Пророчество орла

В этот момент оптион Феликс, оглянувшись, увидел, что его центурион перевесился через ограждение на носу триремы, подскочил к нему, схватил и что было сил рванул назад. Оба они покатились по палубе, а в следующий миг произошло столкновение. Затрещали ломающиеся доски, люди попадали с ног. Сила толчка швырнула Катона вперед так, что он приложился шлемом о носовую перегородку, вскрикнул от боли, а когда обернулся к своим людям, то увидел, что большинство его людей уже вскочили и с оружием в руках спешат к сходням. Правда, не обошлось без потерь: нескольких приложило так, что они лишились чувств, кому-то переломало конечности, а снизу доносились стоны и ругательства гребцов, которых посшибало с их скамей.

Феликс уже стоял на ногах и протягивал Катону щит.

— Вот, командир. Вставай.

Пока центурион тряс головой, пытаясь справиться с ошеломлением и болью, оптион направил людей к «ворону». Трирема налетела на пиратское судно под углом, но люди Миниция у кормовой мачты уже перебрасывали на его борт крючья, чтобы стянуть корабли вместе. Выпрямившись и подняв щит, Катон осторожно приблизился к носу и взглянул вниз. Таран пробил деревянный корпус пиратского судна, войдя внутрь на четыре, если не больше, локтя: вода, бурля и клокоча, вливалась в пробоину. Уловив движение слева, он пригнулся, и легкий дротик с резким стуком отскочил от края его щита.

Пираты на передней палубе уже тоже оправились от столкновения: часть из них развернулась, чтобы с оружием в руках встретить атакующих, но остальные ринулись на «Трезубец». Катон понял, что пиратский триерарх — человек сообразительный и хладнокровный, и понял, что может одолеть защитников «Трезубца», прежде чем им на выручку поспеют бойцы с триремы. Катон видел, что Макрон с парой десятков человек отчаянно защищаются, сбившись в тесный круг у мачты.

— Спускайте мостки! — закричал Катон. — Скорее!

Пока люди Миниция, налегавшие на троса крючьев, постепенно подтягивали трирему к пиратскому кораблю, команда «ворона» привела в действие свое устройство. Подвесные мостки со скрипом поднялись над бортом «Спартанца», преодолели полосу воды между судами, и их тень пала на пиратскую палубу.

— Отпускай! — крикнул Феликс.

Как только бойцы отпустили канаты, тяжелые железные зубья, торчавшие снизу из мостков, с треском пробивая и расщепляя настил, обрушились на вражью палубу, и корабельная пехота с торжествующими криками устремилась по ним вперед. Несколько метательных копий и стрел полетело им навстречу, но угодили в защитное деревянное ограждение, не причинив атакующим вреда. Феликс, стоя у края мостков, погонял людей.

— Вперед! Шевелитесь, лентяи, а то для вас и дела не останется! Живо!

Выхватив меч, Катон буквально втиснулся в плотный людской поток, скатывавшийся с триремы. Часть его людей устремилась к носу пиратского корабля, сметая противников со своего пути. Катон повернулся к корме, где собралась небольшая группа крепких, хорошо вооруженных людей.

— Эй вы! — призвал он пехотинцев, оказавшихся с ним рядом на абордажных мостках. — За мной!

Они направились к корме, расчищая себе путь среди обломков такелажа. Палубные решетки были откинуты, и, заглянув вниз, Катон увидел, что скамьи гребцов пусты. Все они, бросив весла и похватав оружие, перебрались на «Трезубец», в то время как внизу уже поблескивала вливавшаяся сквозь пробоину вода. Кучка людей перед ними сомкнулась теснее, прикрываясь от римлян круглыми щитами. Времени для перестроений и тактических маневров не было. Набрав побольше воздуху, Катон что было мочи заорал: «Бей!», пригнулся за щитом и устремился на пиратов.

По обе стороны от него бойцы сошлись с врагами вплотную: резкие выкрики перемежались с лязгом стали. Один из пиратов с диким криком устремился на Катона. Яростный удар обрушился на его щит, тяжелая фальката взлетела вверх в мощном замахе, чтобы обрушиться на шлем центуриона.

