Пророк с Луны, Ангел с Венеры. Новые земли

«Popular Science Review» (1–513):

В апреле 1862 года он все еще был виден.

Еще кое-что видели при обстоятельствах, которые не назовешь триумфальными — 28 ноября 1872 года профессор Клинкерфус из Геттингена, отыскивая комету Бела, увидел на орбите предполагаемой кометы метеоры. Он телеграфировал Поджсону в Мадрас, что комета видна рядом со звездой Тега Центавра. Я не утверждаю, что это из области чудес, но и высокой квалификацией не назовешь. Подобные драматические телеграммы воодушевляют верующих: астроном с севера говорит астроному на далеком юге, куда смотреть, точно называет одну крошечную звездочку на небосводе, не видимом с севера. Поджсон взглянул туда, куда ему велели, и объявил, что увидел то, что ему велели видеть. Но на заседаниях Королевского астрономического общества 10 января и 14 марта 1873 года капитан Тапман указал, что если комета Бела и появлялась, она никак не могла оказаться вблизи указанной звезды.

Среди наших последних эмоций преобладает негодование на всех астрономов, утверждающих, что они знают, приближаются или удаляются от нас звезды. При ближайшем рассмотрении кажется, что нас особенно раздражает астрономическая точность. Мы отмечаем, что гораздо легче определить, приближается или удаляется относительно близкая к нам комета. 6 ноября 1892 года Эдвин Холмс открыл новую комету. В «Journal of BAA.» (3–182) Холмс пишет, что, по расчетам разных астрономов, расстояние до нее составляет от двадцати до двухсот миллионов миль, а диаметр орбиты определяется от двадцати семи тысяч миль до трехсот тысяч миль. Профессор Янг пишет, что комета приближается; профессор Паркхерст пишет просто, что планета выглядит приближающейся к Земле; но профессор Берберих в «English Mechanic» (56–316) объявляет, что 6 ноября комета Холмса находилась в 36 000 000 миль от Земли, а 16-го — в 6 000 000 миль, и что она приближается настолько быстро, что 21-го комета столкнется с Землей.

Комета же как удалялась, так и удалилась.

4

Однако иногда я сомневаюсь, что астрономы так уж выделяются своей некомпетентностью. Слишком уж они напоминают мне косметологов и бакалейщиков, филантропов, высококвалифицированных счетоводов, составителей договоров, участников международных конференций, психологов и биологов. Я смотрю на астрономов примерно так, как капиталист смотрит на социалиста, или социалист — на капиталиста, или пресвитерианец — на баптиста, или демократ — на республиканца, или художник одной школы — на художника другой. Если ненадежность, или отсутствие основания, в любой области мысли видна всякому из ее противников, почему же мы не видим, что все так называемые основы всего нашего существования суть мифы и что все дискуссии и видимость прогресса — столкновение призраков или опровержение старых заблуждений новыми? Тем не менее я ищу более широкого выражения, которое бы оправдало нас всех — допуская, что так называемая неоправданность и бессмысленность есть наше видение частей и функций вне связи с основополагающим целым; некой основой, проявляющей свое развитие в терминах планет, и кислот, и мошек, рек и профсоюзов, и циклонов, политиков, островов и астрономов. Мы могли бы принять основополагающую целостность, для которой все наше существование есть различные проявления — разрываемые ураганами и потрясаемые борьбой Труда с Капиталом — и потом, для равновесия, нуждающиеся в отдыхе и расслаблении. Целое склонно к розыгрышам, и иные человекообразные, некоторые жрецы, философы и кабаны-бородавочники — всего лишь его грубые шутки; но астрономы — проявления иронии более возвышенного сорта или удовольствие от притворства, будто им известно, приближаются или удаляются далекие звезды, и в то же время точное предсказание, когда именно близлежащая комета, удаляющаяся от нас, приблизится вплотную — завершающий штрих мастера. Это игривость космоса: подобные развлечения позволяют Бытию выносить свои катастрофы. Разбитые кометы, отравленные нации, водородные судороги Солнца — надо же хоть на астрономах отдохнуть и развеяться.

Нам важно помнить, что астрономы в предсказании движения звезд оказались не более неудачливы, чем в других отношениях. Особенно неприемлема для нас доктрина, что переменчивость звезд определяется вращением вокруг них «темных» спутников; кроме того, мы предпочитаем находить, что для сколько-нибудь зрелого ума ничто не определяет наличия звезд с вращающимися вокруг них или окружающими их светящимися спутниками. Если молчание — единственно верная философия, и если всякое позитивное утверждение есть миф, нам нетрудно будет найти оправдание своим отрицательным предпочтениям.

Профессор Отто Струве являлся одним из высших авторитетов в астрономии, и верующие приписывают ему немало триумфов. 19 марта 1873 года профессор Струве объявил, что обнаружил спутник звезды Процион. Это было интересное наблюдение, однако все же простое наблюдение, а не триумф. Несколько раньше профессор Оверс, столь же легковерный или столь же легкомысленный, как Ньютон, Леверье и Адаме, вычислил орбиту гипотетического спутника Проциона. Он изобразил на звездной карте окружность вокруг Проциона. Эта орбита была вычислена в терминах закона гравитации, а наша общая мысль состоит в том, что все подобные вычисления — лишь идеал и имеют к звездам и планетам не больше отношения, чем безупречные теории косметологов к пятнам, проступающим на заштукатуренном лице нашего существования. В частности, мы намерены дискредитировать «триумф» Струве и Оверса, но в общем мы продолжаем свою мысль: никакие расчеты не приложимы к небесной механике, этот предмет является источником чисто эстетического удовольствия и ему не место в строгой науке астрономии, если кто-то и способен допустить, что такая наука существует. Итак, после великих трудов или после долгих забав Оверс рисует вокруг Проциона кружок и объявляет, что это — орбита звезды-спутника.

Ровно в той точке круга, где «следовало», 19 марта 1873 года Струве видит светящуюся точку, которую, понятное дело, рано или поздно кто-то да должен был увидеть. По словам Агнесс Клерк («System of the Stars»), Струве снова и снова наблюдал светящуюся точку и наконец убедил себя, что она движется, как «следует», точно по предначертанной орбите. В «Reminiscences of an Astronomer» профессор Ньюкомб рассказывает эту историю. По его словам, американский астроном тогда не просто подтвердил наблюдения Струве: он не только увидел, но и точно измерил предполагаемый спутник.

В линзах телескопа Струве был обнаружен дефект: выяснилось, что этот телескоп показывал такой же «спутник» примерно в 10 секундах дуги от каждой звезды. Выяснилось, что более чем «утвердительные» измерения американского астронома относились к «давно известной звезде» (Ньюкомб).

Всякий астрономический триумф — яркая звезда с вращающейся вокруг нее безмозглостью, которая может временно затемнять ее сияние, а потом скрыться из виду. Жречество — не просто тирания: это необходимость. Должен найтись пристойный способ пересказать эту историю. Добрый жрец Дж. Э. Гор («Studies in Astronomy») излагает ее в безопасном варианте: он говорит только, что в 1873 году Струве «основательно заподозрил» существование у Проциона спугника. Позитивные утверждения науки — острова мнимой устойчивости в космическом студне. Мы затмим историю открытия Алгола несколькими современными закрытиями. Для всех умов, не допускающих, что искренние и преданные фальсификаторы задерживают развитие, эта история, если не позабытая напрочь, скоро возобновит свое сказочное сияние. Мы — центр потрясения в дрожащем черном студне. Ярко сияющие заблуждения видятся нам маяками надежности.

