Прорвемся, опера! Книга 2
Шрифт:
— Шутите всё.
— Просто дело в том, — я сказал это серьёзнее, — что эти сведения привели к смерти Верхушина. Поэтому раз дело перешло вам, вам и самой, Ирина, надо ходить осторожно, чтобы кто-то всегда провожал. А другая обстановка нужна, чтобы никто лишний здесь не подслушал. Здесь я скажу всё официально, про следы, выстрел и всё остальное, а вот неформально поделиться мыслями лучше в другом месте.
— Ладно, — она кивнула. — Давайте поговорим днём где-то ещё. Но надолго не теряйтесь.
Она ушла, я пошёл давать объяснения начальникам по поводу всего подряд. А в голове крутились мысли, что если Верхушин не сумел
Но это ничего, прорвёмся. Я сам жив, и многие другие живы несмотря ни на что, а это уже значит многое. Это значит — своего я добиться смогу точно, и другие случаи, так или иначе, уже не повторятся.
Глава 3
— Ну что, Пашка, — Устинов широко зевнул. — Так, остались мелочи. Ща Ирина допишет, хату опечатает — и поедем… а чего с кошкой-то делать? — вдруг всполошился он, глядя вниз, на чёрную кошку, что тёрлась о его ноги. — Жена-то у Рудакова переехала же в другой город, да и вряд ли она за животинкой приедет. Не на улицу же её.
— Возьми к себе, Василий Иваныч, дома скучно не будет, — я подошёл к нему. — А то на неё уже Ручка глаз положил, так и гладит, так и гладит…
— Ручка? На мою кошку?! Хрена с два ему, а не кошку! — он с кряхтеньем наклонился и подобрал пушистого питомца. — Ладно, дама, пока у меня побудешь, там посмотрим.
— Иваныч, ещё хотел один момент с тобой обсудить, — я прошёл в комнату, а Устинов двигался следом за мной с кошкой на руках. — Смотри, всё равно остались пробелы. Вот понять бы, меня сюда выдернул сам Верхушин или они у него номер взяли? Или что-то ещё? Не бьётся пока что-то, смотрю вот на комнату и понимаю, что не бьётся. Кто-то ещё должен был здесь быть. Давай-ка с тобой определимся.
У меня было подозрение, что должен быть кто-то третий, и чем дольше я находился в квартире Рудакова, тем сильнее оно росло. Следов-то постороннего человека почти нет, только намёки. Но Устинов на этом собаку съел. Он же опер старой советской закалки, его в своё время обучали фронтовики, которым довелось бороться с опасными бандами в тяжёлые послевоенные времена. Не хотелось бы, чтобы такой уникальный опыт пропал с его уходом, как вышло в моей первой жизни.
— А почему тебя что-то смущает? — протянул Устинов с таким хитрым видом, будто он с самого начала всё знал, как Коломбо.
— Мебель, следы и всё остальное, Иваныч, — я показал вокруг. — Я тут в голове картинку кручу и понять хочу, убили ли его в кресле или принесли откуда-то? Следов крови на ковре мало, и то, это Шухов всё натоптал.
Я отошёл и немного покружился по комнате, выискивая места, за которые цеплялся намётанный глаз.
— Ирина уже записала обстановку в протокол, но только по факту, как она сама всё это увидела, когда пришла. Да и тут уже всё переставили, народа столько было. А мне кажется, Иваныч, что здесь был кто-то ещё.
— Смотри, в таких делах, Пашка…
Устинов, продолжая говорить, прошёл к типичному складному столу, который стоял чуть ли не в каждой квартире. Одно крыло столешницы разложено, на нём стояла ваза, но пустая, без цветка. Ел Рудаков явно на кухне, и этим столом особо не пользовались, судя по тонкому слою пыли.
Но стулья вокруг стола ещё совсем недавно
стояли не так, как нужно. И дело не в том, что их переставили мы.— Надо понять, как всё было изначально, — Устинов, так и держа кошку в руках, посмотрел на ковёр и отошёл к шкафу, с высоты своего немалого роста он вполне мог заглянуть наверх, приподнявшись на носках. — Но то, что их было больше двоих, тут я с тобой не спорю.
— А у нас тут уже все посидели на этих стульях, по всем комнатам растащили, но кое-что я помню. Давай, пока Кирилл не уехал, сообразим, что тут было.
Криминалист как раз копался в коридоре, извлекая пулю, которая ушла в пол во время моей схватки с Борисом Кузьминым. Тела уже увезли, этим занялся Толик, а с ним уехал Руслан Сафин.
— Начнём, — сказал я. — Вот так должны были стоять стулья в обычное время, когда никакого убийства ещё не было.
Расставить их было несложно, потому что в комнате был импортный ковёр с пушистым ворсом, и на нём остались характерные глубокие следы от квадратных ножек. И на нём же видна едва заметная ложбинка от подставки для столешницы, когда стол раскладывают целиком и переставляют ближе к середине комнаты. Следы вообще хорошо на нём остаются, даже если мебель стояла там недолго.
Устинов с интересом смотрел, как я прополз по ковру, рассматривая следы, а после переставил стул в середину комнаты, напротив кресла, где я обнаружил убитого Верхушина. Сначала примерил, повернув стул к нему, а потом подумал и отвернул, чтобы спинка была ближе к креслу. Ножки встали в едва заметные следы почти идеально.
— А когда я вошёл сюда, — продолжил я. — Стул стоял здесь, вот, ворс едва примятый, на нём легко остаются следы. Стоял именно так, — я постучал по спинке стула. — Кто-то сидел верхом на этом стуле, прикрываясь спинкой. Ещё и руки на неё положил наверняка.
— Как раз сидели напротив друг друга, — Устинов уселся на стул сам и внимательно посмотрел на красное пятно, чётко видное на покрывале кресла. — И глядели друг другу в глаза.
— Верхушин сел в кресло, — сам я садиться в кровь не стал, но обошёл кресло сзади и встал за спинкой. — А кто-то сидел напротив него, смотрел на следака в ответ. И в этом момент кто-то выстрелил. Хм-м…
— А ты обратил внимание на угол вхождения пули? — Устинов так и смотрел на кровь. — Стреляли в упор, но чуть сверху. Но не в затылок, иначе бы тут всё забрызгало, пуля пошла вниз, разрушая мозг. А если бы просто пальнули в затылок или висок… Ты же сам, Пашка, проверил сегодня на практике, что бывает в таких случаях, если пуля выходит с другой стороны. Там весь подъезд уделан в кровяке, ёклмн, уборщица замучается завтра. А тут, можно сказать, аккуратно, кровь шла только из одного отверстия, видно по каплям. Его застрелили в кресле, когда он в нём сидел.
— Да, и пуля должна была остаться в теле. А вывод, — я посмотрел на него. — Убийца очень высокий, как тот, Борис Кузьмин, которого я подстрелил.
— Или как я, — Василий Иваныч хохотнул. — Но у меня алиби, если чё, есть. Я с Сафиным был в кабинете.
— Я ничего и не говорю про тебя, Иваныч. Мы работаем и обсуждаем, что думаем, — я почесал лоб. — Значит, Верхушин сидел в кресле, напротив него кто-то сидел на стуле и… знаешь, всё-таки я думаю, сначала Верхушин сам хотел допросить Рудакова, но поза Рудакова, сидящего на стуле, не похожа на позу человека, которого допрашивают.