Катон вскинул свой меч, со звоном парировал удар и, прежде чем пират успел замахнуться снова, резко ударил его рукоятью в оскалившуюся в рыке физиономию. Голова противника дернулась, тот охнул, из глубокого рассечения на лбу брызнула кровь. Не теряя времени и не давая врагу опомниться, Катон отдернул руку и нанес еще один удар по лицу, но уже клинком, полоснув по переносице и глазам. Пират с криком отлетел к бортовому ограждению. Резким ударом щита Катон столкнул его за борт и повернулся к другому противнику.

Коренастый, широкоплечий мужчина со светлыми, выбивавшимися из-под кожаной шапочки волосами стоял в низкой стойке и, прищурившись, отслеживал движения римского центуриона. Когда он, подняв острие своего меча, сдвинулся на скользящий шаг вперед, Катон напрягся, ожидая взрывной атаки. Но ее не последовало: пират вдруг остановился и удивленно уставился на свою грудь, откуда, пробив кожаную безрукавку, выступило окровавленное острие меча. Колени под ним подогнулись, и он повалился вперед. Стоявший позади него боец корабельной пехоты с удовлетворенной ухмылкой вырвал клинок из спины поверженного врага. Катон открыл рот, чтобы поблагодарить воина, но в этот миг сверкающая полоса стали обрушилась на шею бойца с такой силой, что его голова отлетела на несколько локтей и покатилась по палубе. Пират с торжествующим ревом прыгнул навстречу Катону, снова занося меч в широком замахе.

Катон вскинул щит, и рубящий удар пришелся по его обитой металлом кромке, рассыпав искры и отбросив Катона к ахтерштевню. Пират чуть отступил, готовясь обрушить новый удар, а центурион, быстро оглядевшись, к своему ужасу, обнаружил, что других римлян на этом участке палубы пиратского корабля нет. Все бойцы, последовавшие за ним, лежали, распростертые, на досках, среди тел поверженных врагов. Центурион остался один против двух пиратов.

Один из них, темнокожий толстяк, вращал над головой длинный клинок. В нескольких локтях от него стоял другой пират, тощий и смуглый, в чешуйчатом панцире, с небольшим круглым щитом и сверкающим кривым мечом, с которого на выбеленный солнцем палубный настил капала кровь. Глаза Катона метались от одного противника к другому; он принял низкую стойку, готовясь отразить атаку.

Худощавый пират выкрикнул приказ, и длинный меч со свистом рассек воздух, взлетев над головой Катона. Центурион резко присел, и клинок по инерции глубоко вонзился в ахтерштевень. Так глубоко, что его заклинило, и толстяк надсадно закряхтел, пытаясь высвободить свое оружие. Но прежде чем Катон успел воспользоваться обретенным преимуществом, пират помоложе устремился вперед, осыпая римлянина градом яростных ударов. Толстяк тем временем подобрал с палубы другой меч, и молодой пират, тяжело дыша, отступил.

Катон понимал, что находится в отчаянном положении, и в его мозгу промелькнула мысль, что спасением для него мог бы послужить прыжок за борт. Однако ему было понятно и то, что тяжесть доспехов мигом утянет его на морское дно. Ему не осталось ничего другого, как, сжимая меч и выставив перед собой щит, ожидать следующей атаки.

— Командир! — раздался вдруг, перекрывая шум шедшего на соседнем корабле боя, голос Феликса. — Вниз!

И Катон, и оба его противника услышали свистящий звук одновременно, но только римлянин осознал опасность своевременно: он бросился на палубу и прикрылся щитом. Град свинцовых ядер обрушился на палубу, молотя по доскам: несколько зарядов угодили и в атаковавших центуриона пиратов. Оба они с криками упали на палубу.

— Стоп! — скомандовал Феликс своим пращникам.

Катон выждал, удостоверившись, что обстрел прекратился, и взглянул на двоих недавних противников. Толстяк, которому ядро раскроило череп, был уже мертв. Его молодому соратнику заряд размозжил лопатку и сломал пару ребер. Он задыхался, из уголка его рта вытекала кровь, но, бросив взгляд на Катона, он потянулся к рукояти выпавшего меча. Центурион пинком отшвырнул оружие подальше и, склонившись над пиратом, спросил по-гречески:

— Ты вожак?