Прощай, Золотой лев!

Я уже несколько недель искал работу. Марк пошарился где-то и принес немного денег; я не стал спрашивать, откуда он их взял, а сам он не сказал, так что я решил, что где-то украл. У Марка были с этим делом реальные проблемы. Он крал вещи и перепродавал, или крал и оставлял себе, или крал и раздавал. Меня это не беспокоило. Он был слишком умен, чтобы попасться. Он начал красть в шесть лет. Я мог спереть разве что пачку сигарет в магазине, ну и всё. Я был мастер обыгрывать простаков в бильярд, а Марк был вор. У нас был крутой дуэт. Но вот в чем штука: Марк не видел в этом ничего дурного, а вот я видел. Мне было по барабану, вор Марк или нет, но я чувствовал, что красть плохо, что это по меньшей мере противозаконно. Марк, думаю, об этом лишь смутно догадывался. Для него красть было игрой – он так развлекался и добывал деньги; он старался не попасться, потому что это было одно из правил игры.

Так мы и жили: крали всякие штуки и перепродавали, пытаясь и отложить денег, и прокормиться. Тогда я об этом не думал, но теперь вижу, что это были трудные времена.

Короче, нам с Марком удалось поймать попутку почти что до самой больницы. Нас подвез на своем «фольксвагене» какой-то длинноволосый бородатый хиппи. Хиппи просто фанатеют от этих автобусов, уж не знаю почему. Этот парень сказал, что его зовут Рэнди и что он учится в колледже в нашем городе, изучает английский. Он, видимо, был парень не робкого десятка: мы с Марком оба выглядели как крутые ребята, которые наезжают на хиппи, и однажды мы уже это делали. Мы пошли в городской парк, где тусуются хиппи, просто чтобы кого-нибудь отлупить. Но я бы так больше делать не стал. Я не знал, что эти чуваки не дают сдачи, так что когда мы поймали одного, а он не стал драться, мне стало тошно, да и Марку тоже. С тех пор мы оставили их в покое.

Рэнди рассказал нам про крутое место, где жили его друзья: они снимали вскладчину какой-то старый дом, и любой, кто хотел, мог прийти туда жить и отвисать в мире и добре. Я ему не особо поверил – при таком раскладе точно найдутся халявщики, да и потом, я бы озверел, живя с толпой народу, особенно если народ этот грязный и волосатый. Но я был вежлив и сказал: «Звучит круто», – хоть мне так и не показалось. А вот Марк заинтересовался и стал расспрашивать Рэнди про это место: где это, кто там живет, и есть ли еще такие места. Марк много чем интересовался – он знал всё про Дикий Запад и про мультики «Уорнер Бразерс», – так что меня не парило, что он вдруг так возбудился от истории про то, как живут хиппи.

Когда мы вылезли из автобуса, Рэнди поднял два пальца и сказал «Пис», а Марк поднял пацифик Эмэндэмса, который он в шутку надел, и ухмыльнулся. Мы переглянулись и расхохотались – не со зла, просто нам правда было смешно.

Мама нам обрадовалась, но не то чтобы в больнице ей было одиноко. В нашем районе все всё друг про друга знали, так что женщины приходили ее навестить – минимум пара в день. А еще они приносили всякую хрень для нас с Марком: пироги, картофельный салат. Пироги доставались мне, а Марк забирал себе остальное, потому что терпеть не мог сладкое. Исключение – кола да иногда пара эмэндэмсин из вежливости, когда Эмэндэмс предлагал. В итоге я набирал вес – впрочем, особой опасности растолстеть не было, кажется, я каждую неделю рос на дюйм или около того, – а вот Марк оставался тонким и легким. Глядя на Марка, вы бы никогда не догадались, какой он сильный, но я-то знал по опыту армрестлинга, что он тот еще кремень.

Как обычно, о себе мама думала в последнюю очередь. Только мы зашли к ней и получили свою порцию объятий, как она уже рассказывала нам про бедного мальчика в палате напротив, к которому никто никогда не приходит.

– Откуда ты знаешь? – спросил я. – Тут столько народу ходит. Откуда ты знаешь про какого-то мальчика из палаты напротив?

– Мне сказала медсестра. Бедный, он не старше вас с Марком…

Неудивительно, что она про него знала. Если в радиусе трех миль бродила хромая собака, мама ее непременно обнаруживала. Но меня это не парило. Благодаря маме у меня был брат.

– Брайон, пообещай мне, что зайдешь к нему.

Я застыл.

– Я же его не знаю. Я же не могу просто зайти к нему и сказать: «Эй, привет, соскучился по гостям? Мама мне сказала, к тебе никто не ходит».

– Брайон, просто поговори с ним. С медсестрами он почти не разговаривает. Его сильно покалечили, бедняжку.

– Хорошо. Я к нему зайду, – сказал Марк. – И Брайон со мной.

