосходство, ляхи не спешили атаковать. Один отделился и поскакал к дубу. Дружинник, стоявший обочь Ивана, натянул лук. Князь предостерегающе поднял руку. Дружинник ослабил тетиву. Лях тем временем приблизился. Богатая броня с полированными зерцалами, отделанный серебром шлем и красные сапоги на крепких ногах говорили, что это не простой воин.

Вороной жеребец, подскакав к змеям, захрапел и стал пятиться. Всадник, поколебавшись, соскочил и пошел к князю. Обрадованный конь отбежал и замер, косясь в сторону змеев.

Иван молча разглядывал незваного гостя. Тот был немолод, но крепок. Невысокий, но кряжистый, с длинными и сильными руками лях выглядел внушительно. Давний шрам, пересекая щеку, придавал его лицу свирепый вид. Покосившись на змеев, лях остановился и склонил голову – чуть-чуть.

– Коронный воевода Мацей из Застенок, герб Мзура, – важно представился он.

«Проще говоря, Мацько!» – подумал Иван.

– Ты – князь Галицкий?

Иван кивнул.

– Пошто забрел в мои земли?

– Заберу свое и уйду, – Иван кивнул на притихший с появлением всадников табор.

– То наши хлопы! – нахмурился Мацько. – Летось ушли. Весь бросили, орать некому.

– В Галиче нет холопов! – возразил Иван. – Любой, кто приходит, становится вольным.

Мацько насупился.

– Ты не вправе имать их здесь!

– Отчего же? – хмыкнул Иван. – По ряду, заключенному с твоим королем, могу преследовать татей, схитивших мое добро, на день пути от межи. Ваши земли начинаются от реки. Я далеко забрел? Или, может, разорил твою весь?

Мацько не ответил.

– А вот они, – указал князь на связанных пленников, – мою землю зорили. Сожгли избы, угнали люд, потравили посевы. Я вправе наказать.

– Как? – спросил Мацько.

– Повешу.

– Дам выкуп за этого! – Мацько указал на Збышко. – Остальных вешай! Дрянь, а не люди, раз господина не защитили… Згода?

Князь покачал головой.

– Не нужно золото? – удивился Мацько.

– Он знал, куда шел. Летось объявил: повешу любого. Если отпущу, придет снова. Мне опять ловить? Не проси!

Мацько засопел.

– Буду биться с тобой, князь!

Иван усмехнулся и выразительно посмотрел на смоков.

– С нами Езус и Матка Боская!

– Это вряд ли! – ответил князь.

Воевода повернулся и пошел к жеребцу. Тот принял хозяина на спину и поскакал прочь.

– Олята, Зых! – Князь обернулся к воинам, сидевшим на смоках. – Воеводу не калечить! Доставить целым.

Дружинники кивнули и подобрали поводья. Змеи встали на толстые лапы и разбежались. Расправив крылья, они взмыли над склоном. За рекой развернулись и встали крылом к крылу. После чего вытянули шеи и оскалили пасти. Усеянные рядами острых зубов, те были страшны. Смерды на берегу закрестились. Змеи, проплыв над ними, устремились на ляхов, уже скакавших к дубу с копьями наперевес. Приблизившись, смоки заревели – еще сильнее и ужаснее, чем недавно. Непереносимый рык сломал строй атакующих. Кони ляхов брызнули в стороны, некоторые встали на дыбы или принялись подавать задними ногами, сбрасывая всадников. Ляхи валились на траву, как снопы. Гнедой воеводы, прыгая, как козел, нес его к дубу. Мацько, бросив копье, пытался усмирить коня, но тот не подчинялся. Храпя и фыркая, вороной мчал к дереву, грозя разбить об него себя и всадника. Пленники, увидев это, поползли в стороны – помирать под копытами никому не хотелось. Мацько отделяло от дуба всего ничего, когда его догнал смок. Выпустив когти, змей схватил ляха и приподнял вместе с жеребцом. Ноги Мацько выскользнули из стремян. Освобожденный конь приземлился и порскнул в сторону. Помчался к реке, где его переняли наблюдавшие за схваткой смерды.

Змей же, увернувшись от столкновения с дубом, повернул и снизился. Бросив ляха, он сел. Весело глянул на дружинников, будто спрашивая: «Ну как я? Ловко?» А те, вздернув воеводу на ноги, обезоружили и подвели к князю.

– Ну? – сказал Иван. – Минздрав предупреждал.

Дружинники, не знавшие, что означает «минздрав», догадались о смысле сказанного и осклабились. Ошеломленный Мацько молчал.

– Ранен? – спросил князь.

– Не! – ответил один из дружинников. – Броня добрая, коготь не проткнул. Помяло трохи. Очуняет.

– Поговорим о выкупе? – предложил Иван.

– Лучше повесь! – прохрипел Мацько. – Вместо него! – Он кивнул на Збышко.

– Цо мувишь, батько?! – взвился тот.

– Молчи! – вызверился воевода. – Говорил же не ходить в Галич, ты послухал? Вот и живи, зная, что погубил стрыя!

Збышко набычился, нижняя губа его оттопырилась, подбородок задрожал. Гордость, позволявшая юному ляху казаться невозмутимым все это время, лопнула, когда он осознал, что вовлек в беду родного человека. Уронив голову, Збышко заплакал, роняя крупные слезы. По знаку Ивана дружинники подвели к нему Мацько. Воевода сел рядом с племянником. Збышко спрятал лицо у него на груди и застыл – только плечи вздрагивали. Мацько, обняв сыновца, глядел в сторону. Иван отвернулся. Вешать ляха ему расхотелось. «Не поможет! – подумал сердито. – Они гордые. Назло придут! Не жупаны…»

Шайку под предводительством угрского жупана они переняли год тому. Угры пытались отбиться, даже стреляли в смоков, но после того, как сверху пролился каменный дождь, оружие бросили. Всех пленных, а их набралось с полсотни, дружинники развесили на деревьях вдоль межи с венгерским королевством. Жупан не только палил веси. Захватив богатый полон, угры резали стариков и больных – мешали быстро уходить, а дорогой прикалывали отставших. Дружина, двигаясь по следам шайки, натыкалась на пепелища и распухшие трупы. Воины озверели; попытайся Иван сохранить пленникам жизни, его б не послушали. Он, впрочем, и не пытался…

Урок жупаны усвоили. После показательной казни их набеги сошли на нет. С ляхами не получалось. То тут, то там легкие отряды пересекали границы княжества и угоняли смердов с семьями. Перехватить налетчиков удавалось не всегда. К чести ляхов следовало признать: людей они не резали. Наверное, потому, что угоняли исключительно своих – тех, кто тянулся за вольной жизнью в Галич. Узнав, что тамошний князь не обижает смердов, дает землю и житло, а дань требует божескую, хлопы снимались и уходили. Ляшским боярам такое не нравилось. Они считали, что вправе вернуть своих, и не на шутку обижались, когда им говорили, что это не так. Договор позволял Ивану преследовать налетчиков, но князь знал: король и воеводы рейдам потворствуют. Кому хочется, чтоб смерды оставили земли? Облегчить же участь хлопов, не драть с них три шкуры, ляхи не желали. Вот и гоняйся за ними! Граница длинная, у каждого брода заслон не выставишь…

Было еще обстоятельство, мешавшее Ивану решиться на казнь. Мацько ему нравился. Спасая племянника, лях решился на безнадежную атаку, а после предложил свою жизнь взамен. Только принять его жертву нельзя. Королю не понравится казнь воеводы.

Иван подошел к дубу и опустился на корточки. Мацько встретил его хмурым взглядом.

– Хочешь, отпущу вас – и без выкупа?

– Что потребуешь? – насторожился лях.

– Вот он, – Иван указал на Збышко, – поклянется паном Езусом и Маткой Боской не ходить более в мои земли.