Пророчество орла

— Командир! Центурион Макрон! Командир!

Громкий зов перекрыл шум битвы, лязг оружия и стоны раненых, и Макрон обернулся на голос. Оптион, командовавший расчетом катапульты, махал руками, стараясь привлечь его внимание.

— В чем дело? — крикнул Макрон, но у него так пересохло горло, что получился лишь невнятный хрип. Он сплюнул, прокашлялся, приложил руки ко рту и крикнул снова:

— Что у тебя?

— Вон там, командир! Взгляни!

Оптион указывал в сторону мыса. С палубы центурион не видел ничего, кроме моря, однако пираты на своих кораблях тоже поворачивались туда, в сторону отрытого моря, а спустя несколько мгновений тишины над водой прокатились крики злобы и отчаяния. Нахмурившись, Макрон снова всмотрелся в море, уже понимая с радостью и надеждой, что увидели там враги.

И в этот миг из-за мыса появился нос боевого корабля, а следом — и его корпус, щетинящийся вспенивающими воду веслами. Над палубой высилась мачта с установленным под углом, наполненным ветром красным парусом. И там, в центре паруса, даже на таком расстоянии угадывался силуэт римского орла.

Глава тридцать девятая

Когда перед триремой открылась панорама залива, у Веспасиана потеплело на сердце. Макрон и его люди поработали на славу. Значительная часть пиратских судов была уничтожена или повреждена, а остальные сгрудились вокруг кучки кораблей, где еще шла ожесточенная битва. А значит, как понял префект, хотя бы часть отправленных им на это опасное задание людей еще цела. Он глубоко вздохнул и улыбнулся, чувствуя, как отпускает чувство вины за то, что Макрон и его люди были фактически принесены в жертву. Пираты тоже завидели его приближение и, прекратив атаковать корабли Макрона, разворачивались навстречу новой угрозе. Но по мере того как в залив входило все больше и больше римских боевых кораблей, их решимость к сопротивлению сходила на нет. Времени на то, чтобы организовать оборону, уже не было, и пиратам оставалось лишь с нарастающим ужасом смотреть на приближающиеся к ним галеры императорского флота. Большая часть охваченных паникой морских разбойников устремилась искать спасения на берегу, и лишь немногие командиры, поняв, в чем их единственный, хоть и слабый, шанс, направили свои суда римлянам навстречу, приказывая грести изо всех сил в надежде проскочить горловину и вырваться из гавани, пока ловушка не захлопнулась окончательно. Веспасиан указал на них одному из своих младших трибунов.

— Передай сигнал второй эскадре бирем: перекрыть им путь. Ни один пиратский корабль не должен ускользнуть.

— Есть, командир!

Вскоре шесть бирем развернулись наперехват, тогда как остальной флот вошел в гавань и, поскольку ветер здесь уже не заполнял паруса, продолжил движение на веслах. Над водой неслись радостные крики с кораблей Макрона. Некоторые моряки и бойцы Веспасиана отвечали на приветствия, но большинство взоров было обращено к берегу, куда им предстало высадиться. Там находилось немало пиратов, пока не принимавших участия в битве, со свежими силами и готовностью сразиться. Командиры поспешно строили их, чтоб обрушиться на римлян сразу при попытке высадиться.

Правда, все отмели были заполнены беглецами, и мало у кого из них хватало сил и духа, чтобы встать в строй рядом со своими более решительно настроенными товарищами. По большей части те проскакивали в просветы между формировавшимися отрядами и, устремившись вверх по застроенному домами склону, искали укрытия в росшем выше лесу. Некоторые устремились по дороге, ведущей к укрепленным воротам цитадели, находящимся за переброшенным через оборонительный ров подъемным мостом. Некоторые их товарищи, занявшие позиции на стенах, махали им руками, но большинство стояли неподвижно, поскольку перед их глазами разворачивалась драма в заливе, и они сознавали весь масштаб постигшей их катастрофы. Катапульты окружавших флагман флота Равенны боевых кораблей накрывали шквалом зарядов любое пиратское судно, пытавшееся выказать хоть малейшую попытку сопротивления. Легким судам сопровождения Веспасиан приказал высаживать абордажные команды на пиратские корабли, остававшиеся на якорной стоянке, в то время как основные силы двигались к берегу.

— Пехота на корму! — прозвучал на флагмане приказ, повторенный на палубах остальных римских кораблей.

Бойцы, для которых обучение подобным высадкам было неотъемлемой частью боевой подготовки, быстро перебежали назад, сместив центр тяжести кораблей так, чтобы их носы поднялись над водой как можно выше, позволяя кораблям проскочить дальше по мелководью. Матросы и пехотинцы расставили ноги, приготовившись к столкновению. Впрочем, оно не было слишком резким: киль флагмана пробороздил песок, погасивший инерцию движения, и корабль остановился.

— Пехота на нос! Спустить сходни!

С высоты своего командного пункта Веспасиан взглянул на пробегавших мимо бойцов и, приметив Вителлия, помахал ему рукой.

— Удачи, трибун! Надеюсь, с таким командиром высадка удастся.

Тот оглянулся, напряженно отсалютовал и устремился к носу, по обе стороны которого матросы уже спускали на слегка пенящуюся отмель сходни. Наконец они опустили трос, и сходни с плеском уперлись в дно.

