Прощай, крысуля!
Шрифт:
Оправдание было слабовато. Луи следил за Майком волнуясь. Поступил он скверно и знал это. Останется ли Майк ему другом?
— Давай сюда картошку, — сказал Майк.
Все было в порядке.
Они пошли в парк и сели вместе у ног какого-то мраморного джентльмена. Вдруг они заметили Джин и Мейбл, а те — их, хотя не подали виду. Девушки не уходили.
— Может, угостим их картошкой, Луи?
— Еще чего! У этих куриц вместо сердца — льдышки.
Луи скомкал
— Ты не устроился еще с работой, Майк?
— Ты же знаешь, что нет.
— А я знаю, что да! — завопил Луи и пустился в пляс вокруг статуи, вызывая улыбки у прохожих.
— Чего-чего?
— Ты можешь взять мою работу. Дарю ее тебе. Сможешь работать у мистера Пилетто. Я все устрою. Познакомлю тебя с ним, как собирался познакомить меня твой дядя Дэйв. Ведь у тебя нет астмы, правда?
Майк растерянно глядел на Луи.
— Он не может брать астматиков из-за мучной пыли. Ты не обкусываешь ногти. У тебя нет родинок, нет кожных болезней. Ты привык вставать рано, когда разносил газеты.
— Но это твоя работа! Не могу я ее взять.
Луи объяснил, какая путаница произошла с датой его рождения, так что теперь придется ему еще год ходить в школу.
— Возьми мою работу, Майк. Честно, хочу, чтобы ты взял ее. Только ты должен сказать ему, что всю жизнь мечтал стряпать.
— Но это неправда.
— А ты сделай вид. Ты же умеешь готовить.
— Только яйца всмятку.
— Надо иметь в запасе особые блюда для мистера Пилетто. Как мои бананы с рисом по-карибски. Вот что. Пошли в библиотеку. Раскопаем там какие-нибудь рецепты. Это произведет впечатление на мистера Пилетто, точно!
— Умею еще жарить картошку.
— Ну, дело в шляпе. Да, и не забудь: ты всегда моешь руки после того, как был в туалете.
— Пожалуй, я справлюсь и с пирогом по-пастушьи. Но слушай, Луи, это же жуть — еще целый год торчать в школе.
— Да ты не волнуйся, у меня есть планы.
— Какие?
— Школьная группа.
— Чего?
— Бонго. Бас-гитара. Соло-гитара. Ударные.
— Но ты же не играешь.
— Буду руководителем. Я уже все продумал. Найду же я четырех ребят, которые умеют играть.
— Но, Луи, все-таки… Скукота на уроках. И старик Чиддл с его гавканьем.
— Мыши, — сказал Луи. Он взобрался на колено мраморного джентльмена.
— Чего? — спросил Майк, устраиваясь на другом колене.
— Ну, для развлечения. Питер Данн разводит не только крыс, но и мышей. Не знал небось? Значит, притащит он несколько штук и
вроде как нечаянно отпустит их. Мышки шмыгнут в дырки. Там начнут плодиться. Миллионы и миллионы мышей! По всей школе. Замдиректора хватит инфаркт, точно говорю, — сказал Луи и расхохотался. — Ух, наведу же я шороха в школе, Майк. Уж если я должен там торчать, по крайней мере получу удовольствие.Майк сначала не мог понять, что с ним. Но потом понял. Сожаление. Печаль. Зависть. Словом, он испытывал что-то в этом роде. Да, его печалило то, что он уходит из школы. Невероятно, но факт. Если бы ему сказали сейчас: «Вот что, придется тебе еще годик походить в школу», он взбесился бы. И все-таки…
И все-таки Майку было грустно. Он прощался с чем-то. Скоро он станет зарабатывать, станет взрослым, рабочим. Прощай, детство. Прощай, всякое баловство. Вот что печалило его. Он прощался со всякими розыгрышами. Он прощался с крысулей Питера Данна.
…— Мама, я буду помощником ветеринара-хирурга. Ветеринар-хирург — это как врач. Я буду носить белый халат. Помощник ветеринара-хирурга — очень нужный и уважаемый человек. Мой отец гордился бы тем, что его сын — помощник ветеринара-хирурга.
Тони закончил речь, которую помог ему вызубрить наизусть мистер Форбс.
— Ладно, мам? — с беспокойством спросил он.
— Конечно, Тони, — смиренно ответила она.
Стоя перед магазином мистера Пилетто, Майк и Луи восторженно хлопали друг друга по плечу.
— Ну, что тебе говорил? — вопил Луи. — Я же сказал, что все устрою.
Он был счастлив так, будто это все еще была его работа. А Майк улыбался так, что, казалось, лопнет его веснушчатое лицо.
— Слушай, Луи, купим этой несчастной старухе пирожное.
Они никак не могли выбрать. Безе? Или имбирное? Может быть, со взбитыми сливками? В конце концов, они выбрали нечто потрясающее. Пирожное состояло из зеленых, желтых и розовых слоев теста, да еще с толстым слоем фиолетового и белого крема. Оно продавалось на красочной бумажной тарелочке. Они пошли с ним на Хилл-стрит. Старуха примостилась на ступеньках дамского туалета. На этот раз она была в полиэтиленовом капюшоне от дождя. Они протянули ей пирожное. Старуха с подозрением посмотрела на них — уж очень давно никто не был добр к ней. Наконец, она погрузила в пирожное беззубые десны, пожевала, не переставая бормотать что-то, и застонала от наслаждения. Когда все было съедено до последней крошки, она спросила:
— Куда делась эта чертова вишня?