Прощение славянки

– Опасной информацией вы обладаете, майор. Я бы на вашем месте очень поостерегся этой службы безопасности. – Турецкий на самом деле был обеспокоен осведомленностью Огородникова, вполне допуская, что иметь дело, даже косвенное, с таким сильным противником опасно для жизни майора.

– Да я знаю, что лезу в самое пекло. Но если не я, то кто же? Нужно же наконец прекратить этот беспредел! А то, что я мешаю Певцеву, и сам знаю. Он это продемонстрировал мне уже несколько раз, но и мне назад дороги нет.

– А что, были прецеденты?

– Ну поскольку Певцев понял, что в городе у него только один смертельный враг – это я, то пытался меня устранить. На меня уже дважды совершались покушения. И хотя моя профессиональная деятельность криминальному миру тоже не по нраву, уверен, за покушениями стоит именно Певцев. Первый раз меня пытался убить киллер из банды Димы Большого. Стрелял из машины, когда я выходил из управления. Но, видимо, водитель перенервничал и слишком быстро проезжал, так что киллер, как видите, промахнулся. А второй раз меня пытались убрать в подъезде моего собственного дома. Не секрет, когда у нас начинается рабочий день. Вот они и вычислили, во сколько я должен выходить из дома. Только не учли, что после первой их промашки я уже готов был к новому нападению. Понял, что они не успокоятся, пока дело до конца не доведут. Певцев им не даст покоя. И реакция у меня быстрая, слава богу. Так что, когда я вышел из квартиры и увидел на лестничной площадке парня с рукой в кармане, я его опередил, выстрелил первым. Он и сиганул вниз, ранил я его. А этажом ниже стоял второй, но ему пришлось подхватить первого, и они рванули оба к лифту. Я уж не стал рисковать, может, они по всем этажам расставили стрелков. Зашел в квартиру, вызвал своих по телефону. А сам из окна наблюдал, что во дворе творится. Но они, гады, тоже не дураки. Машину не во дворе оставили, а за домом. А сами к машине под козырьками подъезда пробежали. Только тени их мелькнули. Не оставят они меня в покое, точно знаю. Так что жду, когда опять придут по мою душу.

– План у вас какой-то есть?

– Это еще одна причина, почему я решил с вами встретиться, Александр Борисович. Мало ли что со мной случится, хожу, как по минному полю. И тогда мой лучший агент останется в изоляции, а этого нельзя допустить. Я прошу вас выделить мне из вашей бригады оперов – Галину Романову и Владимира Яковлева – для постоянной связи со мной. А уж я выберу возможность наладить их контакт с агентом Зорге. В данный момент я дал задание Зорге выяснить все обстоятельства расправы с Груздевым, Жбановым и доктором Славским. И когда у нас на руках будут все доказательства этих злодеяний, вы, как опытный следователь, сможете совершить правосудие: упечь в тюрьму главного злодея нефтяной столицы Певцева. Прямо язык не поворачивается назвать его полковником госбезопасности.

– Бывшего полковника госбезопасности, – поправил его Турецкий. – Хотя, как известно, бывших в этой конторе не бывает.

– Вот и я не вижу разницы, – хмуро ответил Огородников. – Он Родине на верность присягал.

– Ну, Иван, не мне вам говорить, что большие деньги с людьми делают. Одни эти деньги и близко к себе не подпустят, если дело криминалом пахнет, а другие в них видят смысл своей жизни. И ни перед чем не остановятся, чтобы их заполучить. Даже если ради этого придется по трупам идти… Кстати о трупах. Вы уж, пожалуйста, будьте поосторожнее. Хотя бы ради этой вашей музейной красавицы Оли. Не зря же вы ее у Певцева отбивали, можно сказать, мужской дружбой пренебрегли, – пошутил Турецкий и с удовольствием заметил, как при упоминании имени Оли у Огородникова посветлело лицо.

– Если бы вы знали, Александр Борисович, что для меня значит Оля! – вдруг разоткровенничался Огородников. – Знаете, чего мне стоит тянуть с регистрацией? Я ведь за нее боюсь. Хотя она и знает об опасности моей профессии, но, по-моему, не представляет в полной мере, насколько это серьезно. Нам ведь даже приходится скрывать наши отношения. Она, конечно, обижается, что я ее в люди не вывожу. В кино там или кафе, куда барышни ходить любят. Я ей сказал, что распутаю одно сложное дело – сразу под венец поведу. А пока из-за меня над ней висит угроза для ее жизни, лучше не афишировать наши отношения. Вот и видимся редко.

То к ней прихожу бог знает в каком виде в музей, то у нее дома встречаемся, опять же – незнамо в каких отрепьях, чтобы не выследили. Как говорится, враг не дремлет. И смех, и слезы.

– А как же она вам дверь открывает, если вы так шифруетесь? Так и испугать можете любимую девушку, – рассмеялся Турецкий, представив Огородникова в старом ватнике и облезлой заячьей шапке, да еще с накладной бородой цвета гнилой соломы.

