Пророчество: Пророчество. Враг моего врага. Понять пророка. Аз воздам.
Шрифт:
– Как это? – не понял я.
– Насколько я знаю Орден, любая лазейка, еще имеющаяся для проникновения в город, будет наверняка перекрыта утром. Если не перекрыта уже. Такого оскорбления, как лазутчики, ускользнувшие из города, Император не простит никому!
– Так может быть, нам надо было там остаться?
– Забудь про это, сынок.
Горечь в глазах Мериона неожиданно взбесила меня так, что я вскочил и, размахивая руками, заорал:
– Как это забыть? А Беата? Что будет с ней, Учитель? Зачем мы сюда шли? Чтобы валяться в траве, пока ее там убивают или насилуют?
– Сядь! – Об металл в голосе Мериона Длинные руки можно было порезаться, но я был не в том состоянии, чтобы чего-то бояться.
– И что? Ну посижу я тут,
– Не ной как баба, Ольгерд! Твоя сестра сумела выжить в Аниоре, сумела доказать воинам Ордена, что достойна быть воином, а не их подстилкой, выжила в первом бою на арене! И не ныла, как ты, понял?! Я сказал, сядь!!!
Немного отрезвленный его речью, я, продолжая кипеть, опустился на траву и с ненавистью уставился на Наставника. А он, вместо того чтобы возмутиться, вдруг продекламировал:
Семи цветных ступеней суть познать воительнице надо, телами павших устлан Путь к Покою Роз из Бездны Ада…
Комочек чувств в последний час спасет ее и вкусом боли взбодрит… Удачи трубный глас даст сил Его дождаться с воли…
– Это еще одна часть Пророчества! Что скажешь теперь, сынок?
– Что за Покой Роз? – мгновенно остыв, поинтересовался я. – И что за перепутье? Ей что, было суждено оказаться в Корфе?
– Не все сразу! – остановил меня Учитель. – Я сам мало что понимаю… Покой Роз, по-моему, – это зал во дворце Императора, где находится ложе, на которое попадает вновь обретенная Дщерь Императора…
– То есть Беате суждено возлечь под этого похотливого недоумка?– взбесился я. – Никогда!!!
– Не ори! По-твоему, ей лучше было умереть на арене? Или остаться на стене в Аниоре? Или в качестве солдатской подстилки сопровождать армию Ордена? Ну что молчишь?
Я покраснел: я не желал ей ни смерти, ни бесчестия, но выбрать, что для нее лучше, не мог…
– Я не знаю, Наставник!
– И не знай дальше! – нахмурив брови, вдруг рявкнул Мерион. – Пусть девочка идет по своему пути. А у нас, по крайней мере, появилось целых семь лет, чтобы попытаться вытащить ее оттуда! Понял?
Я просто кивнул, чтобы не расплакаться: оставлять ее в этом аду не хотелось ни на один день…
– А теперь послушай меня, сынок! – уже гораздо мягче продолжил Учитель. – У нас есть еще пара недель до отплытия обратно к Хранителю, которые можно было бы потратить с толком… Ты как, не против?
Я не среагировал – мои мысли были заняты Беатой. Тогда Мерион встал, закинул перевязь с мечами за спину и почти шепотом произнес:
– Ну ты тут страдай, а я немного пощиплю этих разноцветных, так, в память об Обители и моих друзьях…
Следующие дней десять мы снова толком не спали: окрестности столицы, изобиловавшие небольшими городками и деревеньками, просто кишели монахами: гарнизоны, разного рода подразделения, стоящие на зимних квартирах, патрули, отряды, посланные на поимку неведомых лазутчиков, то есть нас… – без боев не проходило ни одного дня. Мало того, что время и место нападения выбирал исключительно Наставник, так он еще умудрялся устроить из всего этого тренировки: по его указке я отрабатывал в реальных боях с часто весьма многочисленным противником указанные им связки. Приходилось работать одному: у Учителя плохо заживала рана, и кроме того, ему «было лениво отрывать старый, иссохший зад с такого удобного пня ради каких-то уродов», как он однажды выразился. Я работал тем оружием, которое он мне выбирал из наших с ним боевых трофеев: цепом, шестом, алебардой, топором одним и двумя двуручниками, мечом и щитом, метательными ножами и пиками… Работать на пределе своих сил, уставшим, не выспавшимся, босиком и в обуви, в латах с чужого плеча и в одной набедренной повязке…
За все это время он вмешался лишь один раз – когда, сражаясь сразу с двумя неплохо обученными воинами, я поскользнулся на куске выпавшего из обоза шелка и чуть не получил копье под ребро – вовремя брошенный Учителем
нож спас мне жизнь… И, как ни странно, мне постепенно становилось все легче и легче уживаться с мыслью о грядущем уходе из Империи, от Беаты…А за четыре дня до ухода мы вдруг получили еще одно подтверждение тому, что Пророчество начинает сбываться: атаковав очередной разъезд Ордена, я довольно быстро справился с деморализованными неожиданным нападением монахами и, добивая раненых, неожиданно услышал от одного из них странную фразу:
– Не забирай мою жизнь, о Клинок Мести!!! Молю тебя о пощаде!!!
