Прорыв

— Не наш фрегат. Адмирал. Это было другое место и время.

Стоун повел плечами, как это сделал бы халианин. Движение причинило ему боль.

— Думаю, это неважно.

Амани подошел поближе и сел на стул рядом с постелью.

— Адмирал, неужели в вашем голосе звучит сожаление?

Человек посмотрел на Амани:

— Ты хочешь спросить, не жалею ли я, что уничтожил так мало ваших кораблей? Жалею.

Амани подумал о риске, которому он себя подвергает, и решил, что это не имеет значения.

— Нет, — мягко произнес он, — я хотел спросить, жалеешь ли ты, что вообще уничтожал их?

— Целитель, я Адмирал Флота, по крайней мере, был им. И я защищал мой народ от набегов ваших пиратов-камикадзе. Я выполнял свой долг.

— Как ты сказал, все мы исполняем свой долг, — сказал Амани. — Но долг и желание не всегда совпадают.

— Я человек военный, сэр. Большую часть своей жизни я провел на службе, воюя против тех, кто стремился поработить или уничтожить людей. Это достаточное оправдание моих поступков. Я не собираюсь доказывать их необходимость тебе, одному из моих врагов.

— Тебе и не надо доказывать.

Воцарилась тишина, некое подобие мира между халианским целителем и адмиралом людей.

Наконец Стоун сказал:

— Убийства никогда не доставляли мне удовольствия, Целитель, если ты хотел знать именно это. Они были необходимы, но не приносили радости.

— Я понимаю.

— Понимаешь? Кажется, твоя раса находит в смерти особое наслаждение, не важно своя смерть или чужая.

Амани кивнул, глядя мимо раненого, сквозь стены корабля, в бесконечность.

— Да. Моя раса радуется смерти, но у меня слабый характер, Адмирал, вот почему я целитель, а не солдат. Я — необходимое зло моей расы. Тот, кого терпят, но не уважают. Будь я лучшим в истории целителем, я значил бы меньше, чем грязь под ногами самого последнего солдата. Потому что я не могу убивать. Я не могу даже допустить смерть, если в моей власти предотвратить ее.

Снова воцарилось долгое молчание. Его прервал Стоун.

— Да. Вот и пропал мой шанс на самоубийство. Ты должен сохранить мою жизнь, даже если знаешь, что они мне приготовили.

— Даже в этом случае.

— Снова долг. Я уважаю это. Даже самая большая машина не сможет работать, если хоть одна шестеренка будет не на месте. Каждая деталь необходима.

— Странно, что ты заметил это. Воин, да еще и враг к тому же.

— Солдаты делают то, чему обучены, приказы отдают другие. Что может сделать один человек, чтобы остановить убийства? Немного. Возможно, у нас с тобой больше общего, чем ты думаешь.

— Возможно, — Амани поднялся. — Что ж, меня ждут другие пациенты.

— Конечно.

— Я загляну попозже.

— Целитель.

— Адмирал.

Снова сигнал связи.

— Как человек?

— Я сообщу тебе о любых изменениях, Капитан.

— Мы прибудем на «Острый Зуб» через несколько часов. Целитель. Как только будем на станции, человека переправят на другой корабль. Позаботься, чтобы он дотянул до этого момента.

— Приказ ясен, Капитан.

— Знаю, что ясен, братец. Потрудись его исполнить.

Амани проглотил гнев. Он снова символически склонил шею, как и много раз до этого. Трусы всегда так делают, и минутные вспышки неповиновения на самом деле не имеют значения.

Ну а что же тогда имеет значение? Адмирал очень точно сказал: что может сделать один человек, или один халианин, чтобы изменить порядок вещей?

Уже давно раздался щелчок отбоя, а он все еще размышлял над этим вопросом.

— Спасибо, что рассказал мне, — промолвил Стоун. Его лицо казалось сероватым в тусклом свете ламп, но он не потерял присутствия духа.

— Ты был готов умереть за свои убеждения, — сказал Амани. Это меньшее, что я мог бы для тебя сделать.

— Я не смогу устоять, — сказал Стоун. — Жаль, наши думают, что я уже мертв. Они могли бы изменить часть информации, которую я сообщу.

— Военные тайны?

— Есть немного. Но, как и большинство подобных тайн, они скоро устареют.

— Адмирал. Мне… мне жаль, что тебе придется пройти через это.

— Спасибо.

В своей кабине Амани набрал код Даму.

— Да? Что стряслось, Целитель? — Командир был недоволен. — У меня на носу стыковка и нет времени на твою болтовню.

— Я хочу потребовать исполнения братского долга.

— Что? Сейчас?

— Сейчас. — Амани почувствовал радость, услышав изумление в голосе Даму, но постарался сдержать себя.

— Черт тебя возьми, Амани!

— Это «мое право и по закону…

— Не говори мне об этом треклятом законе! Я знаю, что это твое право!

— Ну и?

— Ладно. Давай сюда, прямо сейчас! Я дам тебе положенное время, не больше. Отбой.

Амани поспешил в капитанскую рубку. Между братьями существовало право одного открытого разговора. Любой из братьев мог потребовать его в любое время и в любом месте, и закон требовал, чтобы другой это признал. Это было делом чести, и отказаться было немыслимо. Амани никогда не думал, что воспользуется им, но появилось нечто, что ему необходимо узнать.

Дверь в рубку распахнулась. Несмотря на высокомерие Даму было ясно, что он заинтригован требованием брата.

— Ладно. Я слушаю.

— Неужели ты действительно считаешь меня трусом, Даму?

— И это все? Ты потребовал открытого разговора только для этого? Не стоило беспокоиться, братец. Я бы и так тебе ответил.

— Так ответь.

— Да. Ты трус. Ты предпочел отречься от чести, укрывшись за своей так называемой профессией.

— Потому что я выбрал жизнь, а не смерть.

— Да, потому что халианин, который не убивает, отрекается от своих предков! Наша цель — разить врага! Наша кровь требует этого! Никто кроме халиан не должен обладать силой!

— И нет места состраданию? Или жалости? Нет силы без убийств?

— Прекрати ныть, Амани!

— Даже если это ведет к смерти нашей расы?

— Не важно, к чему это ведет! Ты ничего не понимаешь ни в чести, ни в храбрости! Ты упиваешься кровью солдат, которых даже не достоин касаться!

— Мы получили наши имена в один день, Даму. Мы оба выдержали Испытание Пустыней.