Пророчество

— Хо! А откуда у тебя такая информация? — удивилась я.

— Не знаю, — растерянно пожал плечами ученик чародея. — Просто знаю.

— Так знаешь или не знаешь? — усмехнулась я.

— Ну, это дар предвидения вроде прошептал, — неуверенно пояснил собеседник.

— Однако ты сомневаешься? — недоверчиво прищурилась я.

— Сложно так с ходу определить, — признался Улисс. — Иногда бывает, что сразу известно, что есть правда, но в большинстве случаев это выясняется не очень быстро.

— Ладно, не мучайся, пытаясь растолковать то, в чем сам еще не разобрался.

— Да, оставим это на потом. Сейчас просто поверь, что Крайтис с нами искрен и ему на нас не начхать.

— Время покажет.

— А, кстати, Ло, чего ты такое с крыши тронного зала заметила, что остроухий министр так засуетился после твоих показаний?

— Он взял с меня клятву, что пока буду хранить эту тайну, — уклонилась я от ответа.

— Что, даже мне нельзя ее открыть?

— Тем более тебе! — пошутила я, хотя насчет того, что обещала архимагу держать язык за зубами, не лгала.

— Ну тогда и я тебе не скажу, что твой поцелуй прервал мой вещий сон, — насупился Улисс.

— Да ты что?! Ой, прости, не знала. И что же теперь делать? — наигранно ужаснулась я, так как все еще не воспринимала всерьез способности мальчишки. Вот его мудрый учитель — другое дело, он давным-давно зарекомендовал себя как великий провидец. — Все! Обещаю больше никогда не касаться губами дрыхнущего тебя.

— Нет! Ничего страшного, целуй, — все еще слегка обиженно позволил Улисс.

— Хорошо, — тут же воспользовалась я моментом. — А о чем еще ты мне не расскажешь?

— Что успел помочь мастеру Остраду придумать стих.

— Какой еще стих?

— Пророческий! И не стих даже, а песнь! — гордо вздернул нос парень. — Учитель долго не мог найти рифму, потому что слов у него недостаточно было. Тогда я предложил объединить его слова с моими, и у нас все получилось!

— И что же вы там насочиняли?

Тут Улисс вспомнил, что обещал помалкивать:

— Не скажу.

— Старик тоже велел хранить это в секрете? — предположила я.

— Вовсе нет.

— Тогда продолжай.

— Не-а, — с усмешкой покачал головой Улисс.

— Интриган! — ущипнула я собеседника.

— Еще какой! — согласился нахал.

— Все равно скажешь! — На этот раз я пощекотала юноше ребра. Но тот либо не боялся щекотки, либо стерпел.

— Нет.

— Как миленький признаешься!

— Ха, с чего это ты взяла?

— А с того. Есть способ расколоть тебя!

— Какой? — изумленно приподнял бровь Улисс.

— Вот такой, — обвила я руками шею парня, одарила его длинным жарким поцелуем и выдвинула ультиматум: — Колись, если хочешь продолжения!

И парниша отчеканил:

— Мы с помолодевшим чародеем Острадом превратились в менестрелей и очутились в совершенно другом мире. Провидец уже и во сне не был слеп. Все люди в том сказочном месте носят странные одеяния и прически наподобие орочьих, только еще смешней, имеют бело-розовую кожу, как у светлых эльфов, сами мастерят удивительные штуки, как гномы, и очень любят пещеры, как дроу. Даже если город на поверхности, то все равно на противоположную сторону улицы местные жители переходят под землей. В одной из таких нор мы пели песню.

Учитель щипал шестиструнную мандолину с необычным по форме корпусом — как у виолончели. Мой инструмент тоже напоминал виолу, только крохотную. Играть на ней необходимо, упирая ее не в пол, а в подбородок, и извлекаемые звуки получаются гораздо выше, но все равно приятно ласкают слух…

Теоларинэ.

— Да уж, ситуация, — после моего пересказа первым заговорил Ролтрилтар.

— Даже не знаю, что и подумать, — подала голос и Ёль.

Базирог угрюмо промолчал.

В отличие от Вотара я не умею читать мысли гномов, зато слишком хорошо знаю этого коротышку, чтобы понять, что его беспокоят не только события на Пангее. Поэтому, не откладывая дело в дальнюю галерею шахты, спросила прямо, правда, обращаясь сразу ко всем:

— Признавайтесь! Что тут стряслось в мое отсутствие?

Коротышка скользнул взглядом по светлым, но те лишь крепче сжали губы.

— Ну?! Я жду! — стала проявлять я нетерпение.

— Тетя Теоларинэ, вы только не ругайтесь, но я, не посоветовавшись ни с кем, позволил себе некую вольность, — виновато промямлил рыжебородый низкорослик, ковыряя носком половик.

— Та-ак, дальше! — потребовала я.

— Дело в том, что я больше не в силах лгать Миле… Одно дело — обманывать Полину, говоря, что мы вынуждены были взять Барсика в деревню и, как только соберемся, ближайшим рейсом привезем его в город… А с Людочкой не могу так… Мы скучаем друг по другу… Достаточно мучить и себя, и ее… Срок придуманной командировки и так продлился больше чем вдвое… В общем, не выдержал, позвонил, сказал адрес… Завтра она приезжает сюда, и я ей во всем признаюсь… О нашем мире… Если ее чувство так же сильно, как и мое, она поверит, пойдет за мной… А если любит, но испугается, не захочет круто изменять жизнь, тогда пойму и сам останусь на Земле, — сбивчиво объяснил малыш. Затем перевел дух и сумрачно добавил: — А если не поверит или примет всех нас за сумасшедших, Ёлифрэль сотрет ей память за последние сутки, она это умеет. А я скажу, что все кончено, и попрошу забыть меня навсегда.

— Тьфу ты, напугал! Думала, что серьезное случилось, — воздела я руки к небу. — Ну, воля твоя, раз решил, рассказывай. Только учти, заставить поверить — полдела. Посвятив Милу в тайну, ты подвергнешь ее дополнительной опасности. Причем угроза может таиться как на Пангее, так и здесь. Подойди к этому вопросу очень серьезно. Не приведи боги, чему трагическому с твоей женщиной случиться, ты уже никогда себе этого не простишь.

— Да-да, конечно, понимаю всю ответственность! Я уберегу! Целиком и полностью готов взять на себя ее защиту!

— Хорошо. А если что, наша семья всегда придет к вам на помощь, — улыбнулась я и подмигнула двум молчаливым эльфам: — Так же, Тарасовы?

— Конечно, — сухо произнес Рол, устремив на меня строгий взгляд. — Но это еще не все, о чем мы хотим тебе сообщить, Теоларинэ.

— Ну так сообщайте.

— Мы с Ёлифрэль не родные мама и папа Вотара…

Последовавшая далее из уст светлой и темного информация принципиально ничего в наших отношениях не меняла, так как сейчас мое мировоззрение кардинально изменилось. А вот поведай они эту историю чуть раньше — парочке бы несдобровать.