Пророчество
Шрифт:
Куча мала, образовавшаяся между Горелым и Шполой, помешала их встрече и даже как-то смазала ее. Когда Горелый обогнул груду тел, мужчины обнялись не радостно и крепко, как следовало бы, а наспех, будто не пять лет прошло после их последней встречи и один из них только что не вытащил другого из серьезной передряги. Выглядело это так, словно оба исполняли какой-то обязательный ритуал.
– Ничего не меняется. – Горелый указал на кучу малу.
– Без тебя – никак, – развел руками Шпола.
– Нет, Андрей, пусть уж лучше все это без меня.
Он снова кивком указал на злых
– Ты как? – Шпола уже приметил рубец на правой щеке Горелого, не слишком глубокий, но довольно заметный. Раньше этой характерной приметы у друга не было. – Что, наши подарили?
– Наши, – подтвердил Горелый. – Только не ваши, а именно наши.
Чтобы нагляднее показать, насколько широким является это понятие, Горелый изобразил обеими руками неправильной формы окружность.
Запыхавшиеся патрульные тем временем принялись советоваться, что делать с тушей, которая, наконец-то унявшись, развалилась на полу.
– Он сейчас уснет, парни, – предупредил Горелый.
– Я ему, блин, сейчас засну!.. – отозвался один из патрульных, даже не взглянув на непрошеного советчика.
– Так в каком смысле «наши»? – переспросил Андрей, дернув друга за рукав куртки.
– В самом прямом. Осужденный мент – хоть он вроде бы и зэк – на самом деле все равно мент, – пояснил Горелый. – Там, где я сидел, все наши. Только порядки как на черной зоне [1] . В общем, была одна история… – Он коснулся шрама кончиками пальцев. – Слушай, мы чего тут стоим?
– Ты мне лучше скажи, какого черта ты вообще здесь оказался?
– А, это… – Горелый отмахнулся.
1
Зона, которую контролируют уголовные авторитеты. (Здесь и далее примеч. перев.)
Пьяный на полу глухо застонал, после чего его бурно вывернуло.
– Твою ж мать! – в один голос взвыли патрульные.
Зрители дружно заржали. Правда, хохот довольно быстро оборвался – в заблеванном полу дежурной части не было ничего смешного. В бессильной ярости один из патрульных засадил задержанному носком ботинка, что только вызвало у того новый рвотный спазм.
– Это уже кое-что, – заметил Горелый. – Теперь дело пойдет.
– Какое еще дело? – На этот раз патрульный развернулся, чтобы посмотреть, кто тут такой умный.
– Такое, как надо. Сейчас проблюется и малость придет в себя. Сможете даже с ним поговорить.
– На хрен мне эти разговоры? – огрызнулся патрульный.
– А на хрен ты его сюда притащил? – парировал Горелый.
Ответа ни у одного из патрульных не нашлось. Возможно, только теперь оба начали осознавать глубинный смысл поставленного вопроса: они, и в самом деле, привезли с собой нудную
и кропотливую работенку, подхватив с тротуара крепко вмазавшего мужика, который не совершил ничего противоправного, за исключением злоупотребления спиртным.В этот момент дверь дежурного отделения распахнулась и из влажного мартовского сумрака в помещение шагнул мужчина.
Новый посетитель был одним из тех сотен тысяч, если не миллионов невысоких русоволосых мужчин среднего возраста, которые носят мушкетерские бородки и при этом тщательно бреют усы.
На фоне сыскаря Шполы в потертой, но все еще добротной кожанке, Горелого в теплой камуфляжной куртке, купленной на вещевом рынке в Конотопе, расхристанных потных пацанов в форме и задержанного на полу, облаченного в когда-то светлый длиннополый плащ, этот господин с бородкой выглядел явлением с другой планеты.
Занятые своими проблемами Шпола и Горелый, может, и вовсе не обратили бы внимания на «мушкетера», если бы он, немного потоптавшись на месте (как бы собираясь с важными мыслями и намереваясь сделать шаг, на который долго не решался), сам не обратился к ним:
– Прошу прощения, а мне куда?
Вопрос прозвучал так непосредственно и наивно, что Горелый не нашел ничего лучшего, как ответить в тон:
– Туда!
– Нет, я серьезно, – проговорил «мушкетер».
– Ну так и я серьезно!
– В зависимости от того, что у вас за дело, что вам требуется, – вмешался Шпола.
Прогноз Горелого тем временем сбывался. Пьяный начал мало-помалу приходить в себя и адекватно воспринимать окружающее. Поднявшись на четвереньки, он тряс головой и стонал, соображая, куда попал и что успел натворить. Патрульные пока не трогали его: все худшее, что могло случиться с ними этим сырым вечером, уже случилось.
– Жизни и смерти, – вдруг произнес «мушкетер».
– В каком смысле – «жизни и смерти»? – не сразу включился Шпола.
– Речь идет о жизни и смерти, – терпеливо пояснил мужчина и добавил: – Моей. Я должен умереть. Мне сказали…
– Уважаемый, – со вздохом произнес Горелый, – если бы каждому из нас не пришлось когда-нибудь умереть, на планете Земля давно уже не было бы свободного места. И все мы, – он жестом обвел присутствующих, – начали бы убивать друг друга гораздо чаще, чем это случается теперь. Без смертей человечеству попросту стало бы тесно.
– Я вижу, вы меня не понимаете. – «Мушкетер» буквально излучал терпеливость. – Поэтому и спрашиваю, куда мне пройти, чтобы кто-нибудь выслушал меня и принял хоть какие-то меры.
– Какие именно? – Шпола уже жалел, что ввязался в этот разговор. Среди девяноста тысяч жителей Конотопа наверняка есть с десяток еще незнакомых ему городских сумасшедших.
– Чтобы я не умер, – лаконично ответил «мушкетер».
Задержанный пьяница тем временем с трудом поднялся на ноги, с отвращением разглядывая свои загаженные ладони.
Андрей решительно извлек из кармана служебное удостоверение:
– Уголовный розыск. Капитан Шпола, «убойный» отдел. Говорите четко: что с вами произошло? И что там насчет жизни и смерти? Вам угрожают? Кто именно? По какой причине?