Пропавшие. Тайные преступления сектантов в СССР
Шрифт:
– Представляю, что будет, если я приду домой пьяным. Меня принялись бы воспитывать с утра до вечера. Отец читал бы лекции, ссылался на моральный кодекс, грозил вмешательством комсомола. Мать приводила бы дурные примеры из жизни художников… А Витька не раз приходил домой пьяным и хоть бы что. Не знаю, как Витькин отец командовал на фронте, но перед Витькой он все время в обороне.
Сели. Шум. Радиола. Витька во главе стола.
– Прошу не церемониться… Юра, тебе чего: водки или коньяку?
– Я не буду пить.
– Нелька, расшевели
В школе ее всем ставят в пример, а тут – губы намазаны, ресницы накрашены, нога на ногу, коленка блестит, как бронзовый пятачок…
– Юра, водки или коньяку?
И – чмок!
– Прекрати.
– Что ты нашел в этой несчастной Таньке?
– Прекрати.
– Медуза какая-то.
– Прекрати, тебе говорят!
Насели на меня, выпил я рюмку.
– Потанцуем!..
Пригасили свет.
– Юрочка… – Это Нелька. – Пойдем?
Я пошел. Танцую я прилично. Мама считает, что современный мужчина должен уметь танцевать, и я танцую иногда с мамой, когда бываю с ней на каких-нибудь вечерах. Но тут…
– Ты что это делаешь? – говорю Нельке. – Убери ногу…
– Дурачок…
Я взял ее за руку, подвел к дивану.
– Сиди!
– Юрочка, ты чересчур целомудрен…
Юре стало противно. Не должен он был встречать Новый год, если Таня не может. Встал. Кто танцует, кто закусывает. Радиола гремит. Вышел в холл. Так Витька называет прихожую. Оделся. Витька вслед: «Ты куда?» – «В уборную». И – ушел. На станцию. Мимо запорошенных снегом дач. Кое-где горит свет. Доносится музыка. А Юра рад, что ушел…
Все долгие дни каникул Юра не видел Таню. А когда в первый день занятий подошел к ней – убежала. Дождался у выхода.
– Таня!
– Нам не о чем говорить.
И так изо дня в день. Избегает. Решительно избегает. В конце концов у Юры тоже самолюбие…
Учится Таня все хуже. Не по себе ей. Восковая стала какая-то.
Светлана Павловна тоже пробовала с ней говорить.
– Нет, ничего, Светлана Павловна. Ничего со мной не творится. Хорошо, я мобилизуюсь.
Юра ее еще раз подстерег:
– Таня!..
– Нам не о чем говорить…
Какая-то обреченность слышалась в ее голосе…
Видел, как она переживает, но чего-то я недопонял…
День от дня она все заметнее сторонилась людей. И вдруг исчезла. Случилось это в апреле. Не пришла в школу. День, другой, третий… Решили, что заболела. Прошла неделя. Тани нет.
Юра к Полухиной:
– Клава, надо узнать…
– Больна.
– Сходи или пошли девочек.
Сходила.
– Ты знаешь, уехала на целину.
– Перед самыми экзаменами?
– И я не понимаю.
– Адрес спросила?
– Мать говорит, не знает.
В классе только и разговоров о Тане. Уехала перед самыми экзаменами!
А тут подходит к Юре Майка, подруга Нельки:
– Мне надо тебе что-то сказать…
Вышли из школы. Майка улыбается:
– Это из-за тебя.
– Что?
– Танька уехала.
– Почему из-за меня?
–
После встречи Нового года Нелька нарочно зашла к Таньке. «Не поехала встречать Новый год? Вот и потеряла Юрку! Он мне там в любви объяснился…» В общем, раскрыла Тане глаза.На следующий день Юра говорит Нельке:
– Ты что наделала?
– Выдала желаемое за действительное!
Поиски
Юра не помнил номера дома, не знал номера квартиры, но самый дом знал хорошо. Старый двухэтажный дом. Первый этаж. Соседи Сухаревых по квартире – какая-то санитарка да инженер с женой, которые приходят только ночевать.
Пошел под вечер. Позвонил. Дверь открыла простоволосая тетка с желтым одутловатым лицом. Юра сразу подумал: вряд ли у них найдутся точки соприкосновения.
– Мне… маму Тани Сухаревой.
– Стучите налево.
Оказывается, соседка.
Налево так налево. Постучал.
– Заходите.
Вот где обитала Таня! Скромно обставленная комната. За шитьем у окна женщина. Вот какая у нее мать! Нестарая. Даже красивая. Две косы вокруг головы. Темно-русые, без малейшей седины. Большелобая. Холодные голубые глаза. На щеках легкий румянец. Бледные губы… Не похожа на Таню. И чем-то похожа… Белая блузка, темная юбка, тупоносые туфли на низком каблуке… Ничего не осталось от деревенской девушки, какой она когда-то появилась в Москве.
Вопросительный неласковый взгляд.
– Здравствуйте. Я… товарищ Тани. Мы учимся в одном классе. Мы хотим знать… В смысле – ее товарищи. Она так неожиданно уехала. Мы хотим узнать ее адрес.
А Танина мать молчит. Откладывает шитье в сторону. Встает. Сцепила спереди руки. Мало сказать, что взгляд ее недружелюбен. Она не произнесла еще ни слова, но Юра понимает, что она знает кто он, знает все.
– Это вы тогда привезли Таню на такси? Напоили пьяной и привезли?
– Я не напаивал…
– Так вот, молодой человек, Таня уехала, и незачем вам больше сюда ходить.
Все-таки Юра пытается что-то сказать:
– Тане необходимо… закончить… школу. Понимаете? Комсомольская организация поручила мне…
А мать свое:
– Хватит! Каждый день…
– Что каждый день?
– Начала пропадать. И утром. И вечером…
– Да не бывала она у меня!
– Врете! Лопнуло мое терпение. Я так ей и сказала: пойду в школу и все расскажу!
– Что?
– Про ваши отношения!
– И после этого… Таня уехала? Значит, это ваша вина?
И тут же понял, что ответа он не дождется. Вот-вот она заплачет, закричит, и Юра услышит такое, после чего никогда уже не сможет заговорить с этой женщиной…
Он не помнит, как очутился за дверью.
Тетка с желтым лицом дежурила в коридоре. Она участливо посмотрела на Юру.
– Прогнала?
Тот кивнул.
– Не обижайся, – утешила она его. – Марья Ивановна не в себе…
Зашаркала к двери напротив, потянула юношу за рукав.