Сэр Роберт Болл в «The Story of the Heaven» говорит, что светимость Алгола сокращается с периодом 2 дня, 20 часов, 48 ми-нут и 55 секунд. Он подробно приводит вычисления профессора Фогеля относительно чередования света и затемненности. Божественная способность — из изменения света выводить диаметр, скорость и удаленность некой невидимой сущности — диаметр светящейся точки — 1 054 000 миль, а диаметр невидимости — 825 000 миль, их центры разнесены на 3 320 000 миль; орбитальная скорость Алгола — 26 миль в секунду, а орбитальная скорость его спутника 55 миль в секунду — следовало бы сказать 26,3 мили и 55,4 мили в секунду — Проктор, «Old and New Astronomy».

Сталкиваясь с такими классическими установлениями, мы поначалу чувствуем себя беспомощными. Нам говорят, что так есть. Как будто мы — форма движения и должны продолжать движение, но на нашем пути встает нерушимая преграда из крепчайшей стали, сверкающая полировкой.

Но все видимое есть иллюзия.

Никто из работающих с микроскопом в этом не усомнится; никто из тех, кто перешел от обычной веры к простейшему изучению любого предмета, не усомнится, как в собственном конкретном опыте, — что в широком смысле все видимое есть иллюзия и что, признав это, мы развеем препятствия, чудищ, драконов и угнетателей, встречающихся нам в странствиях. Эта стена вычислений сама по себе есть форма движения. Статичное не может абсолютно сопротивляться динамическому, поскольку само сопротивление пропорционально становится динамикой. Мы обнаруживаем, что у наших противников ржавеет оружие. Период Алгола, с точностью до секунд вычисленный Фогелем, оказался определен так неумело, что и все утверждение свелось к нулю.

«Astronomical Journal» (11–113):

Что, по мнению Чандлера, Алгол и его спутник не просто вращаются один вокруг другого, но вместе вращаются вокруг некоего невидимого центра — регулярно.

«Bulletin Societe Astronomique de France» (октябрь 1910 г.):

Что месье Мора показал, что в изменчивости Алгола наличествует иррегулярность, которую не учли ни Чанддер, ни Фогель.

Спутник Сириуса вырастает горой, напоминая нам, что эта история должна быть чепухой или, хуже того, — что комедия двух огоньков скрывается теперь за чем-то более темным. История спутника Сириуса состоит в том, что профессор Оверс, проводя наблюдения или, в своей мании карандаша и поверхности, которую можно покрывать каракулями, предполагая, что он наблюдает движения звезды Сириус, вывел из него существование спутника и, разумеется, вычислил его орбиту. В начале 1862 года Элвен Кларк-младший обратил на Сириус свой новый телескоп и там, точно там, где, согласно расчетам Оверса, ему следовало быть, увидел спутник. Эта история рассказана Проктором примерно тридцать лет спустя: обнаружение спутника «в точно рассчитанной точке»; Проктор утверждает, что за тридцать прошедших лет спутник «твердо держался расчетной орбиты».

Согласно «Annual Record of Science and Industry» (1876, 18), спутник половину срока, упомянутого Проктором, не держался рассчитанной орбиты. В «Astronomical Register» (15–186) приводятся две диаграммы Фламмариона: одна — с орбитой спутника, вычисленной Оверсом; вторая получена на основании многочисленных наблюдений. Они не слишком хорошо согласуются. Они вовсе не согласуются.

Я сейчас временно допускаю, что Фламмарион и другие астрономы-наблюдатели правы, а писатели, подобно Проктору, не проводящие собственных наблюдений, ошибаются, хотя у меня есть основания думать, что звезды-спутника не существует. Кларк, направив телескоп на Сириус, увидел спутник именно там, где предсказал Оверс. Согласно Фламмариону и прочим астрономам, если бы он посмотрел раньше или позднее, то не нашел бы его на месте. Тогда, во имя единственного расчета, о котором никто из астрономов и не слыхивал, что заставило звезду оказаться на месте, в точности когда он ее искал, 31 января 1862 года, если ни раньше, ни позже ее на месте не было?