Прощение

Мой прогноз сбылся. Вот мы уже сидим с Алиной и Филиппом на кухне и курим траву. Это была очередная ошибка в истории моего употребления. Я затянулся. В моем организме начали смешиваться настойка с соком, пиво и ТГК. После того, как дым попал в легкие я еще некоторое время был в себе. А дальше у меня начались жутчайшие “вертолеты”. Я лег на кухне на пол, казалось, стены и потолок крутятся вокруг меня. Алина пыталась меня поднять, но после тщетных попыток оставила в покое. Все отнеслись к моему состоянию с юмором. Плохо помню, что было дальше – полный провал в памяти. Наверно, это то, чего я все время добивался – упарываться до потери памяти, выпадать из реальности. Мы с Алиной начали собираться домой. Точно помню, что я наблевал в подъезде на соседскую дверь – интересно, что они подумали утром? Алина в это время поддерживала меня, чтобы я не упал. Это позорное состояние, но, к сожалению, в те времена мне казалось это даже веселым. Мы сели в такси и уехали ко мне.

На утро я проснулся и не понимал, где я. Немного придя в себя, я понял, что все нормально и мы дома. Алина спала рядом. Голова ожидаемо раскалывалась, тошнило. В голову лезли мысли о том, почему я так ущербно чувствовал себя рядом с ее друзьями. Наверно, это потому, что я с детства ощущал, что я особенный, а в итоге никем не стал. Мне казалось, что я обязательно буду рок или рэп-звездой. Помню, как в шестнадцать лет я слушал Joy Division и думал, что буду мрачным и загадочным культовым певцом как Йен Кертис. Я даже в музыкалку ходил – на аккордеон и гитару. Пытался писать песни, но толком не понимал, как это делается – на блатных аккордах пел бездарные стишки. В институте я познакомился с Ефимом – он занимался битмейкингом. Вот, наконец-то, судьба свела меня с нужным человеком – он будет писать музыку, а я буду писать великие тексты. Так я думал. Мы, действительно, написали с ним около десяти рэп-треков. В основном, мы делали это в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. Результат, я думаю, описывать не надо. Но бывало, что я приходил к нему и мы записывали песни абсолютно трезвые. Полноценно, со сведением и мастерингом у меня было два трека в жанре трэп. Читал какие—то матерные частушки про письки-сиськи и понты поверх трещащих хай-хэтов и пердящего баса. Не помню, почему я остановил выбор именно на этом, ведь я не такой человек. Меня не особо интересовали случайный секс, деньги и понты. Видимо сыграло роль того, что подобный рэп был популярен. Конечно, это не то, чего я хотел. Я хотел писать глубокие мрачные тексты, как Том Йорк или Йен Кертис. Хорошо, пробую другой жанр – пишу мрачный рэп, в стиле монотонный бубнеж со смыслом. Выходило еще более жалко, чем матерные частушки. Процесс, в целом, шел со скрипом, текста приходилось из себя выдавливать – мне нечего было сказать этому миру. Я решил, что если нечего сказать, то не буду себя пытать и свернул лавочку. Мужчина становится мужчиной, лишь тогда, когда понимает, что ему уже никогда не стать рок-звездой.

Меня всегда поражали люди, которые никогда даже не мечтали стать популярными и творчески реализоваться. Да, такие есть – для меня это было открытием. Я все детство думал, что если ты не станешь популярным, то зачем тогда вообще жить, ведь тебя не запомнят. Сейчас я думаю, что популярность не имеет никакого значения – прогресс всех плюс-минус уравнял, а конец у всех одинаковый. Более того, исходя из множества интервью популярных исполнителей не было заметно, что их популярность принесла им счастье – либо к этому быстро привыкаешь, либо замечаешь проблемы, которые несет слава. Видимо те, кто никогда не мечтал стать популярным были с рождения наделены этим знанием. Да и не факт, что тех, кто популярны сегодня запомнят надолго – в современном мире срут таким количеством контента, что немудрено затеряться среди других “творческих” личностей и не остаться в умах надолго. А быть когда-то популярным и потом эту популярность потерять, мне кажется, ещё хуже, чем ею никогда не владеть.

Тем не менее было неприятно являться никем среди молодых и практически состоявшихся друзей Алины, пока я учусь в ссаном институте по бесполезной специальности “Реклама и PR” с очень туманными перспективами.

С этими мыслями я просуществовал, пока не проснулась Алина.

Вторая половина марта, 2021

В Новосибирске был небольшой медицинский городок. Он был построен в стиле конструктивизм – ты как будто попадал прямиком в СССР. В Новосибирске было много таких мест – Академгородок и Бердск тоже создавали похожее ощущение. На одной большой территории располагались множество корпусов разных отделений. Снег еще не сошел, но было тепло.

В ходе обследования выяснилось, что у моей мамы серьезная опухоль в верхней части позвоночника ближе к шее – менингиома. Неясно получится ли успешно ее удалить. Ей придется провести в больнице долгое время.

Я навещал ее в больнице, привозил вещи, книги и продукты. Она рассказывала, как после такого диагноза люди оставались глубокими инвалидами или вообще, не удавалось выжить – шансы остаться на ногах были не то, чтобы высокие. Странно, но я не боялся, не переживал, мне не было жаль – я был уверен, что у нее то все пройдет хорошо; в любом случае я никак не мог на это повлиять.

