Прощение славянки

– Говорил, только я тебя огорчать не хочу.

– Ну-ка, ну-ка, объясни, что меня так огорчить может?

– Что журналист Джон, о котором я тебе давеча рассказывал, пронюхал кое-что, не врал он про свои надежные источники информации. Средства эти поступали от торговли нефтью, я же тебе говорил. В Москву прилетим, надо нажать на Сатановского и Самарина. Может, они тоже в этом деле замешаны.

– А их уже взяли? – оживился Кулаков.

– Еще вчера. С самолета сняли. Для них это было полной неожиданностью. Сатановский план разработал, как улизнуть и затаиться. Но самолет едва приземлился, как группа захвата уже на борт поднялась, повязали наших олигархов. Вовсю дают показания. Но вы лучше о себе расскажите, о том, как в последнем бою вас жена спасала. Мне Огородников в двух словах сказал, хотелось бы подробности узнать.

– Да я тогда ранен был тяжело, к тому же контужен, она меня вытащила буквально из-под носа чеченских бандитов. А я без сознания был, долго не разговаривал. Потом сопровождала в Ростов, я там в военном госпитале находился, на длительном лечении. Она рядом была, в этом же госпитале работала. Пришел в себя, подлечился, это Людмила меня к жизни вернула. А затем к себе и забрала. Потом мы с ней перебрались в Нефтегорск, у нее здесь квартира оставалась. Людмила работу сразу нашла – врачом-ординатором местной клиники. А потом объявился мой армейский друг Огородников. Разыскал меня не без труда. У него идея возникла – внедрить меня в службу безопасности к Певцеву в фирму «Интернефть», агентурной работой заняться. Я, конечно, сразу согласился. В армии уже служить Родине не могу – здоровье не позволяет, а знания и опыт остались. Решил послужить Отечеству в качестве секретного агента. Рад, что моя работа помогла расследованию преступлений. Только ничего героического я не совершил, это Иван разрабатывал план, это его идея.

– Огородников разрабатывал план, вы, капитан, осуществляли его, рисковали жизнью. Без вас мы не смогли бы раскрыть эти тяжкие преступления. Мы обязательно обратимся к нашему руководству с ходайством о представлении вас обоих к правительственным наградам.

– Жаль, Иван ничего не узнает, – посокрушался Кулаков.

– Очень жаль, – согласился с ним Турецкий. – А знаете, капитан, что мне сейчас пришло в голову? Не хотите ли вы с нами в Москву слетать? Хоть на недельку-другую. Хотим вас лично представить нашему начальству.

Кулаков радостно улыбнулся, его серые глаза весело заблестели, он провел рукой по своим русым волосам и решительно сказал:

– Хочу, я в Москве давно не был, изменилась, наверное, до неузнаваемости.

Турецкий, улыбаясь, смотрел на него, смутная догадка мелькнула в его голове.

– Капитан, такой неожиданный вопрос. Вы не слышали о вашем тезке, Валентине, только Куликове? Тоже капитан, как и вы, воевал в Чечне, пропал без вести во время боя с боевиками.

– Слышал, конечно, потому что Куликов – это я, – заулыбался капитан.

– Да что вы?! – всплеснул руками Турецкий. Его эмоциональный вскрик вызвал у Грязнова недоумение, и он вопросительно посмотрел на товарища.

– Слав, я тебе потом все расскажу, – отмахнулся от него Турецкий. – Я этого человека уже полгода ищу. – И тут же отвернулся от друга, засыпая Кулакова, а теперь уже Куликова, вопросами: – Почему у вас другая фамилия? Почему вы так долго не объявлялись?

– Да это целая история, – принялся рассказывать Куликов. – У меня после контузии речь была нарушена, нечетко говорил. И когда в госпитале военный дознаватель задавал мне вопросы, отвечал с трудом. Вместо своей фамилии Куликов у меня получилось Кулаков. Он так и записал. Документы мне выдали на новую фамилию, так и пошло – Кулаков да Кулаков. Решил уже не исправлять, не морочить себе, да и людям голову. Родителей у меня нет, давно умерли. Братьев-сестер тоже нет, я единственным сыном был в семье. Жене я с любой фамилией годился, – пошутил он. – Огородников тоже быстро привык к моей новой фамилии. Так и остался Кулаковым. Решил – фамилия боевая, пускай такая остается, – опять улыбнулся он своей шутке.

– Прямо фантастика, что вы наконец нашлись, – радовался Турецкий, не обращая внимания на удивление Грязнова. Тот никак не мог взять в толк, почему его приятель, который обычно не отличался особой эмоциональностью, находится в состоянии настоящей эйфории.

– Завтра мы собираемся возвращаться в Москву, – вмешался Грязнов, – так что ловим вас на слове. Заказываем билет и на вас.

