Пророчество Двух Лун

— Мне противно тебя слушать, — сказал Эмери.

Ренье пожал плечами и замолчал. Так что тема эльфийской любви оказалась для Эмери запретной и в разговорах с Ренье.

С Уидой оба брата, не сговариваясь, обращались как с тяжело, почти смертельно больной. Они наперебой спешили выполнить любую ее просьбу; более того, оба искренне радовались, когда у нее вообще возникало какое-либо желание. Сегодня она захотела переделать старую уздечку, и оба отправились искать бубенцы.

— Наверное, хочет поучаствовать в скачках, — высказал предположение Эмери, когда они добрались до первой из лавочек, где торговали изделиями мужей супруги златокузнецов.

И вот тут-то Ренье и схватил брата за руку:

— Ты узнаешь вон ту девушку?

Не увидеть молодую особу, на которую указывал Ренье, было бы мудрено: она была высоченной и исключительно костлявой. Ее одежду составляли длинный узкий балахон черного цвета, перевязанный на груди крест-накрест истрепанной шалью, и маленькая, похожая на блин мужская шляпа с оборванными полями.

Но самым примечательным в ее наружности были волосы, длинные и распущенные. По всей очевидности, их никогда не касался гребень: они свалялись и напоминали хвост какого-нибудь животного.

— Генувейфа со Старого Рынка! — выговорил Эмери удивленно. — Что она делает в столице?

Дочка гробовщика из Коммарши была приятельницей Ренье, когда оба брата учились в Академии и были еще весьма далеки от дворцовых интриг хитроумного Адобекка. Генувейфа никогда не отличалась ясностью рассудка, что не мешало ей оставаться приветливой и доброй, а подчас — и проницательной. Если слепые обладают более острым слухом, нежели зрячие, то полоумная гробовщица, несомненно, имела чрезвычайно чуткую душу, которая безошибочно улавливала малейшие оттенки фальши.

После смерти отца Генувейфа унаследовала его ремесло: она хоронила в Коммарши умерших бедняков, а также тех, от кого отказывались более престижные гробовые конторы, например преступников, скончавшихся в тюрьме.

Менее всего братья ожидали встретить ее в столице. И все же ошибки быть не могло: тощая верзила, закутанная в шаль, несомненно, была им знакома.

Ренье догнал ее, оставив брата ждать возле лавки.

Она обернулась, заслышав быстрые шаги у себя за спиной. Улыбка мгновенно расцвела на ее тощем, испачканном лице.

— Ренье, — проговорила она. — Я сразу тебя вспомнила. Ты еще называл себя Эмери, а это было неправильное имя…

— Точно. — Он взял ее за руку, притянул к себе и снова оттолкнул, рассматривая. — Эмери тоже здесь. Хочешь его увидеть?

Она неопределенно тряхнула головой. Шляпа-блин свалилась с ее волос, но Генувейфа даже не заметила этого.

— Здесь? — переспросила она. — Он тоже здесь? А что он тут делает?

— Живет, как и я.

— А вот я не живу, — грустно сказала девушка.

— Чем же ты занимаешься?

— Ну, я убегаю… — Ее глаза ярко блеснули. — Я бегу, а за мной все рушится. Стены, мосты… Вообще — все. Иногда змеи.

— А, — молвил Ренье.

Генувейфа сразу поняла, что он ей не поверил, но заговорила о другом:

— Я хочу увидеть королеву.

Ренье сразу сжался: всякое упоминание о королеве в эти дни было для него болезненно. Но девушка как будто не заметила настроения своего собеседника — а может быть, сочла это чем-то несущественным.

— Потому что всякая женщина в королевстве может увидеть королеву, — продолжала она важно, — а я — гробовщица, и мне хочется Знак Королевской Руки. Если у меня будет такой Знак, я сразу разбогатею, у меня появятся деньги и любовники, и я куплю себе толстое белое платье. — Она очертила руками пышные юбки. — Тебе бы понравилось?

— Да, — сказал Ренье.

— Здравствуй, Генувейфа, — проговорил, подходя к ним, Эмери.

Она сразу схватила его обеими руками, подтащила к себе, зашептала:

— Вон там, опять… Видите? Я точно знаю: эта тень — не моя.

Эмери быстро глянул в ту сторону, куда косила девушка, но ничего не заметил. Генувейфа вовсе не выглядела испуганной. Скорее — утомленной.

Эмери ласково спросил ее:

— Ты так и шла пешком от самого Коммарши?

Она усердно закивала.

— Когда человек убегает от чужой тени, он бежит пешком. Зачем губить лошадь?

— Я не увидел там тени, — признался Эмери.

— Она быстрая, — задумчивым тоном произнесла Генувейфа. — Странно, потому что у нее короткие ножки. Должно быть, это полуденная тень, та, что почти под самыми ногами… Но она чужая, точно вам говорю.

Ренье взял Генувейфу за одну руку, Эмери — за другую, и так, втроем, они отправились дальше в путешествие по кварталу.

— А вы тут что делаете? — полюбопытствовала она, оглядываясь в лавке златокузнеца.

Не отвечая девушке, Эмери обратился к хозяйке:

— Покажите украшения для конской упряжи.

И пока Эмери рассматривал золотые накладки, изображающие скачущих лошадей и удирающих фантастических животных, Ренье вполголоса переговаривался с Генувейфой.

— После того случая, когда в тебе заподозрили эльфийку, — они оставили тебя в покое?

— Да, — кивнула девушка рассеянно.

Было очевидно, что эта тема заботит ее меньше всего и что отвечает она своему собеседнику исключительно из уважения к нему.

— Стало быть, ты унаследовала ремесло отца, — продолжал Ренье.

— Он все-таки умер, — горестно сказала она. Эти воспоминания всколыхнулись в ней, как вода, заставили встрепенуться, забыть о сегодняшних бедах. — А ты говорил, будто он просто спит!

— Это ты так говорила, — возразил Ренье.

Она подумала немного и махнула рукой.

— Нет никакой разницы, кто из живых солгал, если человек все-таки умер… А вот похоронили его плохо. Я бы лучше сделала.

— Не сомневаюсь, — сказал Ренье.

— Я с тех пор столько всего поняла, — оживилась Генувейфа. — Я даже стала умнее, хотя мой отец говорил, что я и без того умная.

— Ты умная, Генувейфа, — сказал Ренье.

— Все дело в камнях, — ответила девушка и, погрузившись в тяжкое раздумье, опять замолчала.

Ренье решил пока не допытываться, что это означает. Он давно уже убедился в том, что бессвязные речи Генувейфы обладают смыслом. Она никогда не говорила просто так, без толку.

Эмери выбрал десяток золотых пластин и заплатил за них. Генувейфа вдруг заинтересовалась покупкой, подошла, стала гладить пальцем вымышленных зверей и наконец сказала:

— Их надо накормить.