Прощай, Анти-Америка!

— А меня не мучают угрызения, — сказал Пип.

Но Террада не слышал его.

— Беда в том, Пип, что несколько лет назад мы с тобой не поняли друг друга. Вот в чем причина всех наших бед.

— Возможно, — сухо сказал Пип.

Террада взмахнул рукой и продолжал:

— Мы не должны были преследовать друг друга публично, — сказал он.

Пип хоть и с трудом, но сдержался.

— Я не преследовал тебя, — произнес он сквозь зубы. — Это ты преследовал меня.

Террада удивленно уставился на него.

— Да, но ведь это было неизбежно!

Пип глухо рассмеялся.

— Что было неизбежно? — спросил он.

Террада еще больше удивился.

— Но ты же должен знать Америку… должен знать, что было поставлено на карту тогда.

— Зачем сваливать на Америку свою вину, сволочь? — спокойно произнес Пип.

Это был хороший удар — настолько хороший, что у меня возникло неудержимое желание потрепать Пипа по плечу.

Но Террада был непрошибаем: казалось, его занимало нечто более важное и он тщетно пытался разрешить мучившую его проблему.

— Я считаю, что мы должны найти общий язык в моральном плане, — настаивал он.

— Ну что ж, — язвительно заметил Пип. — Давай искать общий язык в моральном плане. Что ты предлагаешь конкретно?

— Я хочу, чтобы ты пожал мне руку в моральном плане, то есть сказал бы, что я ни в чем не виноват и что наши добрые отношения восстановлены.

На сей раз у Пипа перехватило дыхание.

— Ты хочешь, чтобы я перечеркнул все, что было?

— Да, — просто ответил Террада.

— Все, от начала до конца?

— Да, от начала до конца, если ты согласен.

Пип надел очки, как будто хотел лучше рассмотреть Терраду.

— Я могу это сделать только при одном условии.

Террада ждал; ждал и я, и море, и птицы, и воздух — все, казалось, затаили дыхание.

— Если ты признаешь, что был неправ, вернее, если ты скажешь, что я ни в чем не виноват, я с удовольствием пожму тебе руку — так сказать, в моральном плане — и буду считать, что инцидент исчерпан.

Террада потерял дар речи.

— Но я не могу этого сделать, Пип, — наконец, произнес он.

— Почему?

— Потому что это невозможно. У меня нет власти повернуть ход событий вспять.

— Так какого же черта ты хочешь от меня?

— Я просто хочу, чтобы ты в душе не держал обиды на меня, — упавшим голосом сказал он.

Пип встал. Лицо у Террады от жары покрылось капельками пота, у нас с Пипом — тоже.

— Сделка не состоялась, — вдруг произнес Пип, как бы подводя итог разговору. — Я поднимусь — поищу Монику.

Террада неотрывно смотрел ему вслед. На миг мне показалось, что сейчас он обратится ко мне за помощью. Вид у него был озадаченный и жалкий. Что я мог ему сказать? Вдруг он схватил свои сандалии и заковылял босиком до горячим камням за Пипом, крича ему вдогонку:

— Подожди, Пип! Я тебе сейчас объясню…

Я глядел, как они поднимаются вверх по склону. Терраде пришлось остановиться, чтобы надеть сандалии, но все же он догнал Пипа, и тут я увидел, что Джуди тоже бежит за ними.

— Джуди! — закричал я. — Не ходи за ними! Оставь их одних!

— Я беспокоюсь за Лестера! — крикнула она в ответ.

Этого я уже не мог понять. Взбешенный, я сказал ей!

— Господи Иисусе, Джуди, если ты хочешь, чтобы все уладилось, дай же им возможность самим это сделать.

Она остановилась и смотрела им вслед, пока они не исчезли на шоссе, высоко над нами. Затем она повернулась и нехотя села. Дора обняла ее своей жирной рукой и сказала:

— Ничего с Лестером не случится. Не волнуйтесь. Они скоро вернутся.

Однако они не вернулись, и все заботы, связанные с «кошмарным» Дориным пикником, легли целиком на мои плечи. Я перенес в машину все, что осталось от еды и питья, усадил туда обоих детей, и мы молча поехали обратно. Моника была уже дома, она загорала на веранде. Нам она сказала, что приехала на попутной машине.

— А где же он? — спросила она.

Я ответил, что Пип пошел искать ее, а Террада отправился за ним и что теперь они предоставлены самим себе. Моника кивнула и произнесла по-французски:

— Глупо приходить в отчаяние, когда это — господствующее чувство в нашем мире. Так что я не волнуюсь.

Мы не беспокоились за Пипа до самого обеда, надеясь, что они с Террадой сидят где-нибудь в баре или бистро и обсуждают свои сложные взаимоотношения и трагические последствия своих разногласий.

Мы знали, что у Доры Пипа с Террадой нет, потому что она звонила и спрашивала, не вернулись ли они. Вскоре она приехала на своем «пежо» вместе с Джуди — та с волнением спросила, нет ли от них вестей. Было почти половина одиннадцатого.

— Нет, — сказали мы.

— Пожалуйста, Кит, — сказала мне Джуди, — поищите их.

— Где же их искать? — спросил я. — Они могут быть и в Монте-Карло, и в Ницце, вокруг не меньше тысячи бистро, и кто знает, в каком они сидят?

— Ради бога! — просила она.

Тут Дора заметила, что днем мужчины выпили довольно много, и если они пили потом где-нибудь еще, кто знает, что им могло взбрести в голову и что может произойти.

— Представьте себе, — сказала она, — как возликуют американские газеты, если их обоих подберут где-нибудь пьяными и обнаружится, что Лестер встречался с Пипом. Да его просто четвертуют…

Моника выругалась, а я пришел в ярость:

— Вот было бы хорошо!

— Какой ты жестокий, Кит, — сказала совершенно расстроенная Джуди. — Не надо так.

— Словом, я ни за что на свете не стану их разыскивать во имя спасения репутации Террады.

— Я никогда и не попросила бы тебя об этом, — тихо сказала Джуди, — если бы дни Лестера не были сочтены: у него рак. Он приехал сюда только для того, чтобы помириться с Пипом.

— О господи! — только и мог сказать я (нужно заметить, этот штамп всегда выручает в подобные минуты).

— Лестеру совсем плохо, — продолжала Джуди.

— Пип знает об этом? — спросил я.

— Нет. Лестер не хочет ему говорить без крайней необходимости.