Пророк
Шрифт:
Лишь немногие из них вспомнят Рейчел, но у всех будет своя теория.
Кент стоял в центре поля, пока они собирались вокруг него. Несколько кивков, несколько слов, произнесенных шепотом, но заговорить никто не решался. Все ждали его.
«Вспомни тренера Уорда, – подумал он. Детское желание, чтобы его старый тренер вдруг оказался рядом, было таким отчаянным, что у него подогнулись колени. – Сделай это за меня, тренер Уорд, сделай это так, как ты уже делал раньше, пожалуйста».
Но Уолтер Уорд уже шесть лет как лежал на кладбище Роуз-Хилл. Он был не просто бывшим тренером Кента, а членом
Когда вокруг него собралась вся команда, он заговорил. Здесь было больше ста человек. Много взрослых. В основном родители, но попадались и незнакомые лица.
– Думаю, вы уже слышали, – сказал Кент, – но если нет, позвольте сообщить вам, что тренировки не будет, и объяснить почему.
Он рассказал о том, что они уже знали. Одного из нас забрали. Ключевым словом в его речи было «забрали». Он никогда не забудет, как ранило его слово потеряна в отношении Мэри, словно она была ключами от машины, пультом дистанционного управления или парой туфель. Нет, она не была потеряна.
Ее забрали.
– Мы знаем, – сказал он, – что игра не имеет значения. Сегодня утром нам всем об этом напомнили – хотя я надеялся, такого никогда не случится. Давайте теперь напомним себе о другом: мы черпаем силу друг в друге. Иногда нам нужно взять больше, чем мы можем предложить сами. Вам, парни, нужно об этом помнить. Среди нас есть те – семья Рейчел, ее друзья, ваш товарищ по команде Колин, – которым нужно больше, чем у них есть. От вас и от меня. Мы должны помнить об этом и предложить это им. Мы много месяцев – даже лет – обсуждали, что воплощает в себе эта игра, а что нет. Сегодня она ничего не значит. Поймите это. Не обманывайте себя. И помните… Никакой страх или потеря не могут быть сильнее веры.
Среди одобрительных возгласов громче всех прозвучал голос человека в задних рядах, а когда взгляд Кента скользнул к нему, тот быстро опустил голову. Козырек бейсболки и склоненная голова не позволяли рассмотреть его лицо, но Кенту этот мужчина показался знакомым. Тренер запнулся, затем отвел взгляд и снова сосредоточился.
– Сегодня не будет тренировки, не будет футбола. Проведите день со своими родными и друзьями, со своими мыслями. И постарайтесь, чтобы эти мысли были направлены на людей, которые в них нуждаются. – Он немного помолчал. – Теперь я прочту молитву для тех, кто захочет остаться.
Остались все.
Кент надеялся, что сможет добраться домой, не давая комментариев прессе, но у машины его перехватил Боб Хакетт, уважаемый в городе редактор спортивных новостей, посвятивший своей профессии больше тридцати лет. Он писал о том, как они выиграли чемпионат штата, когда Кент только пришел в команду, и о том, как лишились титула, когда Кент был квотербеком и учился в выпускном классе школы, а также обо всем, что произошло за прошедшие годы.
Сегодня он ждал Кента у его «Форда Эксплорер». Прислонившись к машине, они смотрели на футбольное
поле, которое несколько часов назад значило так много.– Мне очень жаль, – сказал Хакетт.
– В данный момент многие люди заслуживают сочувствия, но среди них нет меня.
– Кент, довольно скоро с вами захотят поговорить о том, что произошло, – сказал Хакетт. – И знаете что: вам проще поговорить со мной. Если я напишу об этом первым, интервью перепечатает Ассошиейтед Пресс. А когда к вам обратится кто-то другой, вы скажете, что уже дали одно интервью, и этого будет достаточно. Если станете молчать, все начнут истолковывать это на свой лад.
Ну и пусть истолковывают. Это никак не связано, всё уже в далеком прошлом.
Но Кент понимал, что это неправда. Совсем близко – и всегда будет.
– Мы достаточно давно знакомы, и вы знаете, что я не гонюсь за сенсацией, – сказал Хакетт. – Если не хотите о ней упоминать, то я…
– Нет, – Кент покачал головой. – Давайте. Поговорим о моей сестре.
Хакетт отвел взгляд, и Кент понял, что журналист действительно смущен. Он не всегда соглашался с тем, что тот писал в своих колонках, но ценил отношение к своей работе. Хакетт писал не о тренерах, спортсменах и соревнованиях. Он писал о людях.
– Пойдем внутрь? – спросил журналист.
Кент покачал головой.
– Нет, устроимся на трибунах.
Температура на улице была чуть больше нуля – утреннее солнце, скрытое тучами, еще не успело нагреть воздух, – а у Хакетта не было кепки, чтобы прикрыть лысую голову, но он кивнул и первым направился к рядам сидений.
8
Челси позвонила около полудня.
– Я только что узнала.
Ни вступления, ни вопросов, почему Адам не вернулся к ней ночью и почему его нет в офисе, хотя субботнее утро обычно заполнено делами.
– От кого?
– От полиции. Приехали, чтобы забрать ее дело. Там почти ничего не было. Им было трудно в это поверить.
– Они надеются. Не вини их. Мне тоже хотелось бы иметь больше. Мне… – Адам не мог продолжать и рассчитывал, что она подумает, что он пьян. Почему-то ему казалось, что так будет лучше. Безопаснее. Адам? Он не сломан, а просто пьян. Достоин твоего презрения, но, пожалуйста, не изливай на него жалость или сочувствие.
– Где ты? – спросила она. Ее голос был очень тихим.
– Дома.
– У себя?
– В единственном доме, который у меня есть.
– Да.
Адам молчал. Тридцать ночей подряд он провел у нее. А может, сорок.
– На это утро у нас три дела, – сказала Челси. – Вероятно, на сегодня всё. Те, кто напился в пятницу вечером, вышли. Я закрываюсь. Если мы кому-то понадобимся, пусть звонят.
– Конечно.
– Давай увидимся, Адам. Пожалуйста…
– Хорошо.
После окончания школы они не слишком много общались. Десть лет вообще ничего не знали друг о друге. Она какое-то время жила в Кливленде, а когда вернулась, то была уже замужем. За Тревисом Леонардом. Бывший военный, уволен с лишением прав и привилегий. В Чамберсе его в первый раз арестовали за сбыт краденого. Она пришла к Адаму по поводу освобождения под залог, держа в руке чековую книжку, и он рассердился на нее, буквально пришел в ярость – она была слишком хороша для этого парня, для этой жизни.