– Да, конечно, – согласно кивнул Куликов. – А следствием кто дальше будет заниматься?

– Дело об убийствах мэров раскрыто, дальше следователь Поремский продолжит, будет доводить дело до суда. А мне сегодня с утра уже Меркулов звонил, призывает возвращаться к своим обязанностям. Я ему срочно нужен в ипостаси старшего помощника генерального прокурора, – объяснил Турецкий. – Нам тут нужно завершить кое-какие дела, отдать последние распоряжения. А вам, капитан, наверное, спросить разрешения у вашей жены. Вдруг она вас не отпустит? – шутливо закончил он.

– Почему? – удивился Куликов. – У нас с женой полное взаимное доверие. Конечно, я ее должен предупредить, что собираюсь на недельку в Москву. Но ей и в голову не пришло бы возражать.

– Какая у вас понимающая жена, – порадовался Турецкий за капитана.

– Боевая подруга, – с достоинством ответил Куликов.

Самолет низко гудел, рассекая рваные облака и выбираясь на голубой простор. Турецкий задумчиво смотрел в иллюминатор, на душе было покойно и благостно. Наконец-то он смог выполнить данное Ирине обещание. Он взглянул на Куликова, тот откинулся в кресле и думал о чем-то своем.

– Капитан, а давайте мы с вами прямо из аэропорта ко мне домой отправимся? – предложил Турецкий. – За нами машина из прокуратуры приедет, погрузимся – и ко мне. То-то жена моя обрадуется!

– Она любит гостей? – поинтересовался капитан.

– Она полюбит такого гостя, как вы, безоговорочно, – пообещал ему Турецкий. И, встретив в его взгляде недоумение, уточнил: – Скоро вам все будет ясно.

По салону прошла стюардесса, катя перед собой тележку с напитками. Куликов заказал апельсиновый сок, Турецкий минеральную воду. Молчание длилось недолго. Турецкий повернул голову к Куликову:

– Капитан, я все хотел спросить, известно ли вам такое имя – Соня Салтанова?

Куликов от неожиданного вопроса поперхнулся соком и, когда откашлялся, удивленно ответил:

– Конечно, я ее знал… А почему вы вдруг о ней спросили? И откуда вы ее знаете?

– Не сочтите мой вопрос за бестактность. Просто меня тоже свела с ней судьба. Я останавливался в ее гостинице и впервые о вас услышал именно от нее.

Глаза Куликова затуманились, он отставил стакан с соком и заговорил:

– Я с ней тоже познакомился в гостинице. Когда в командировке был и останавливался там. Потом у нас роман возник, да не проходной, между нами серьезные чувства были. Мы с ней полгода как муж с женой жили, в те редкие дни, когда я из командировок возвращался. А когда после последнего боя в госпитале очнулся, потом длительное лечение проходил, как-то все воспоминания постепенно поблекли. Как раз тогда Людмила Теплякова меня вытаскивала с того света, всю свою любовь мне отдала. У меня сначала к ней было только чувство благодарности, потом это переросло во что-то более глубокое, серьезное, пока я не понял, что полюбил ее. Я вообще-то человек сдержанный, всегда думал, что однолюб. А когда понял, что к Люде испытываю нечто большее, чем привязанность, решил не противиться судьбе. Соня осталась в прошлой жизни, между нами расстояние и время, а Люда всегда рядом, стала родным человеком. Так и связал с ней свою судьбу. И не жалею. Повезло мне с женой. Хотя брак официальный мы не заключали, не видим в этом необходимости. Если бы ребенок был, тогда другое дело.

– Валентин, я после вашего признания даже не знаю, что и сказать…

– А что? – забеспокоился Куликов. – С Соней что-то случилось?

– Ну с ней давно что-то случилось. Она вас любит…

И Турецкий принялся рассказывать Куликову о том, как Салтанова приехала в Москву, отыскала Турецкого и, рыдая, умоляла найти Куликова.

– Что вы говорите? – Куликов потрясенно слушал Турецкого. – Я не думал, что она так будет переживать. Она всегда производила впечатление человека, умеющего владеть собой. Мне даже казалось, что ее самообладание как-то противоречит женской натуре. Объяснял это тем, что вокруг война, она потеряла своих родных.

– Ее больше всего беспокоило ваше доброе имя, она просила защитить вашу честь, – продолжал Турецкий. – Для нее это очень важно, Валентин. Потому что она растит вашего общего сына. А у его отца должно быть доброе имя.

– Как?! – вскрикнул капитан. – У меня сын? Вы не ошибаетесь? Я же ничего не знал…

– Вы не могли знать, потому что она родила после того, как вы пропали. Через полгода.

– Боже мой… – Куликов замолчал, переваривая неожиданную информацию.

Грязнов, который слышал весь этот разговор, укоризненно посмотрел на Турецкого и тихо укорил его: