Пророчество льда

– Сидите здесь, оба, и чтоб ни шагу!

В нем чувствовалась хорошая военная жилка, густая закваска. Одним вроде несильным движением ноги он просто вышиб хлипкую калитку. Проржавевшие под слоем краски петли нелепо выгнулись, вырвали наколоченный букет кривых гвоздей из подгнившей древесины столба. Забор и ворота при ударе довольно заметно перекосило. Хорошо экипированные бойцы ОМОНа уже вошли во двор с противоположной стороны через огород, и двое из них так же легко и непринужденно вынесли входную дверь. Перепуганный пес забился в будке и только скулил и рычал, не решаясь даже громко залаять. Топот ног, ругань, приглушенный звон посуды, испуганный женский крик. Через несколько секунд все стихло. Остававшиеся снаружи несколько бойцов вбежали в дом. Я успел заметить, как один из них приставил шаткую лестницу к чердаку, второй стал ворошить баки и ящики в прихожей.

Вера сидела все так же безмолвно, почти не дышала. Я нарочно громко хлопнул дверью машины, чтобы немного привести ее в чувства. Вышел на свежий воздух, под моросящий дождь, нервно и устало закурил.

В последнее время очень плохо сплю. Курить стал больше. Сны какие-то дурацкие, грязные. Чудится какой-то бред. Все смешалась в одну кашу, в плотный комок, затвердело, как бетон.

Нервно подергивается веко, никогда раньше со мной такого не бывало. Докурив сигарету, прежде чем бросить окурок в грязь, достал следующую. Ухмыльнулся, вспоминая, с каким наслаждением и удовольствием Алхимик курит тоненькие крепкие сигары.

На лицо майора невозможно было смотреть без смеха. Он как маленький ребенок, которому показали простенький фокус и не рассказали его секрета. И обиженный, и удивленный, по роду профессии ищущий подвох, он был ошарашен и растерян. Раздавал направо и налево какие-то поручения, куда-то звонил, бубнил что-то невнятное по телефону, докладывал. Поднял на уши все местные отделения, вызвал группу из города – наверное, делал все что нужно, как положено, но забыл сменить выражение лица.

Стогов Владимир Александрович, майор милиции, опытный сотрудник, что он думал сейчас о нас с Верой? Удачливые мошенники? А может, соучастники этой шайки? Конкуренты, враждующая группировка? Или встали в строчку списка «Очевидное невероятное»? Какое это теперь имеет значение.

* * *

Дома Сильвестр совсем не был похож на того подтянутого живчика, с которым я впервые встретился. Сутулый, шаркающий, прихрамывающий старик. В дорогом, уютном домашнем халате, неспешный, усталый. Каждое его действие делилось на последовательные этапы. Отложить книгу, встать в полный рост, осмотреться, выбрать направление, медленно и неспешно переместиться по комнате, стараясь не задевать углы в захламленном кабинете. Нет, в доме у старика было чисто. Просто такое невероятное нагромождение книг, каких-то малознакомых предметов, картин, карт, чертежей. Основным местом обитания был рабочий стол необъятных размеров. Монитор компьютера и клавиатура занимали лишь одну четверть. Здесь же находилась подставка для курительных принадлежностей, трубки, ершики, табак, россыпь зажигалок. Стопки книг с бахромой закладок, замусоленные, потертые, видно, что пользовались ими очень часто.

– Вынужден с тобой согласиться, – сказал старик, обращаясь к Алхимику. – Методы теоретической подготовки, особенно умозрительное представление, в нашей практике непригодны и малоэффективны. Практические действия значительно ускоряют процесс, и твой опыт с Николаем наглядно это доказывает.

– Остается одна проблема, – согласился Алхимик и продолжил: – Обучение из наставничества превращается в партнерство и снижает степень влияния. Уже после первого задания Коля стал принимать самостоятельные решения.

– Этого следовало ожидать – ухмыльнулся дед, откладывая трубку. – С его-то потенциалом. Мы можем лишь видеть возможные варианты, выбор все равно остается за ним, и он его сделал. Исходя из собственных предпочтений, выбрал весьма достойное, и даже благородное поприще.

– Ловить убийц, маньяков? Копаться в грязи преступного мира, используя методы, о которых и не мечтает современная криминалистика! Это благородное поприще?!

– Это его компенсация, способ самовыражения. Рано или поздно он изменится. Но сейчас более надежную и стабильную практику подыскать будет трудно. Как ты думаешь, на сколько хватит терпения молодому парню в твоей лаборатории? – спросил старик, плохо скрывая ехидную улыбку. – Он ведь не понимает логики тех изысканий, что ведутся тобой. Ему чужды процессы и методы.

– В кои-то годы, такой удачный расклад, и на тебе, выскользнул прямо из рук! – ответил Алхимик с сожалением и потрепал пса за загривок.

– Вообще-то я здесь! – возмутился я. – Или уже списали? Сбросили со счетов?

– Ты не обижайся, Николай, просто нас уже давно не заботят мирские дела, так сказать. Мы почти не вмешиваемся в человеческую жизнь.

– Помнится, Рашид, когда ты вынес буквально на руках меня из блокадного Ленинграда, обессилевшего, полумертвого, ты так не думал.

– В конечном счете мне это стоило официального статуса. Я покинул расположение части, стал дезертиром. Пришлось заново кроить себе легенду, до конца пятидесятых скрываться в горных кишлаках. Не смотри на меня так удивленно, Николай. Я нашел формулу эликсира примерно в твоем возрасте. Алькор был первым, на ком я испытал действие снадобья. Затем была моя очередь. С тех пор процесс идет сам по себе, и что бы я ни делал, его теперь ни ускорить, ни затормозить. Я же тебе говорил, Алхимик это не прозвище, не кличка – это профессия.

– Сколько же тебе лет?

– В тысяча двести пятнадцатом было тридцать. Мое тело, так же как теперь и твое, не имеет устойчивой физической структуры. Я могу есть, пить, иметь детей, но тот источник жизненных сил, что поддерживает целостность организма, он вне меня.

Не знаю, нужно ли было что-то говорить. Нет оснований верить, но и сомневаться тоже. Мне еще очень многое предстоит узнать, во многом убедиться, разобраться.

В кабинет, прямо через закрытую дверь, вбежала Леночка, держа в руках пластиковое ведерце с мороженым.

– Дядя Коля, дядя Коля! А мы сегодня с дедой ходили в парк и катались на водных велосипедах!

– Ты, попрыгунья, уж лучше бы пожалела дедушку, ему, наверное, уже трудно совершать такие прогулки.

– Пустое, – махнул рукой Сильвестр. – Если я буду сидеть в кабинете, то скоро врасту корнями в любимое кресло ! Прогулки только на пользу.

– Я предлагал ему эликсир, – пожал плечами Алхимик, – нос воротит, старая развалина.

– Чтоб потом, как ты, биться головой о стену и искать противоядие? Нет уж, прости, это как-нибудь без меня.

Осень подкрадывалась осторожно, робко, но неотвратимо. Еще с утра был погожий солнечный денек, а ближе к вечеру натянуло с севера низких туч, ветер стал пронзительный, холодный, резкий. Старик уламывал нас остаться, но Рашид намекнул, что делает он это чисто из уважения. Что ж, ему видней.

Мы прошли пешком мимо университета, миновали толчею возле метро. Немного задержались у перекрестка.

– Все родственники старика погибли во время землетрясения, в Ташкенте, – сказал Рашид, как бы вспоминая недавний разговор. – Всю жизнь в разъездах, своей семьей так и не обзавелся, вот и оставил у себя бездомного призрака. Балует невообразимо!