Расспросив истекающего кровью молодого, еще фиолетового уровня монаха, удалось узнать, что в окрестностях столицы заговорили о каком-то страшном Клинке Мести, рыскающем в окрестных лесах и уничтожающем только солдат Ордена, на чьих руках есть кровь невинных жертв… Что все попытки прекратить распространение этих слухов в войсках и в народе привели лишь к их разрастанию и усилению страха перед выездами в патруль: мало кто, особенно из молодых монахов, горел желанием вообще выходить с территории лагерей… Командованию пришлось даже увеличить число воинов в каждом разъезде…
Мерион, дослушав сбивчивый монолог солдата, изо всех сил старающегося остаться в сознании, – что с его ранами было практически невозможно, – легким движением ладони подарил Орденцу удар милосердия и, ехидно ухмыльнувшись, процитировал:
– «…и Когтем Мести обернуться»! Вот тебе и оставшаяся разгадка второй части, сынок… Что ж, пока есть время, будем орудовать Когтями!!!
Глава 40
Безусловно, вложиться в дело было необходимо: перспективы, нарисованные и документально подтвержденные Кормухиным, поражали воображение, но смущала одна маленькая деталь – проводить черным налом все расчеты с новыми партнерами было немного рискованно. Нет, проблем с обналичкой у него не было – соответствующие связи в нескольких не самых мелких банках и в Москве, и в регионах, и на западе были наработаны не один год назад. Но перевозка товара на полтора десятков миллионов евро дважды в месяц да еще расчеты в Нижнем Новгороде все-таки были мероприятием, к которому надо было отнестись со всевозможным тщанием. Любая ошибка могла обойтись очень, даже слишком дорого. Наверное поэтому, перелистывая уже не раз прочитанные и перечитанные бумаги, Кириллов не отвечал на испытующий взгляд партнера, еще раз перебирал в голове все слабые на его взгляд места будущего проекта, с каждой секундой понимая, что ни за что не откажется от его реализации, что бы ему ни посулили взамен, – люди, завязанные с ТОЙ стороны, могли вознести его на уровень, о котором он даже не мечтал… Наконец, оторвавшись от созерцания не цепляющих сознания строчек, Михаил Вениаминович аккуратно отложил в сторону прошитые степлером бумаги и решительно хлопнул ладонью об стол:
– Да, я в деле!
Кормухин, явно не сомневавшийся в решении, которое примет хозяин кабинета, довольно усмехнулся и, выудив из недр стоящего у его ног дипломата грузинский коньяк «Старый», быстренько свернул ему голову:
– Тогда можно продолжить, Вениаминыч!
Кириллов не возражал: на душе было светло и радостно. Контроль над двумя месторождениями алмазов и коридор в Австрию дорогого стоили…
Мужчины выпили и, закусив дольками лимона, практически одновременно распустив узлы галстуков, засмеялись…
Полковник, с сожалением посмотрев на початую бутылку коньяка, тяжело вздохнул и, встав, расстроенно буркнул:
– Эх, и посидел бы я с тобой еще минуток эдак шестьсот, да не могу. Дела… Я, пожалуй, полечу…
Кириллов согласно кивнул и, протянув руку для прощального рукопожатия, проводил гостя до двери: еще пара запланированных на сегодня дел требовала времени, и, несмотря на отсутствие всякого желания, заняться ими было необходимо. Поэтому, вернувшись обратно за стол, он со вздохом открыл ноутбук, ввел двенадцатизначный код доступа и с головой ушел в работу…