Я мрачно покосился на него, а он продолжал:

– Кто знает, может, когда-нибудь кто-то из нас окажется в больнице, и никто не будет к нему приходить.

Мама всегда на такое ведется, и Марк это знал. Когда мы вышли, я остановился в коридоре.

– Зачем ты ей сказал, что мы пойдем к этому парню?

Марк пожал плечами.

– Я и пойду. Почему нет?

Так делал Марк и никто больше.

– Ну а я не пойду. Спущусь в буфет, съем гамбургер. Ты не голодный?

Марк покачал головой.

– Не-а. Потом приду туда за тобой.

Я спустился на лифте на первый этаж. В буфете я уселся на высокий стул за барной стойкой – привык к таким у Чарли – и стал перечитывать меню снова и снова, воображая, что бы я заказал, если б мог. Я обожал есть. Я мог уничтожить больше еды, чем любой из моих знакомых. В шестнадцать я был ростом пять футов десять дюймов [4] и продолжал расти. В четырнадцать я был тот еще дрищ, но потом окреп и теперь гордился своим спортивным сложением. Я мог бы стать футболистом, но футбол меня не привлекал. Я любил играть в футбол у себя во дворе, но любые серьезные тренировки нагоняли на меня тоску. И потом, я бы ни за что не согласился, чтоб тренер мною помыкал. Я никогда не соглашался, чтобы мной командовали, уж не знаю почему. Может, это из-за тех двух копов, которые избили меня, когда мне было тринадцать. Я пошел в кино с ребятами (забыл, где был в тот день Марк), мы взяли с собой вишневую водку в бутылке из-под колы, ну и напились. На вкус это было просто чудовищно, но я был тупица и пил, просто чтобы доказать, что я такой же крутой чувак, как остальные. Когда фильм закончился, и я стал шариться по улицам один в темноте, эти копы подобрали меня, отвезли на холм в другой части города, отлупили и оставили там. Я так и не забыл ту историю. Пить я от этого не перестал, зато утратил всё уважение к копам. Нет, конечно, хорошие копы тоже где-то есть, мне они просто ни разу не попадались. С тех пор я взял за привычку всегда огрызаться на копов – может, поэтому мне хорошие и не попадались.

4

Около 178 см.

И вот сижу я там, читаю меню, слышу голос: «Могу я принять ваш заказ?», и вижу ну очень хорошенькую девчонку. Она мне широко улыбается и говорит: «Привет, Брайон! Что ты здесь делаешь?» Я начинаю ломать себе мозг, вспоминая, откуда я ее знаю. Она и правда мне показалась знакомой, и чтобы выиграть время, я сказал:

– Пришел проведать свою старушку. Ей только что сделали операцию. Я не знал, что ты тут работаешь.

– Только на этой неделе начала. Но ты же знал, что я вернулась, да?

– Ага, – сказал я. Мозги у меня кипели, я не мог вспомнить, кто она.

У нее были кайфовые длинные темные волосы с угольным отливом – длинные волосы с челкой меня просто сводят с ума. Не очень-то многим девчонкам идет такая прическа. И большие красивые глаза, темно-серые, с черными ресницами; ресницы у нее были реально длинные, но настоящие. Я долго изучал девушек и в таких вещах разбираюсь.

– Ничего себе ты вырос, – сказала она. – С нашей последней встречи, наверное, на целый фут.

– Давно это было, – сказал я. Ну раз уж я вырос на целый фут, видимо, и правда давно. – Как у тебя дела?

– Хорошо, мне повезло с этой работой. Слушай, сделай уже заказ, я не могу просто стоять тут и разговаривать с посетителями.

– Да, конечно, я буду гамбургер и «Пепси».

Она ушла, а я чуть умом не тронулся, пытаясь вспомнить. Я с ней не встречался. Я много с кем встречался, но точно вспомнил бы всех, если б увидел. И потом, она вела себя дружелюбно, а после того, как ты расстался с девчонкой, она обычно не станет вести себя дружелюбно. Она выглядела очень знакомо, я был готов поклясться, что видел ее не так давно. В общем, кем бы она ни была, я хотел увидеть ее снова. Я уже заметил, что она не носила на шее кольцо или еще какой-нибудь знак, что она чья-то собственность – я привык обращать внимание на такие вещи. Я уже не раз попадал в те еще переделки с парнями, о чьем существовании даже не подозревал.

– Твой гамбургер.

Я посмотрел на нее, и она мне улыбнулась, и улыбка у нее была такая крутая, что осветила всё лицо. Я совсем недавно видел эту улыбку, и тут до меня дошло, кто она, и я так удивился, что сказал вслух: «Кэти!»

– Ну да, – она, похоже, удивилась не меньше моего. – А ты думал, кто?

– Когда мы виделись в прошлый раз, у тебя была короткая стрижка и брекеты, – сказал я, забыв, что сердцеед никогда на напоминает девушке о тех временах, когда она была тощей и стремной или толстой и стремной, или носила короткую стрижку и полный рот железа.