— Вперед! Шевелись! — проорал центурион, командовавший флагманским отрядом корабельной пехоты, и первые бойцы устремились по наклонным деревянным мосткам в доходившую в этом месте до пояса воду, держа щиты над головами, чтобы те не промокли и не сделались неподъемными. За ними непрерывным потоком следовали и другие — сначала в море, а оттуда, орошая песок, на берег.

Вителлий, когда пришел его черед, так рванул вниз по сходням, что потерял равновесие, и не упал лишь потому, что налетел на бежавшего впереди бойца. Тот свалился головой в воду, а Вителлий, поспешно обогнув его, поспешил к берегу, оставив упавшего, промокшего и обозленного бойца позади.

По обе стороны от флагмана тот же маневр выполняли Другие корабли: бойцы сбегали по сходням, выскакивали на берег, и центурионы строили их в боевые порядки. Пираты на небольшом расстоянии впереди издавали громкие крики, старясь разжечь в себе боевой дух. Они стучали оружием по щитам, а некоторые выбегали вперед и осыпали римлян оскорблениями и проклятиями. С отдаленной стены цитадели раздался мощный, глубокий звук рога, пронесшийся над заливом и отдавшийся эхом от горного склона. Пираты откликнулись дружным ревом и, ускоряя ход, устремились вперед и вниз, навстречу высадившимся римлянам. Их атака казалась столь быстрой, что катапульты и лучники с кораблей успели произвести только один залп. Высадившиеся пехотинцы метнули во врагов свои копья, сомкнули щиты и изготовили мечи к бою.

Обстрел уложил на песок десятки пиратов, но их соратники, огибая или перепрыгивая упавших, не оглядываясь на них, продолжали атаку. Правда, глубокий, влажный песок гасил инерцию их разбега. Противники сошлись вплотную, и скоро битва на побережье превратилась во множество поединков или стычек небольших групп.

Веспасиан наблюдал за началом боя с тем чувством неуверенности и сомнения, какое испытывал всякий раз, когда его люди только сталкивались с врагом, и ни одна сторона еще не успела получить очевидного преимущества. Впрочем, в данном случае было ясно, что римляне превосходят противника числом и выучкой, так что постепенно они начали теснить пиратов назад, за пределы песчаной полосы, на гальку, дальше и выше, оставляя за собой тела убитых и раненых. Когда битва переместилась ближе к домам, многие из находившихся в задних рядах пиратов стали бросать щиты и оружие, чтобы налегке пуститься наутек. Командиры, завидев такое, осыпали трусов ударами мечей плашмя, гоня обратно в бой, а когда не помогло и это, зарубили нескольких для устрашения остальных. Однако к тому времени, когда пиратов окончательно оттеснили к домам, всякое единство между ними было утрачено безвозвратно, и повальное бегство сделалось всеобщим: все стремились как можно скорее найти укрытие на лесистых склонах. Римляне, разорвав строй, пустились в погоню, настигая и безжалостно убивая самых медлительных, но потом, удовлетворив свою ярость и устав от погони, стали брать пленников. Кучки обезоруженных пиратов отправлялись под конвоем к воде.

Только горстке врагов на ближнем к цитадели фланге удалось под неустанным натиском корабельной пехоты все же сохранять относительный порядок и отступать к воротам цитадели. Бирема из второй эскадры попыталась пресечь их отход, обстреляв врагов из катапульты, но в результате сама попала под обстрел со стен. Когда на нос, рассыпав искры, обрушился первый зажигательный снаряд, триерарх поспешил отвести корабль на безопасное расстояние. На глазах у Веспасиана лучники и пращники со стен начали косить наступавших римлян, пока те, осознав опасность, не попятились, закрываясь щитами. Тем временем пираты перебежали по мосту в крепость. Ворота захлопнулись, а потом перед ними поднялся в почти вертикальное положение и мост.

Битва как таковая закончена, решил Веспасиан. Осталось лишь очистить гавань от немногих оставшихся там пиратов и приступить к осаде цитадели. Телемах и остатки его шайки заперты в ловушке. У них не осталось ни одного корабля, чтобы попытаться бежать, и нет союзников, которые могли бы прийти им на помощь. Их конечный разгром так же неизбежен, как наступление ночи после дня. Лишь один вопрос вызывал сомнение: возвращение свитков. Веспасиан подумал о том, что, пожалуй, если те остаются в руках Телемаха, этот хитрец может попытаться использовать их, чтобы заключить сделку. Префекту было бы непросто пойти на это, поскольку любое соглашение, позволявшее пиратам сорваться с крючка, вызвало бы возмущение на флоте, и угроза мятежа — едва ли не худшее, с чем может столкнуться командир, — стала бы вполне реальной.

Звуки сражения стихли, уступив место жалобным стонам раненых да порой звону оружия: некоторые из недобитых и не успевших бежать пиратов, не рассчитывая на пощаду, пытались подороже продать свои жизни.

Веспасиан спустился с командной надстройки на переднюю палубу «Гора» с чувством удовлетворения, но полностью вымотанный напряжением, не оставлявшим его с момента вступления в командование флотом. Скоро все кончится, и если пойдет, как надо, он сможет вернуться в Рим с триумфом и преподнести Нарциссу свитки.