Прорицатель. Дочь рода
Шрифт:
Потянулась, разминая затёкшие от спазмов мышцы, отправила в ноги и руки небольшую волну энергии. Этого не хватит для полноценного восстановления, но разгонит кровь и стимулирует энергетические каналы.
Судороги прекратились через полчаса кропотливой работы с энергией, наступило то самое расслабление, которое сопровождает часы после тяжёлой тренировки или болезни. Когда кажется, что жить стало легче и радостнее.
Эх, Ярина… попали же мы с тобой, девочка.
Хаос набирал силу. Моё тело заражено им, проклято дыханием вечных сил, наказание за использование которых – смерть.
Я чувствовала приближение очередного
***
Кир-Ахшар сидел у костра и смотрел на огонь. Тушка зверька, похожего на зайца размером с собаку, томилась в углях. Мужчина натёр добычу пряной травой и завернул в большие листья. Не хватало соли, но когда от голода крутит кишки, не всё ли равно?
Запах мяса щекотал ноздри, раззадоривая и без того прилипший к позвоночнику желудок. Вина бы ещё. Или медовухи из погреба. Холодной, такой, чтобы зубы сводило. И пить, пока не станет тепло в животе и легко в голове.
Новый мир оказался не таким уж добрым. Впрочем, люди везде одинаковы. Во всех мирах люди хотят власти и удовольствий. И не важно, как они выглядят, какой расы и на кого похожи – суть у всех одна. В мире Кир-Ахшара ценилась сила. Чем ты сильнее, тем выше место в пищевой цепочке.
Здесь же… правили деньги. Деньги и возможности, которых у Кир-Ахшара пока не было. Пока. Ничего, с этим он разберётся, как разбирался со всем остальным.
Раз уж тут стали появляться разломы, сила понадобится. И тот, кто окажется сильнее, подомнёт слабых, поставит их на колени.
История не меняется, как и люди.
Это только кажется, что умение знать будущее может изменить что-то. На самом деле, куда важнее прошлое.
Тем, кто игнорирует прошлое, суждено повторять его снова и снова. Те же, кто за него цепляется, больше ничего не могут. Они повторяют его, неспособные ни на что другое. Не учатся на ошибках и не могут двигаться дальше.
Треск костра напоминал о доме, о походах и странствиях. О друзьях и соратниках, павших в битвах. Мужчина растёр лицо ладонями и лёг на землю, заложив руки за голову.
Чудные тут звёзды. Незнакомые и чужие. Да и мир чужой. Но люди везде одинаковые…
***
Я открыла глаза, сощурилась и несколько раз проморгалась, привыкая к яркому свету. Очередное утро наступило. Какое из? Сколько я провалялась с лихорадкой? А вдруг уже каникулы закончились и мне пора в школу?
Как же глупо всё выходит, Всевидящий. Как глупо и как медленно. Я вынуждена ходить в школу с другими детьми, заниматься бесполезными занятиями и притворяться. Вот уж не думала, что через сотни прожитых лет отправлюсь в школу.
В детский сад бы ещё определили, было бы смешнее. Когда мой мир умирал, я сражалась. Сражалась и защищала тех, кто слабее меня. И чего достигла?
Руки привычно потянулись к телефону, чтобы посмотреть время и дату. Под подушкой было пусто, как и на тумбочке у кровати. Не сразу я вспомнила, что разбила телефон в пещере. Интересно, отец купит новый или откажется, так сказать, в назидание?
– Проснулась, Яринушка? Вставай,
хорошая моя, надо умываться и завтракать.Услышав голос Ириды, я даже не сразу поверила, что служанка и по совместительству кормилица Ярины вернулась. Она была в отпуске по семейным делам. Вроде как кто-то из родных заболел.
– Ирида? Ты? Откуда? Как?
– Померла сестрица моя, оплакали как полагается, ну я и вернулась. Чего ж сопли на кулак мотать, жисть это… просто жисть как она есть, – женщина промокнула уголки глаз передником и запричитала надо мной. – Исхудала ты тут без меня, Яринушка, не кормили тебя, деточка?
– Кормили, но не так, как ты. Спасибо тебе, – голос сел на последнем слове, глаза зажгло.
– Да за что же, хорошая моя?! Я же ради тебя! Да я тебя на этих самых руках качала. Как же по другому-то? – Ирида покачала перед моим лицом огромными мозолистыми ладонями, погладила меня по голове, как маленькую, и улыбнулась. – Ты за травки свои не переживай, я проследила за ними, всё как надобно сделала.
Ирида принялась хлопотать, проводила меня в ванную и, пока я умывалась, расставила на столике завтрак. Ароматная каша с кусочком масла как я люблю, несколько пышных оладий со сметаной и свежий морс, холодненький и без ягод.
Я уминала кашу и слушала новости, которыми Ирида щедро делилась. Оказывается, провалялась я почти неделю, отец вызвал столичного целителя за большие деньги, и тот провёл полную диагностику моего организма. Заодно и Николая в чувство привёл.
Через полчаса мне нужно явиться в кабинет отца пред ясные очи и рассказать о своих приключениях. Я благодарно кивала, жевала и вспоминала свой путь домой. По всему выходило, что помнила я его очень смутно.
Уже у дверей в кабинет отца я ощутила чувство дежавю. Всё повторялось. Только в этот раз у меня не было заготовлено семян астарты.
– Яра, – кивнул мне отец и указал на кресло.
В прошлый раз он мне сесть не предлагал. Значит, разговор будет долгий и трудный. Я вздохнула и села.
– Я послал запрос в семьи Наумовых и Аристовых. Их сыновья вернулись домой и даже почти здоровы, – отец нахмурился и посмотрел на меня. – Алексей Наумов утверждает, что ты помогала нести раненого Аристова к выходу, а сам Аристов почти ничего не помнит, так как был без сознания.
Я пожала плечами. Про бой с тварями парни ничего не сказали, как и про мой разговор с вожаком. Хотя бы от этих вопросов не придётся отбиваться.
– Как ты смогла спуститься с горы и дойти до деревни?
Напряжённый взгляд отца впился в моё лицо. Я ощущала его почти физически.
– Я просто очень хотела попасть домой, папа, – тихо сказала я, понимая, что игры кончились, и сейчас Андрей Войтов ждёт ответов.
– Просто что?..
Недоумение и удивление на миг проявились через непроницаемую маску отца. Не такого ответа он ожидал.
– Просто хотела домой, – повторила я твёрдо. – Это единственное, о чём я думала и что помню о своём спуске с горы.
– Хотела домой… – ошеломлённо проговорил отец и сглотнул. – Почему?
– Здесь моё место. Здесь близкие люди и… другой семьи у меня нет.
Я не лгала ни словом, ни мыслью. Я сказала правду, в этом мире у меня нет другой семьи, нет других людей, которых я могла бы назвать близкими. Куда же мне ещё идти? Клятва девочке Ярине была важна, но теперь я могла признаться себе: я срослась с этим миром, с этой страной и с этой семьёй.