Пророчество о сёстрах

Поэтому я просто качаю головой, стараясь дать понять ему, что списка там нет. Что я искала и искала, но списка так и не нашла.

Однако отец решительно кивает, словно подтверждая: да, список там, попробуй поискать снова.

Я мысленно повторяю слова: «Я оставил их на попечении того, кого люблю. У меня в спальне».

Видение вдруг встает у меня перед глазами: так легко и просто, словно я с самого начала это и знала. Глядя отцу в глаза, я киваю, чувствуя, как разгорается надежда у меня в груди.

Он бросает взгляд на потемневшее небо, на тени, сгущающиеся там, где еще недавно не было никаких теней.

— Лия, нам пора. Наше время подходит к концу.

От одной мысли о том, что они должны уходить, в груди у меня все так и сжимается. Против воли, но я уже привыкла к той роли, что уготована мне в пророчестве. Привыкла обходиться без успокаивающих объятий отца, без его надежной руки. Тем не менее, снова оказавшись с родителями, пусть даже и на миг, я тут же вспомнила обо всем, что утратила.

— Я не хочу уходить! Хочу остаться с вами! — Мне вовсе не стыдно, что я ною, точно капризный ребенок.

Мама выступает вперед и обнимает меня.

— Лия! — Она вздыхает, уткнувшись в мои волосы. Шея ее пахнет жасмином. — Прости, что навлекла на тебя все это. Но ты — Ангел, единственная сестра, которая может избыть пророчество раз и навсегда. Так уж суждено судьбой, как бы мы ни желали, чтобы все сложилось иначе. От начала времен предназначено, что это будешь ты. Тут нет никаких ошибок, Лия. И не было. Много веков сестры ждали тебя и только тебя.

Мне хочется возразить ей — даже теперь, после всего, что я видела. Однако в ее словах заключена правда. Я киваю, глядя в глаза, столь похожие на те, что вижу я каждое утро, смотрясь в зеркало, висящее у меня над умывальником. Я киваю, чтобы показать ей: я все поняла. Я принимаю свой долг, свою роль в пророчестве, что передала она мне. Я не боюсь.

Отец посматривает на небо. Оно по-прежнему безоблачно, но холодный ветер снова задул, принося с собой смутное ощущение опасности.

Он бросает на меня виноватый взгляд.

— Нам пора.

Я вскидываю подбородок.

— Да.

Я киваю, уже ощущая всю тщетность попыток задержать родителей со мной. Уже сейчас они кажутся менее живыми, менее телесными, чем всего лишь несколько мгновений тому назад.

Мама еще один, последний раз обнимает меня.

— Я с самого начала знала, что это ты, — я видела в твоих глазах что-то — нечто такое, что вселяло в меня надежду. Мне только жаль, что я не оказалась сильнее, не смогла сражаться за тебя.

Я качаю головой.

— Мама, помни. Тут нет никаких ошибок.

Она улыбается сквозь слезы и нагибается поцеловать меня в щеку.

— Никаких, мой ангел.

Они поворачиваются уходить — куда быстрее, чем мне бы хотелось. Но мама снова оглядывается на меня, лицо ее затуманено тревогой.

— Лия, присматривай за Генри. Ладно?

Она не ждет моего ответа, но я все равно киваю и кричу им вслед:

— Я люблю вас! Люблю вас обоих!

Это все, что я успеваю сказать. И вот их уже нет.

* * *

Пока я двигаюсь к Берчвуду, меня переполняют эмоции. Мне грустно, так грустно из-за разлуки с мамой и отцом — но вместе с тем и так радостно. Счастье буквально захлестывает меня, мне кажется, их любовь несет меня по небу.

Я сама дивлюсь тому контролю, что обрела над своими передвижениями в Иномирьях за такой краткий срок, новой уверенности в управлении скоростью и направлением.

Вдруг сзади доносится дальний раскат грома.

Он начинается с дрожи, и хотя я не касаюсь земли, но чувствую, как содрогается и она. Вместе с дрожью приходит и тяжкий гул, земля стонет, как будто готова разверзнуться под тяжестью того, кто с громом спешит за мной.

Впереди вырисовывается какая-то темная громада. Я уверена, что это Берчвуд, — но, оглянувшись, вижу, что воинство несется мне вдогонку огромной черной ордой. Издалека оно кажется клубящимся роем насекомых. Однако я знаю: очень скоро этот рой будет тут, и так просто от него не отмахнешься.

Зов Берчвуда, его манящей близости и безопасности, влечет меня, однако я не верю, что сумею обогнать воинство. И тогда я принимаю единственное решение, что сулит надежду на спасение: прекращаю полет и представляю, как опускаюсь, покуда ноги мои и впрямь не касаются земли.

Теперь я жду, глядя, как темное облако делается все больше, темнее, громче, как оно неотвратимо надвигается на меня. Придется встретить врагов здесь, под небесами их мира. Хотелось бы сказать, что я не боюсь, что готова бесстрашно и твердо дать отпор воинству. Но это было бы ложью, ибо кто в силах без страха стоять пред мчащимся на него ревущим легионом? Нет, я более чем боюсь. Я в полном ужасе — до дрожи, даже астральная моя душа трепещет. Но все же я стою и велю себе укрепиться и собраться.

План мой сбивчив и нечеток, однако иного у меня нет. Поэтому я жду того момента, когда воинство окажется достаточно близко, чтобы я могла призвать свою силу, как наставляла меня Соня. Нужно тщательно рассчитать время — и сделать это достаточно рано, чтобы остановить воинство, но и не слишком рано, чтобы не потратить зря время, которое понадобится мне для бегства. Я мысленно вспоминаю голос Сони и отсчитываю.

Один… два… три…

Еще не пора.

Четыре… пять… шесть…

Падшие души уже близко, так близко, что я вижу их искаженные от муки гневные лица, длинные бороды, развивающиеся над рваными черными камзолами, что болтаются на массивных, неуклюжих телах.

Семь… восемь…

Вой, испускаемый этой ордой, звучит нечеловечески — так воет лютый зверь. И вот они уже растекаются вокруг меня, заполоняют все пространство по сторонам, сверху, даже под моим трепещущим телом, и меня охватывает отчаяние — зачем я ждала так долго? Я знаю, знаю: они поглотят меня, поглотят мою душу.