Прощай, Америка!

Простому и непритязательному зрителю этого было вполне достаточно. Зрелищно и безопасно – что еще можно ожидать в наше суровое время от хорошего шоу?

А вот зритель вдумчивый получал дополнительные бонусы, разглядывая на экранах и мониторах пикантные подробности процесса.

…Магазины громили, например, а грабежа не было. Никто не волок, озираясь и радостно повизгивая, телевизоры и системные блоки. Телевизоры швыряли на мостовую, лупили экраном по чему-нибудь острому и твердому, машины переворачивали и поджигали, даже не вырвав изнутри компов и аудиооборудования.

Изловленных негров били. Безжалостно и умело. Китайские парни умеют быть безжалостными, жизнь их этому научила. Негра хватали, прислоняли к стене или дереву и, как на манекене, отрабатывали несколько ударов ногами и руками. Мимоходом, не напрягаясь особо и не усердствуя.

Негр падал-сползал-опрокидовался-складывался… его оттаскивали в сторону, аккуратно укладывали возле стены и шли дальше, к следующему. Могло показаться, что толпа движется чуть ли не рядами, как на демонстрации трудящихся в Пекине. И как в Пекине, общий поток трудящихся охвачен со всех сторон охранниками правопорядка, так и в Сан-Франциско медленно идущие массы были окружены молодыми людьми, собственно и громящими магазины и лупящими чернокожих сограждан.

Полиция не вмешивалась. Как, собственно, и при Вашингтонском погроме. Полиция, в полном боевом, группировалась возле стратегически важных объектов и делала вид, что все происходящее ее, полицию, в общем, интересует мало.

Наконец кто-то из особо тупых негров догадался выстрелить в китайца.

Пуля ударила в грудь мужчину средних лет, шедшего в первом ряду колонны. Мужчину подхватили, подняли на руки и быстро передали над головами в глубь строя. Оператор успел крупно взять безвольно запрокинутую голову и струйку крови, вытекающую из уголка рта.

Выстреливший негр замер на углу, потрясенный собственной глупостью, потом снова поднял двумя руками здоровенный никелированный револьвер, сверкающий на солнце, но еще раз нажать на спуск не успел. Вмешалась полиция.

Сразу с десяток копов врезали по идиоту изо всех стволов, и стреляли до тех пор, пока не превратили тело убийцы в груду окровавленного тряпья…

– Мать твою, – сказал кто-то возле Лукаша.

– Это да, – кивнул Лукаш. – Это тебе не в Зеленой Зоне косоглазых гонять…

Телевизионщики работали красиво, режиссеры мастерски меняли точки съемок и ракурсы. Кадр: китайцы вдумчиво разносят ночной клуб, – сменяется картинкой исхода афроамериканцев из Сан-Франциско. Мужчины, женщины, дети идут, испуганно оглядываясь назад, на дома, над которыми стоят неподвижно в безветрии черные дымные столбы.

– Обратили внимание? – спросил Джон Смит, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ни одного крупного плана. Ни одного заплаканного детского личика, ни одной бьющейся в истерике гренд-Ма – толпа, толпа, толпа… Тут, даже если и захочешь, никого не сможешь пожалеть… Как можно сострадать невнятной чернорылой толпе? Тысячеглазому червяку? Муравьи бегут от наводнения… вы станете им сопереживать?

Джон Смит достал из кармана кисет, стал набивать трубку, не обращая внимания на табличку «Не курить», висящую на стене.

– У китайцев – средние планы. Видно, что делают, но насколько все это забавно – можно только догадываться. – Квалья покачал головой, то ли осуждая, то ли одобряя операторов. – И красное на коричневом не слишком контрастная пара. Если бы резали белых…

– Когда будут резать белых – учтем, – с нажимом на первое слово произнес охранник, стоявший неподалеку от Квальи. Двухметровый афроамериканец в строгом черном костюме с вызовом посмотрел на худощавого невысокого итальянца и недобро усмехнулся. – Когда белых будут резать…

– Блэквуд! – крикнул охранник из-за пульта. – Рот свой поганый закрой! Нигер долбаный…

Охранник за пультом тоже был афроамериканцем. Нигером, но, наверное, недолбаным. И был старше не только по возрасту, но, похоже, и по должности.

– Рот закрой. И если ты еще раз себе такое позволишь, то вылетишь из Зеленой Зоны вместе с Мартой и девочками. Тебя ведь предупреждали…

Блэквуд дернулся, словно от удара кнутом, скрипнул зубами и отошел к выходу.

– Извините, джентльмены, – сказал охранник из-за пульта. – Нервы, вы должны понять…

– Бывает, – сказал Квалья.

– Но почему они не сопротивляются? – удивленно спросил Махмутка, неиссякаемый источник наивных вопросов. – Почему они просто бегут?

– Ты знаешь, сколько народу живет в Сан-Франциско? – спросил Джон Смит, раскурив, наконец, трубку. – Хотя бы приблизительно…

Махмутка растерянно посмотрел на англичанина, потом перевел взгляд на экран, будто там могла появиться подсказка.

– Ну, хотя бы приблизительно, – подбодрил англичанин. – Плюс-минус миллион. Ну?

– Три миллиона, – неуверенно произнес журналист из Эмиратов.

Его можно было понять: Сан-Франциско город известный, кто в мире не слышал о Сан-Франциско? Явно же мегаполис! Поменьше, наверное, чем Нью-Йорк и Лос-Анджелес, но не деревенька какая-нибудь заштатная.

Лукаш в свое время тоже очень удивился, внимательно ознакомившись с политгеографией Соединенных Штатов. Когда обнаружил, что столица Калифорнии вовсе не Лос-Анджелес, к примеру, а Техаса – не Даллас. Обидно даже стало за Кеннеди, грохнули его не в столице штата, а черт-те где…

– Чуть больше восьмисот тысяч, – сказал Джон Смит. – И азиатов в нем больше тридцати процентов, а негров – около восьми.

– Но ведь не все азиаты китайцы… – неуверенно попытался возразить Махмутка и оглянулся на других журналистов в поисках поддержки. – Еще ведь индусы, японцы, корейцы…

– Полагаешь, вчера кого-то из чернолицых парней волновало, чью именно раскосую физиономию они разбивают в кровь? – поинтересовался Ковач. – Бей косоглазых и все тут. Очень доступный и понятный призыв. Доступный как для черномазых, так и для желтожопых. И очень поучительный для бледнорожих.

В Сан-Франциско, похоже, дело приближалось к окончанию. Толпа дошла до границ города и замерла. Где-то в самой глубине толпы какой-нибудь старичок негромко скомандовал – стоп, и тысячи людей одновременно остановились. Дисциплина – сильная вещь. И очень сильная сторона китайского характера.

По толпе прошло шевеление, люди расступились, и на дорогу стали выбрасывать бесчувственные черно-красные тела. Бросали их, не церемонясь, одного за другим, в кучу, складывая, как хворост для костра. Но камеры снова держали все на общем плане, демонстрируя панораму – вот граница города, вот масса азиатов, спокойная и почти беззвучная, а вот то из чернокожего населения Сан-Франциско, что не успело самостоятельно покинуть город. Не успело покинуть самостоятельно – будет выкинуто насильно.