Пророчество крови

Кстати о вчера... вот и повод проверить одну вещь. Рон в полудреме смотрел в глаза девушке, и вряд ли в таком состоянии смог бы что-то понять, а даже, если вдруг, то простит, нужно надеяться.

Гермиона дотронулась области сердца палочкой и еле слышно прошептала: «Емоушн». В голову ударила невидимая волна. Она сразу почувствовала радость, тепло и это точно были не её ощущения. Заглянув в мысли парня, она увидела себя. Как они едут в поезде, как они сидят на траве у озера, как они смеются около камина в своей гостиной.

Волна радости внезапно закончилась и возникла злость. Она видит свой танец с Крамом, Джинни, которая кричит, что Гарри целовался с Чжоу, Гермиона с Виктором, а сам Рон еще никогда, и вряд ли кто-то добровольно это когда-то сделает, кроме тёти Мюррей.

А потом эмоции снова начали меняться – и как она могла сказать когда-то, что он не умеет чувствовать? Возникла слабенькая, маленькая волна надежды. Гарри говорит другу, что между ним и Гермионой ничего не может быть, что Рону просто кажется эта влюбленность, потому что они хорошие друзья, а что-то большее может разрушить их отношения, причём всех троих. А потом Лаванда, что-то рисует на стекле купе, а Рон улыбается. Неужели? Эта, пока что очень маленькая, но надежда на то, что у Рона и Лаванды может все получится, и сам друг этого хочет, пусть ещё не очень уверенно!

Но «увидеть» что-то ещё Гермиона не успела. Образ в голове исчез. Её, непонятно почему и откуда, накрывала волна злости. И не просто волна – цунами! Но это не может быть Рон, он уже почти спит. Но кто это может так сильно злиться? Через секунду за ширму ворвался Гарри.

Дышать стало трудно, казалось, что эта злость сейчас разорвет её изнутри.

– Гарри успокойся! К чему эта необузданная злость? – неожиданно вскрикнула Гермиона, громче, чем было можно. И поняв это, сразу же прикрыла свой рот рукой и повернула голову к другу, который не взирая ни что, спал.

– Я же ничего ещё не говорил, – глаза парня округлились. Девушка поняв свою ошибку, быстро взяла себя в руки и, незаметно коснувшись палочкой, сняла заклятие. Тело и разум охватило полное истощение. Она готова была прилечь прямо тут, около Рона. – Откуда ты знаешь, что я злюсь?

За ширму вошла мадам Помфри и попросила оставить больницу, уверяя, что их одноклассник будет в норме через два-три дня и ему ничего не угрожает. Выйдя в коридор, Гермиона понимала, что Гарри будет требовать каких-то ответов, потому начала первой, ведь что может лучшей защитой, чем нападение.

– Гарри, твоя злость написана у тебя на лице. Ты можешь объяснить её причину? – спокойно, но с нажимом сказала девушка, не смотря на друга.

– Малфой! – сквозь зубы проговорил гриффиндорец и резко остановился. – Я знаю, это он подбросил ядовитое вино Слизнорту, когда “случайно” оказался тогда на вечеринке. Это, скорее всего, не предназначалось Рону, но кого-то оно должно было убить точно.

– Но зачем ему хотеть смерти Слизнорта? – сделав ещё шаг и заодно глубокий выдох, девушка тоже остановилась и повернулась.

– Я пока что не знаю, но дал приказ Добби и Кикимеру следить за ним. Думаю, скоро мы узнаем правду.

Решив пока что не встревать в планы Гарри и не терять время на бессмысленные разъяснения того, что это не очень правильно, Гермиона сменила тему и попросила друга рассказать детали вчерашнего вечера. Уже ближе к вечеру, после долгих раздумий о событиях вчерашнего дня, да и ситуации в целом, она пришла к выводу, что и сама должна взяться за чертового аристократа. Этот клубок хитросплетений, странных совпадений и тайн нужно распутать, иначе он задушит её саму. Но сначала ей надо объясниться с Лавандой.