– Я ей с улицы звоню по мобильному. Чтобы готова была. Но она у меня хоть девушка и нежная, а чувством юмора, к счастью, не обделена. Молодая, смешливая, – вздохнул Огородников. – Все за игру принимает. Знала бы, какая это опасная игра… Но в таком маскарадном виде, говорит, ей встречаться со мной интереснее. У нее в жизни еще такого не бывало – чтобы любимый каждый раз в новом обличье появлялся. Все упрашивает, хочет тоже во что-нибудь эдакое вырядиться, чтобы люди не узнали, и пойти наконец в театр или в кафе. Говорю: нас в отрепьях никуда не пустят, и не надейся. А она: тогда давай, наоборот, оденемся, как крутые какие-нибудь, очки темные нацепим, пусть думают, что иностранцы. Я, говорит, для такого случая у подружки норковую шапку взаймы возьму. Но я не хочу рисковать, слишком далеко уже зашел. Каждый раз, когда к ней иду, десять раз проверюсь, нет ли слежки. И подвергать ее опасности не хочу, и не видеться с ней не могу. Все-таки слаб человек, – опять вздохнул Огородников.

Турецкий слушал его и думал: да, действительно слаб человек. Вот у него, Турецкого, если бы не испытывал слабость к женскому полу, насколько была бы легче семейная жизнь. А так вечно он под подозрением у собственной жены, и не доказать ему своей невиновности, поскольку бывали случаи, и не однажды, когда эти подозрения нельзя было назвать необоснованными. «И что у меня за натура такая?..» – Турецкий недодумал обидное для себя слово, которым его в пылу справедливого гнева иногда называла Ирка. И в данный момент, занимаясь расследованием дела вдалеке от дома, он чувствовал угрызение совести, что еще не сумел получить от жены «прощение славянки». И вдруг с досадой подумал: это ж надо, название любимого им марша так переиначить, что, как только он теперь слышал его звуки, сразу же возникало чувство вины! Какие все-таки женщины коварные, им испортить кайф ничего не стоит!

В дверь постучали, зашла Оля. Турецкий под влиянием своих повинных мыслей взглянул на нее новыми глазами. Да, девушка хороша, что и говорить. Глаза сияют, длинная челка закрывает высокий лоб, и ей это очень идет. Короткая стрижка придает задорный мальчишеский вид. Она влюбленно посмотрела на Огородникова, перевела взгляд на Турецкого.

– Извините, если помешала. Сейчас сюда собирается зайти моя начальница, не хочется, чтобы она застала посторонних людей.

– Да мы уже закончили. – Огородников ласково улыбнулся, и у Турецкого защемило сердце. Вон как люди любят друг друга. А Ирка на прощание его даже не поцеловала. – Ну, малыш, жди меня завтра вечером. Пароль – «Фикус». Ответ – «Сивый мерин». – Огородников назначал любимой свидание.

Оля расхохоталась, обняла Огородникова и, немного стесняясь Турецкого, оттащила своего возлюбленного за спину высокого гостя. Турецкий не оглядывался, но слышал возню и звуки быстрых поцелуев. Наспех попрощавшись с девушкой, они вышли из комнаты. Огородников на ходу подвязал бороду, нахлобучил свою рыжую шапку, губы его непроизвольно расплылись в улыбке. Он все еще мысленно держал в объятиях Олю. Потом согнал с лица улыбку.

– Будем выходить на улицу – смотрите в оба. За нами слежки я не заметил, но надо быть настороже.

Турецкого позабавили наставления Огородникова. Уж кому-кому, а опытному следователю можно было и не напоминать, что отныне он тоже должен быть максимально осторожен, коль находится под колпаком местной прокуратуры.

В вестибюле они вежливо попрощались со старушкой, которая сухо им кивнула и проводила недоверчивым взглядом. Что-то ей подсказывало, что эти люди непохожи на представителей мэрии. Турецкий бросил быстрый взгляд на выход – ничего подозрительного. Огородников ссутулился, опустил голову и направился к выходу, заметно приволакивая ногу, и сразу стал лет на двадцать старше. «Конспирация стала его второй натурой», – подумал Турецкий. Они вышли на мороз и зашагали молча по улице. Турецкий испытывал некоторое напряжение после предупреждения майора. Но вокруг все было спокойно. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам. Кое-где стояли припаркованные машины, некоторые были занесены снегом, и Турецкий подумал, что, на взгляд неискушенного наблюдателя, жизнь в нефтяной столице казалась спокойной и размеренной, если не знать о ее подводных криминальных течениях. Заворачивая за угол, Турецкий и Огородников заметили боковым зрением, как из кафе вышли трое и быстрым шагом направились за ними. Тотчас же включились фары двух припаркованных рядом с кафе машин.

– Внимание! – негромко сказал Турецкий, скользнув рукой в карман и нащупав холодную сталь пистолета.

Оба ускорили шаги, переходя на бег. Они успели проскочить всего несколько шагов, как из-за угла, не снижая скорости, выскочили серый «Ауди» без номеров и потрепанный «Вольво» с замазанными грязью номерами. Огородников схватил Турецкого за рукав и резко потянул за собой в ближайший подъезд, тот поскользнулся и едва удержался на ногах – секунды были потеряны. Из открытых окон машин раздалась стрельба, но они уже скрылись за тяжелой дверью. Взвизгнули тормоза машин, захлопали дверцы, послышались возбужденные голоса.