Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги
Шрифт:
— Вызвали в райком. Предложили поехать главным механиком птицефабрики. Я согласился. — И добавил: — Правда, птицефабрику только начали строить, ну да это к лучшему. Сам буду оборудование монтировать…
Иннокентий помолчал немного, хитро поглядывая на Игоря, и предложил:
— Поедем вместе, Игорь? Отдохнешь там от своих уголовников. Будешь кадрами заведовать. Или, может, стариной — тряхнешь — слесарным делом займешься?
Корнилов тогда только посмеялся. Ему не верилось, что и сам Кеша твердо решил поехать. Думал, разыгрывает. Но все именно так и оказалось, как сказал брат, — Кеша уехал с женой, да еще и мать забрал с собой…
В
— Зачем?
А Кеша удивлялся:
— Как зачем? Жить в деревне, а картошку и овощи на рынке покупать? Да, над нами все смеяться будут.
Но Игорь Васильевич знал, что в Батове есть немало людей, которые отказались от огородов и не жалели об этом. Картошка и овощи в колхозе осенью стоят копейки… А с огородом сколько возни. Да и не в этой возне дело. Другое беспокоило Игоря Васильевича — все чаще и чаще ездила Татьяна, Кешина жена, на рынок: продать пару мешков скороспелки или корзину ранней клубники. А ведь Кеша получал большую зарплату…
Игоря Васильевича раздражало и то, что мать стала много работать на огороде: полоть, сажать и поливать рассаду… С ее–то больным сердцем!
А Кеша, сидя вечером на терраске перед весело поющим, до блеска начищенным самоваром, с увлечением рассказывал о своих планах:
— На будущий год засадим огород побольше. На мать ведь тоже положено… Картошка своя, огурчики, овощ всякий, травка–муравка. Обеспечим себя подножным кормом на год. А если осенью корову купим — и молоко и маслице свое. Никаких забот о провианте.
Игорь Васильевич неодобрительно поглядел на брата.
— Вот тогда–то заботы и появятся… Сено — достань. А доить, а пасти? Да вдруг заболеет? Что вы с ней делать–то будете? Ты, Кеша, раньше коров боялся, бегал от них на даче. Кто хоть доить ее будет?
— Как кто? — удивлялся брат. — Татьяна научится. Да и мама… А? Как ты, мама?
Мать, смущенно улыбаясь, пожимала плечами, молчала.
— Ничего. Все научимся, — успокаивал Кеша. И, словно от избытка энергии, вскакивал и, энергично жестикулируя, начинал расхаживать вокруг стола. — Здесь жить можно. Все условия. И зарплата немаленькая. Яйца и куры на фабрике сотрудникам по себестоимости продают. А если еще корову, огород хороший… — Кеша выпячивал толстую нижнюю губу и, искренне удивляясь, крутил головой. — Ты, Игорь, не понимаешь. Нет у тебя вкуса к деревенской жизни. — Вся его крепкая, ладная фигура была полна энергии, глаза загорались. Не нравилась Игорю Васильевичу в брате эта его суетливость.
— Вкус к деревенской жизни у меня есть, — ответил тогда Игорь Васильевич Кеше. — А вот ко всему этому хозяйству личному — нет. Дело твое, но я бы возиться с таким огромным садом и огородом не стал… Белого света невзвидишь. Да и Татьяну с матерью загоняешь. А ради чего? Детей у вас нет. Всего в достатке.
Иннокентий только досадливо отмахивался.
А Татьяна, обиженно фыркнув, сказала:
— Ты, Игорь, о чужой жене не беспокойся. Мне например, нравится на огороде работать. Да потом, и не вечно это. Деньги на машину соберем — и огород побоку. Оставим
только клочок.— Ах вот в чем дело! — воскликнул Игорь Васильевич. — Машину вам захотелось. Ну что же, это яркий признак благосостояния. И очень наглядный… Что же вы, Иннокентий Васильевич, родного брата не посвятите в свои планы?
Иннокентий сердито посмотрел на жену. А может, Игорю Васильевичу это только показалось? Сказал с наигранным безразличием:
— Ну да какие там планы… Был такой разговор. Да ведь это дело длинное. Получится ли?
Но, как оказалось, в очередь на машину Кеша уже записался. И двух лет не прошло, как у него появился «Москвич», а огород Кеша продолжал вскапывать с прежним рвением.
Раздражали Игоря Васильевича и вечные подсчеты, которые брат, не стесняясь, вел и при нем… Сколько отложить, сколько доложить… Когда Игорь Васильевич приглашал его на охоту или на рыбалку, он отнекивался, ссылаясь на занятость, а Татьяна однажды откровенно заявила Игорю Васильевичу:
— Что ты все тянешь Кешу? Охота, рыбалка… Дома дел по горло. Ты приехал, поразвлекался — и был таков. Живешь один — горя не знаешь. А тут вовремя не прополол — все грядки сорняк забьет…
Брат вспыхнул от этих слов жены и сказал со злостью:
— Тебя, Татьяна, послушаешь, так, кроме огорода, и дел других нет.
Но ни на рыбалку, ни на охоту так и не ходил. Его «тулка» годами висела на стене как простое украшение. Только в последнее время тесаную бревенчатую стену с янтарными каплями смолы прикрыла штукатурка, а потом и большой темно–вишневый ковер.
В Ленинград Кеша приезжал редко и, как правило, управлялся за один день. Но если оставался на ночь, то вечером они всегда шли вместе с Игорем прогуляться по набережной и обязательно заходили в «поплавок» напротив Адмиралтейства попить всласть пива с хорошей соленой рыбой. Иннокентий словно преображался. Рассказывал, как идут дела на фабрике, как он переоборудовал котельную, обеспечил горячей водой весь поселок.
— Ты понимаешь, Игорь, второй котел обещают только через два года. А у нас сто двадцать тысяч цыплят! Сто двадцать! Э–э! Тебе не понять, — горячился он и, торопясь, отхлебывал пиво из высокой кружки. — И что же ты думаешь? Приехал я как–то в Ленинград, иду в райком. Посылали цыплят выращивать? Теперь помогайте! У вас Финляндский узел, там паровозы еще небось не все вывелись! Давайте паровоз…
Корнилов удивился:
— Паровоз–то тебе зачем? — И тут же догадался: — Котел!
— Котел! Соображаешь, Игорь! — смеялся довольный Иннокентий. — Именно котел. Теперь не извольте беспокоиться. Не только цыплят обогрели, но и весь поселок.
Про свой огород Кеша не поминал. То ли стеснялся брата, то ли, вырвавшись в город, просто забывал.
Ночью они долго не ложились спать, все рассказывали друг другу про свои дела, спорили. И когда, казалось, переговорили обо всем, Кеша спрашивал:
— Ты, Игорь, когда все же женишься? Не надоело одному? — И, не услышав ответа, продолжал: — У нас на фабрике девчонка есть такая… Хоть с Танькой разводись. Приезжай, познакомлю.
Электричка шла неровно, то ползла еле–еле, лениво постукивая на стыках, то вдруг с воем набирала скорость. Корнилов прислонился к стене, закрыл глаза. Ему вспомнился вчерашний разговор с самодовольным администратором. «И чего это я завелся? — подумал Игорь Васильевич. — Мало ли прохиндеев на свете?» Потом он стал вспоминать всех потерпевших, перебирать в памяти их показания.