Со следующего утра и при любой возможности гриффиндорка следила за «слизеринским принцем». Она боялась заглядывать в его мысли, боялась его эмоций (а это, как она убедилась, очень изнурительное и опасное дело), но его поведение говорило о многом.

Первое, что отметила для себя Гермиона было то, что он всегда был непривычно тих и задумчив. А иногда, даже казалось, что, напротив, – просто пустая оболочка без мыслей и души. Он ещё больше похудел, и до того бледная кожа стала будто прозрачна. Вместе с ним изменилось и вечное окружение – Пэнси и Забини помрачнели, Кребб и Гойл никого не задевали. А во время завтраков, обедов и ужинов, когда парень все же появлялся в большом зале, компания сидела молча и, по большей части, подальше друг от друга.

Чуть позже Гарри сообщил, что выяснил, куда Малфой так часто исчезает из карты Хогвартса – Выручай-комната! Гермиона похвалив себя за то, что не отговорила друга от идеи со слежкой, сразу же и отчитала свои проблемы с памятью. И как она сама не догадалась до этого! Ведь не так давно, это комната была для них самих желанным убежищем. Но для чего она Малфою? ЕЁ же можно использовать лишь при большой потребности.

В один из весенних вечеров, когда за окном лил дождь и все ученики должны были коротать время в собственных уголках большого замка, гриффиндоская его часть, как всегда утопала в шуме и веселье. Поддалась всеобщей радости и компания верных друзей, что расположилась в любимом уголке гостиной. Но если Гермиона делала вид, что слушает и смеётся со всеми, то мысли её были в таинственной комнате, где она перебирала всевозможные варианты, в каком именно виде та могла понабиться Малфою. И за этими раздумьями, девушка пропустила начало смешной истории от Гарри о том, что в мужском туалете «как-то снова появилась Плакса Миртл». Школьное привидение пришло на встречу с парнем, который по её словам, «был ей другом – очень одиноким, чутким и хорошим, что только с ней не стеснялся проявлять свои истинные чувства и даже поплакать». Так как она не сказала, кто это был, то ребята приняли это за шутку и пришли к выводу, что это, наверное, малолетка, который влюбился в старшекурсницу, а сама Миртл просто ревнует.

Но услышав описание странного парня, Гермина сразу же вспомнила об одном недавнем разговоре. В голове завертелись слова “Он одинок... У него нет настоящих друзей... Это игра... Его надо защитить от самого себя”.

Хотя у них с Миртл была взаимная неприязнь, девушка решила попробовать подтвердить свои догадки, что на тот момент казались ну очень нереальными. Но лучшего варианта, кроме личной встречи, она не могла придумать. Потому, в один из учебных дней, между уроками, гриффиндорка побежала к заброшенному туалету. Поднявшись на нужный этаж, она быстро нашла туалет Миртл.

Надежда была минимальная, но все же:

– Миртл! Миртл, ты здесь? – в ответ была тишина. Прошла минута. – Миртл, пожалуйста. Я хочу поговорить о твоем друге.

– О ком? – это было так неожиданно, что Гермиона бы упала, если бы не оперлась на умывальник. Стараясь не выдать своего отношения к девушке-призраку, гриффиндорка смотрела напротив себя, но сквозь магическое создание. Глаза сконцентрировались на ручке деревянной перегородки.

– О твоем… друге, – уверенность в догадке таяла просто на глазах.

– Это не твое дело! – рявкнуло приведение, и уже хотело было скрыться в кабинке, как остановилось от резкого вскрика Гермионы.

– Кто он?

– Я ничего тебе не скажу. Он мой друг и больше ничей, – Миртл явно была задета за живое. Она сложила руки перед собой, приподнялась над холодным полом и угрожающие нависла над девушкой.

– Я не претендую на вашу дружбу. Мне надо знать кто он, чтобы помочь, – Гермиона понимала, что несет бред, ведь если учитывать, что «он» – это Малфой и она хочет ему помочь, то сумасшествие на лицо.