Прощай генерал… прости!

— У вас превосходная память, Александр Борисович.

— Приятно слышать. Чем обязан?

— Насколько мне стало известно, вы отправляетесь завтра в Сибирь, в те печальные края, где случилась непоправимая, к сожалению, беда…

— И это знаете?

— Александр Борисович!.. Вот поэтому, как мне представляется, встретиться завтра для разговора, чрезвычайно важного для нас обоих, вряд ли удастся. А откладывать на потом очень не хотелось бы. Может быть, у вас найдется встречное предложение?

— Простите, Зорий Августович, не понял, кому это нужно?

— Ну, пошутил, не берите в голову, разумеется, моему клиенту. Но и вам, полагаю, в не меньшей степени. Скажите, вы не откажетесь от легкого ужина, скажем, ну… есть такое прелестное местечко, называется «Алазань-Эдем», это в буквальном смысле возле стены Спасо-Андроникова монастыря, вы легко найдете? Сейчас седьмой час, и я готов встретить вас прямо у входа, ну, например, через сорок минут, а? Обещаю, что надолго не задержу. И пьянства тоже не предлагаю. Хотя у них тут чудное домашнее вино и замечательное хачапури.

— Забавно.

— Что, простите?

— Приглашение забавное. А вы сами разве не собираетесь в те края?

— Вероятно, это будет зависеть от ряда обстоятельств. Возможно, отчасти и от нашей с вами краткой беседы. Ну так как?

— Хорошо, я подъеду. Сегодня мне еще торопиться некуда.

— Вот именно, — удовлетворенно констатировал Белкин, — значит, я жду…

Турецкий легко узнал адвоката. Знаменитая седая грива, высокий лоб и бородка клинышком придавали ему вид кого-нибудь из знаменитых французов со старинных литографий. Тут тебе и изысканная легкомысленность, и мощный якобы ум, и властность во взгляде, и еще черт знает что, не позволяющее первому встречному обращаться с этим человеком как с подобным самому себе. Он был значительно старше Александра Борисовича, может статься, именно от этого и проскальзывал в его речах несколько покровительственный тон. Изредка, почти незаметно.

Турецкий хлопнул дверцей, «вякнул» сигнализацией и поднялся по ступеням навстречу адвокату. Несколько церемонно пожали друг другу руки. Прошли в обшитое полутемным деревом длинное помещение, устроились в углу, где уже была накрыта легкая закуска. Стояли графин с вином, бутылочки с боржоми. Александр Борисович тут же отвинтил крышечку, налил полный бокал минералки и на едином дыхании выпил щекочущую ноздри воду.

Белкин сделал знак рукой, и тотчас официант подал им блюдо с уже нарезанным на большие треугольные куски горячим хачапури — даже пар поднимался.

— Прошу, Александр Борисович, — адвокат снова сделал приглашающий знак пухлой ладонью с крупным брильянтом на среднем пальце. — Может, все же глоток? — Он небрежно щелкнул по глиняному кувшину.

Турецкий движением бровей показал, что, пожалуй, не стал бы возражать и против нескольких глотков. А потом, уж больно аппетитно выглядели эти тонкие румяные куски слоеного пирога с запеченным внутри сыром. Вспомнил, что практически за целый день так ведь и не удосужился «бросить в клюв» чего-нибудь стоящего.

— Ну-с, — сказал он наконец, отведав действительно чрезвычайно вкусное хачапури и оценив высокое качество красного сухого вина с всегда восхитительным ароматом «изабеллы», — так чем я все-таки обязан… подобному гостеприимству?

— Буду с вами краток, Александр Борисович, — вмиг перешел на деловой тон Белкин. — Меня попросили сделать вам предложение… Э-э, я бы сформулировал следующим образом. Известно, что вам на самом высоком уровне поручили расследование причин гибели вертолета с губернатором и… э-э, другими на борту. Как бы вопреки тому расследованию, которое практически уже заканчивает так называемая аварийная комиссия под председательством начальника Службы безопасности полетов государственного авиационного ведомства генерала Найденова. И выводы которой, смею вас заверить, в общем-то, достаточно понятны…

— Простите, давайте сразу уточним детали. Во-первых, почему «как бы»? И во-вторых, опять-таки, почему «вопреки»? Это для определения наших позиций, не более того.

— Хм! — усмехнулся адвокат. — Ну, первое вытекает из второго. А вот почему именно вопреки, так на это и я ничего не могу пока сказать с полной уверенностью. Ибо окончательное решение, как мы все понимаем, будет зависеть в первую очередь от вас, Александр Борисович. И тогда станет известно — вопреки общему мнению или suivre, как говорят французы, что означает…

— Можете не переводить, следовать за общественным мнением нам, кажется, не привыкать стать, верно? Не одно десятилетие вбивали в головы.

— Но ведь были и поборники собственных воззрений!

— Не будем о диссидентах, тем более что к нашему случаю они ни малейшего отношения не имеют. Так что же волнует пославших вас, Зорий Августович?

— Ха-ха! — развеселился Белкин. — Скажете, однако!

— Не имел в виду ничего непристойного, — без улыбки ответил Турецкий. — А потом, ведь известно, что если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно? Так в чем суть вашей миссии?

— Конкретно. Это хорошо. И правильно. Но два слова предыстории, с вашего позволения…

Турецкий кивнул.

— Покойный был, несомненно, крупной фигурой. Во всех аспектах. И, как расписано в подобных случаях самой судьбой, чрезвычайно противоречивой. Не так ли? — Адвокат дождался нового кивка Турецкого и продолжил: — Естественно, что подобным харизматическим личностям позволительно многое. Нет, не все, но очень многое, чего не положено остальным уже просто в силу обыденности их положения, ну и… характера. Но нередко случается, что лидер такого рода несколько… э-э, переоценивает свои возможности и прямо, что называется, на глазах у изумленной публики начинает терять свою харизму, вы меня понимаете, конечно?

— Да уж, поди, не уравнение со всеми неизвестными. Итак, он потерял, надо полагать, и вот вам результат? И всем, получается, уже абсолютно ясны причины и следствия, так на кой черт, понимаешь, воду-то дальше мутить? Не так?

— Я был уверен в вашей сообразительности, когда мы обсуждали данную тему.

— Ну так это — вы, понятное дело, — улыбнулся теперь Турецкий. — Мы же в некотором роде коллеги, верно? А уж мы-то с вами понимаем. В отличие от президента. Который почему-то не хочет понимать. Или, может, ему кто-то нашептывает на ушко? Но в противоположном, знаете ли, ключе? Не задумывались?

— А вы на что, Александр Борисович? Вы же чрезвычайно опытный следователь, человек, не сочтите за лесть, поразительного обаяния. Вы умеете любое, даже абсолютно безнадежное, дело довести до логического конца. Уж мне ли не знать?! И ваше окончательное слово значит, а соответственно, и ценится необычайно дорого. Если вы сами до сих пор этого не знали, то я, можете так считать, уполномочен довести это до вашего сведения. Без всяких экивоков и двусмысленных толкований. Что почитаю за честь.

— Благодарю вас, Зорий Августович, любопытно. Очень любопытно. Но уж раз мы невольно либо вольно затронули эту тему, не сочтете ли вы за труд заодно уж и обозначить, во что оценивается моя профессиональная точка зрения?