Прощание славянки

— Это точно, — пробормотал с верхней полки Гошка, которому мешала уснуть обмороженная рука, и который, как выяснилось, не спал, а все внимательно слушал, — не самая теплая, ласковая.

— Зато наша собственная страна.

— Пап, — поинтересовался Гоша, — я вот чего не пойму… Ну, завезем мы в этот раз топливо и пропитание, а дальше? Ведь невозможно каждый год…

— Скорее всего, следующей осенью поставки пойдут по старой схеме через Енисейский залив, но под финансовые гарантии правительства.

— А через год? Как будет?

Повисло долгое молчание.

— Ну! — не выдержал Бен.

— Я в который раз убеждаюсь, что в этой стране в принципе невозможно сохранить государственную тайну. Как-то будет. Я не Господь Бог, чтобы все знать.

— Конечно невозможно, — подтвердил Бен, — выкладывай!

— Лучшие умы уже над этим работают, — со вздохом раскололся Максим Евгеньевич. — Мы надеемся за два года построить канал наперерез Ермаковской излучине, обойдя, таким образом, непроходимый перекат.

Бен слушал, в который раз поражаясь инициативности и тороватости южан.

— В конце концов, вода сама выбирает себе путь. Возьмем какую-нибудь из новообразовавшихся проток, углубим, расширим.

Бену припомнился несчастный севший на грунт «Иван Тургенев». А вдруг? Хотя… бывший красавец столько лет простоял в протоке и годится теперь разве что на лом. Бену стало горько.

— Вы еще бабушку с берданкой поставьте, — попытался пошутить он.

— Всенепременно! — не заметил иронии Максим. — Оборудуем укрепленный шлюз, чтобы наши суда ходили беспрепятственно, враги не прорвались бы никогда, а остальные платили бы пошлину.

При последних словах Максима Бен недовольно повертел плечами. Этот жест заменял ему неодобрительное покачивание головой.

— Смотрю я на вас и не понимаю… Что ж вы, южане, за люди за такие? Косные, подозрительные, не могущие определиться, кого же вы больше боитесь, Европу или Китай? Вы что, правда, верите, что оружие — единственная гарантия выживания в нашем мире? Я чувствую во всех вас постоянный страх. Что же произошло? Сколько себя помню, люди Севера никогда не жили в страхе, ничего не боялись.

— Ничего не боялись? — посуровел Максим. — Это вы, пожалуй, зря. А мы боимся. Уж такие мы есть, других людей сюда не завезли. Пусть не за себя, если вы считаете это зазорным. Хотя, по моему разумению, в том, чтобы бояться за свою жизнь, нет ничего постыдного. И неизвестно, сколько бы мы продержались, не будь у нас ядерного оружия. Вот я сильный мужик, здоровый, но я боюсь каждый день. Боюсь, что те, кто сильнее меня, причинят вред тому, что мне дорого. Боюсь, что мы не успеем, проиграем. Сегодня Метрополия — наша главная цель. Раз туда заходят иностранные торговые суда, то однажды там может высадиться и чей-нибудь десант. Если кто-то другой возьмет под свой контроль выход в Карское море через Енисейский залив, то наш народ окажется закупоренным в своей стране как джинн в бутылке. Сам знаешь, Обская губа слишком мелкая для устройства полноценного порта, а пробиться к морю через устье Лены наших сил не хватит. Я потому погоны и снял, что понимаю: главные битвы ведутся сегодня не силой оружия. Ну, вот такие мы. Захотевшие уехать — уехали, а оставшиеся стали здесь хозяевами, и своего уж точно никто не отдаст!

— По-моему, ты все же немного… преувеличиваешь, — снова скептически повертел плечами Бен. — Так можно и до паранойи докатиться.

— Да что ты говоришь! Посмотри сам: наша страна зажата между Уральским хребтом и оккупированным китайцами Дальним Востоком, а с юга окружена поясом то тлеющих, то полыхающих локальных конфликтов. И нет у нас выходов к теплым морям, наше море Карское — к нему и пойдем. Сейчас, когда столько стран пострадало от климатической катастрофы, нашим производителям самое время выйти на мировой рынок продовольствия. Зерно, мороженое мясо и масло, вино, бутылированная питьевая вода, а там… Кто знает, может и танкеры со сжиженным газом пойдут, уголь, металл… Только бы нам добраться до Севморпути, разорвать путы континентальной блокады!

Бен сидел в молчании, понимая, что возражать Максиму бесполезно, да и как возразишь человеку, приступившему к реализации мечты всей своей жизни?! Цифры на электронном табло давно перешагнули рубеж 00–00 и отсчитывали первый час новых суток. Несмотря на усталость и позднее время, Бен решился задать еще один давно мучивший его вопрос, который почему-то казался ему настолько неприличным, что не мог быть задан на людях.

— Максим, ты не раз говорил про наш… вернее, ваш народ. Осмелюсь предположить… он ведь не совсем такой как раньше?

— Почему? Многие русские уехали в Россию, но те, кто остался, составляют теперь элиту нации. Национальное меньшинство мы теперь. Так вот.

— Печалька, — тихо выдавил Бен.

— А я не печалюсь. Даже чудной бусурманин, если он приехал сюда работать, жить, строить вместе с нами будущее… Я охотнее его назову братом, чем русского, который… Никого нельзя заставить любить Родину насильно, и если кто мечтает провести остаток жизни под сенью апельсиновых деревьев, да пусть сбудется его мечта. Но в целом все по-прежнему: потомки ссыльных, каторжных, правнуки раскулаченных и депортированных крестьян, зэки, отбывшие срока в сибирских зонах да так и оставшиеся здесь навсегда.

— Смею надеяться — лагерные нравы не стали основой…

— Лагерные нравы? Не стоит отзываться о них свысока. Они соответствуют жизни гораздо полнее, чем все теории, основанные на высоких идеалах гуманизма. Лагерные нравы — это просто когда с человека слетает все, что некрепко держится. Еще… Еще осталась малая толика потомков столыпинских переселенцев и энтузиастов, приехавших в Сибирь на комсомольские стройки. Ну, и коренные народы, конечно.

— Отличная компания! — заметил Бен. — Главное — среди нас нет вчерашних холопов и барских холуев. Согласись, это внушает надежду.

— Да, с нашей стороны от Урала крепостных отродясь не было. Ты это правильно подметил: холуи могут создать только холуйскую страну, а нам туда не нужно.

— А вы, насколько я понимаю, собираетесь построить страну, подобную Соединенным Штатам? Думаете — сможете?

— Откуда я знаю? Попробуем. Может, все еще будет хорошо, и наша страна задумана Творцом, чтобы быть прекрасной. От Байкала и плато Укока на Юге до Путораны на Севере.

— В другой раз я бы решил, что это восторженная чушь, но видя вашу решимость… А вдруг?

— И вовсе не чушь. Помнишь, когда мы в прошлый раз возвращались из Метрополии, пролетали на вертолете над островом? Теперь, когда с маугли покончено, на острове можно будет оборудовать нашу базу — за портом-то пригляд нужен, — мечтательно откинулся на спинку кресла Максим Евгеньевич. — И метрополийцам будет веселее — в нескольких десятках километров от них вырастет еще один обитаемый мирок, который, я надеюсь, станет плацдармом для возрождения Города. И будет Город стоять над великой рекой даже после того, как нас примет сыра земля, поглотит вода или возьмет огонь.