– Сегодня привезли женщину, она пробыла в моей палате ночь, а на утро умерла. Днем приехал ее муж, но он даже не выглядел опечаленным, кажется он уже был готов.

Обычная история для отделения, где она лежала. Поскольку мама была одинока она шутливо рассказала, что обменялась с ним телефонами “на всякий случай” – все равно человек теперь вдовец. Она была, так скажем, человеком довольно прагматичным, если не сказать расчетливым. Кажется, она тоже не слишком переживала по поводу своего положения. Единственное, она говорила, что предпочла бы смерть парализованности.

– А у тебя как дела? – спросила мама.

– Я, кажется, нашел девушку.

– Ого, и какая она? Блондинка или брюнетка?

– Сейчас у нее зеленые волосы, – улыбнувшись ответил я.

– Интересная, наверно, а зовут как? – оживилась мама.

– Да, она очень интересная… необычная. Ее зовут Алина.

Мы немного прошлись среди всех этих конструктивистских корпусов больницы. Она составила список того, что привезти ей в следующий раз. Вскоре ее должны перевести в НИИТО – исследовательскую больницу в центре города, которая занимается исключительно лечением опорно-двигательной системы. Там ее подготовят к операции, а после операции последует реабилитация. Все это займет не меньше пары месяцев, и я буду жить один.

– Ну вот, а пока меня нет можете в квартире время проводить с Алиной, хоть какой-то плюс.

– Это да, но плюс, конечно, сомнительный.

Глава 2

Май 2021

Мне позвонила мама, сказала, что ее наконец-таки переводят в НИИТО и после некоторых обследований проведут операцию. Я спросил надо ли что-то принести – она сказала, что составит список и пришлет позже. Во ВКонтакте пришло сообщение от Алины. Тимур предложил Алине и мне прийти в гости и пообщаться. Парни уедут на тусовку в Академгородок, так что в квартире будем только Тимур, Алина и я. Мы с Алиной решили явиться не с пустыми руками и купили две бутылки белого сухого вина. Это любимое вино Алины, которое в итоге полюбилось и мне. К Тимуру мы пришли в начале восьмого. Раздевшись и пройдя в зал, мы увидели, что Тимур был занят работой.

– Ничего-ничего, я могу работать и одновременно общаться с вами, мне позвонили и сказали к завтрашнему дню срочно доделать проект, – как бы оправдываясь сказал Тимур.

– А мы вина принесли. Будешь?

– Может попозже… Или если только чуть-чуть.

Мы с Алиной переглянулись и поняли, что Тимуру будет не до нас – а я надеялся поиграть с ним в Playstation. Взяв с кухни стаканы и налив вина, мы подсели к Тимуру. Он работал в специальной программе, кажется строил маршруты, где в будущем будут стоять электрические вышки. Он пытался объяснить нам принципы этой работы, но не знаю уж как Алина, а я ничего не понимал, да и вникать особо и не хотелось – я просто пил вино. В синтетических штанах было жарко, и я попросил у Тимура какие-нибудь шорты. Он отложил ноутбук и пошел в свою комнату. Через минуту он принес мне шорты, которые были велики мне на пару размеров. Я вышел в коридор и быстро переоделся, максимально затянув шорты на поясе вшитым шнурком, однако они все равно спадывали. Когда я вернулся Алина включила музыку. Я сел на диван и попытался пообщаться с Тимуром. Я пошутил, что сейчас было бы неплохо послушать г*йские gachi-ремиксы. Он рассмеялся и сказал, что это отличная идея. В чувстве юмора он был схож со своим двоюродным братом Адилем, который тоже смеялся над г*йскими шутками. Алина не поняла, о чем речь и в шутку начала называть меня самым г*йским г*ем, который склоняет к г*йству Тимура. Не каждый понимает подобные шутки.

– Влад, ты г*й! Я не знала, что ты г*й! Да ты самый г*йский г*й!

– Stick your finger in my ass! Call me Billy Herrington!

– Фуу! Г*й, г*й, г*й!

Неожиданно Тимур закончил работу и убрал ноутбук.

– Я закончил, теперь можем наконец-то выпить и нормально поговорить.

Тимур сразу допил стакан, который стоял почти нетронутый еще с тех пор, как мы пришли. Расправившись с двумя бутылками вина за разговорами, мы не заметили, как прошло несколько часов. Я захотел в туалет и оставил Тимура и Алину. В туалете я думал о том, как порой весело выпить в хорошей компании. Вернувшись, я не обнаружил Алину.

– Она сказала, что ей нужно подышать на балконе, – сообщил мне Тимур.

Я решил выйти к ней. Алина свисала половиной туловища над периллой незастекленного балкона, да так, что казалось сейчас кувыркнется и выпадет. Я рукой отодвинул ее подальше от края. Алина плакала.

– Все в порядке? Что случилось?

– Я перепила. Слишком много вина. Со мной такое бывает – просто паническая атака. Не волнуйся.

– Это плохо. Может поедем домой?

– Нет-нет, сейчас я успокоюсь и все будет нормально.