Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги
Шрифт:
— Серьезнее не бывает. Ножиком в живот. И что самое главное — пролежал часа два. Там земля кровью пропиталась… Врачи говорят, что выживет. Операцию сделали вчера. Но крови потерял он много. И в сознание не приходит.
— Когда в последний раз в больницу звонил?
— За пять минут до твоего приезда, — ответил Шитиков. — Собака на месте происшествия вела себя как чумовая. То в одну сторону бросится, то в другую. Минут двадцать по поляне гонялась, а потом легла. Ножа мы не нашли. И одежды тоже…
— Он что же, голый лежал? — удивился Бугаев.
— В трусах. Бабка, которая его нашла, подумала —
— Странная история, — задумчиво сказал Семен. — Гогу и ограбили?! В лесу?
— В березовой роще. На волейбольной поляне. Там разбито с десяток волейбольных площадок.
— А что там делал Терехов? Не в волейбол же играл?
— Почему бы и нет?
Бугаев недоверчиво покачал головой. Помолчал. Потом сказал:
— Татуировка Гогина. И на карточке сходство есть, хоть и отдаленное…
— Ты учти потерю крови.
— Все я учитываю… Что свидетели говорят?
— А какие свидетели, Сеня?
— Волейболисты. Видели же они, с кем пришел Го–га, с кем разговаривал?
— А где их взять, волейболистов этих? Я же тебе сказал — они «дикие».
— Что–то я вас, товарищ капитан, не пойму, — переходя на официальный тон, сказал Бугаев. Он уже начал сердиться, решив, что Шитиков разыгрывает его.
— Чего ж тут непонятного? Надо учесть, товарищ майор, что в волейбол играют по выходным. Сегодня у нас вторник. Значит, теперь приедут только в субботу.
— И никто не знает, где эти люди живут, где работают? — Бугаев начал понимать, что Шитиков вовсе не шутит.
— Вот именно! Приедут, поиграют — и в разные стороны. До следующей субботы. И никаких физоргов, никаких организаторов у них нет.
— Да–а, ситуация… А из местных никто с ними не играет?
— Какие там местные? Есть в километре садово–огородные участки, так туда тоже на выходные народ приезжает.
— Про них–то ведь известно — кто они, где работают?
— Известно, — сердито бросил Шитиков. — ДОК–1. Деревообделочный комбинат. Два сотрудника угрозыска вместе с дружинниками с раннего утра там.
— Вот видишь!
Шитиков безнадежно махнул рукой:
— Те, кого опросили, говорят, что из их поселка никто в волейбол на поляне не играет. Да и вообще они недовольны, что рядом в лесу столько людей по выходным ошивается.
— Враждуют? Может, ссоры какие–то были между ними?
— Нет, не было. Просто огородникам не нравится, что много людей в волейбол играет — траву, говорят, топчут, ландыши весной рвут.
— Но ведь как–то общаются они? — не хотел сдаваться Семен. — Приходят волейболисты за водой, ягоды покупают, разговаривают о том, о сем. С девушками, в конце концов, заигрывают!
— Семен Иванович, ну неужели ты не понимаешь — даже если и приходили за водой, фамилий и адресов у них никто не спрашивал! За три дня все равно этих людей не найдем. А в субботу волейболисты и так на свою поляну приедут. И сам Гога скоро в сознание придет. Так ведь?
— Так, — с сомнением произнес Бугаев. — Что же нам теперь, три дня сложа руки сидеть? Ждать, что Гога расскажет… — Он никак не мог примириться даже с вынужденным бездействием.
— Зачем ждать? — сказал Шитиков, — Съездим на место. Может быть, наши
сотрудники в ДОКе что–нибудь узнают. Глядишь, и Терехов оклемается.— Ладно, — согласился Бугаев. — Сгоняем на место, может быть, и придумаем что–нибудь. Ты позвони в больницу.
Шитиков развел руками.
— Звони, звони. Он каждую минуту может прийти в себя.
Но Гога все еще был без сознания. Бугаев набрал номер Корнилова. Не вдаваясь в подробности, доложил, что собирается осмотреть место происшествия.
4
Улицы на окраине города были забиты грузовиками. Приходилось подолгу стоять у светофоров. Молодому водителю,, наверное, надоело тащиться еле–еле, и он, включив сирену, выехал на трамвайные пути. Асфальт был раскрошенный, щербатый, и легкие «Жигули» нещадно трясло. Бугаев вспомнил, что ехал по этой улице зимой и видел, как дорожники латали асфальт. «Вот и залатали, — зло подумал Семен. — Нет, чтобы летом все как следует сделать — дождались морозов. Зимой им больше платят, что ли?» Обернувшись к водителю, спросил:
— И надолго тебе при такой езде машины хватает?
Парень покраснел и не нашелся, что ответить.
— Я думаю — на полгода, — продолжал Семен. — В лучшем случае — на девять месяцев… — Бугаев вдруг поймал себя на том, что почти слово в слово повторяет то, что когда–то при нем говорил одному водителю Корнилов. «А когда–то и вы, майор, лихачили», — подумал он и улыбнулся. Шофер, наверное, поймал его улыбку в зеркале и сказал с обидой:
— Да ведь смешно, товарищ Бугаев, среди грузовиков тащиться. Машина оперативная…
— Смешно будет, когда срочный вызов, а твоя оперативная рассыплется! И сирену пореже включай, чего зря людей пугать. Мы ведь не на дело спешим.
Шофер, вздохнув, сбавил скорость.
Улица была широкой и просторной, дома стояли далеко друг от друга, не заслоняя солнце, перед каждым — газоны и кусты, детские площадки. Не было сырых дворов–колодцев, теснящихся друг к другу каменных громад, толп народа на тротуаре. «Но вот что удивительно, — думал Бугаев, — вместе со всем этим ушел и сам город, остались отдельно стоящие жилые кварталы, универсамы, огромные холодные кинотеатры. Казалось бы, человеку стало удобнее и просторнее жить, а он едет в свободное время куда–нибудь в центр, прогуливается в толпе по Невскому или узкому Большому проспекту, идет в маленькую старую киношку, вместо того чтобы дышать свежим кондиционированным воздухом в кинотеатре, который в двух шагах от его дома. Нет на окраине улиц, по которым можно ходить часами, разглядывая встречных прохожих, витрины магазинов, рекламные огни, а в человеке, хоть и наслаждающемся преимуществом отдельной квартиры, осталась эта нужда в общении, даже в таком, уличном, немом, общении».
Вспомнив про Невский, Бугаев вспомнил и о том, как лет шесть назад впервые арестовывал Гогу — поздно вечером в гардеробе ресторана «Север». Терехов взял от гардеробщика шубку своей приятельницы, помог ей одеться, а потом небрежно завел руки за спину, собираясь просунуть их в рукава дубленки, которую держал наготове услужливый старик. Бугаев на несколько мгновений опередил гардеробщика и защелкнул на Гогиных руках наручники. Шеф потом пожурил Семена за ненужное пижонство, но сам Гога оценил его ловкость и даже не стал сопротивляться. Сказал только: