Прощение

– Так это ты будешь заботиться о моей малышке? – спросил он.

«Не так, как ты позаботился о моих малышках», – подумала я. Вслух же сказала:

– Конечно. Вам не надо волноваться ни о чем.

Ему было о чем волноваться из-за своего прошлого, не так ли?

Они отправились в кино. Я дала Джульетте ее бутылочку. Открыв окно и впустив в комнату мягкий и соленый вечерний воздух, я приступила к изучению названий костей. Я зубрила их сорок минут, а потом закрыла конспект и начала открывать ящики. Я не смогла сдержаться. Семнадцать лет я относилась к чужой собственности с огромным почтением. Мои родители никогда не открыли бы ни одной тетради с моим именем на обложке. Однако вот она я – специалист по обыску чужих комнат. Сначала комнаты Мико, а теперь этой.

Я начала с вещей Келли. У нее оказалось несколько платьев для работы, несколько пар джинсов и футболки. И шорты, и рубашки имели довольно потрепанный вид. Даже у Клэр было шесть или семь пар туфель, но у Келли всего четыре: черные, коричневые, туфли для прогулок и сандалии. В комоде лежало чистое белье, а в бюстгальтерах я нашла пакетики с лавандой. Форма для занятий спортом. В специальной коробке – фата. Маленький красный плюшевый медвежонок. Противозачаточные таблетки, несколько открыток ко дню святого Валентина. Поверх свитеров в следующем ящике лежала простая тетрадь в голубой обложке с плотными листами. Я схватила ее. Что я ожидала найти? Мрачную летопись с газетными вырезками о событиях тех страшных дней? На самом деле это была тетрадь Джульетты. В ней Келли и Скотт хранили обведенные следы ее ножки. На первой странице, украшенной серебряными звездочками, каллиграфическим почерком было выведено: Джульетта Джинни Энгельгардт. Келли написала так много о первых днях жизни своей малышки, что даже поля тетради были заполнены. Я приподняла стопку свитеров. И под ними увидела то, что искала. Нож, охотничий нож, которым разделывают оленьи туши. У моего папы был такой. Он хранил его высоко в одном из кухонных шкафчиков, так что даже мама не могла его достать. Я не прикоснулась к нему, но мои руки начали дрожать. Я подумала: «Вот доказательство того, что даже она не доверяет ему полностью». Я аккуратно сложила все вещи.

Гардероб Скотта Эрли меня не интересовал. Белье, носки, джинсы, рубашки поло, мокасины – все в идеальном порядке. В прикроватной тумбочке было два выдвижных ящика. В верхнем лежали книги: роман о мужчине, который продал свое обручальное кольцо, а потом всю жизнь искал его, книга о яхтенном спорте. Были здесь и три контейнера с надписями «Утро», «День», «Вечер». В них хранились таблетки. Там же я нашла и соску. Во втором ящике обнаружился его дневник. Я села в кресло-качалку. Дневник начинался с даты рождения Джульетты. Несколько предыдущих страниц были вырезаны.

Я обратила внимание на то, как остро обрезаны края, – словно подстриженная трава.

«Это начало моей настоящей жизни. Джульетта вызывает у меня благоговение. Она роза. Она ангел. Наверное, Бог решил явить мне свою бесконечную милость, позволив случиться такому чуду, поистине озарившему мою жизнь. Я знаю, что не затужил этого счастья. Мы ужинали в «Самбакко», когда у Келли отошли воды и начались схватки. Нам пришлось ждать «скорую», и Келли была очень смущена, потому что это «наш» ресторан. Она плакала и все время повторяла: «Теперь мы не сможем сюда вернуться! Я же поломала стул!» Нас сразу подняли па лифте. Бродильном отделении медсестры очень торопились, поскольку у Келли уже на шесть сантиметров раскрылась шейка матки. Немного усилий – и наше сокровище появилось на свет. Думаю, что для Келли все было не так радужно, как она пыталась представить. Я хотел назвать дочь Джевел, так как это означало «драгоценность», – именно то, чем она была для нас. Но Келли не согласилась. Тогда я предложил имя Джульетта. Келли оно не очень понравилось, но она все же сдалась. Возможно, она просто очень устала. Я надеюсь, что не давил на нее!»

Следующая запись была сделана в сентябре:

«Джульетта становится маленьким человечком. Я знаю, что она различает окружающее, потому что смотрит мне прямо о глаза. Думаю, глаза у нее будут темно-синие, как океан. Я так рад, что мы приехали сюда. В Колорадо было очень пыльно и сухо. Я хочу научить Джульетту плавать. Не могу дождаться, когда она впервые назовет меня папой».

Я прочла еще одну запись:

«Я чувствую себя таким виноватым. Келли приходится много работать, чтобы содержать нас всех, и ей очень трудно. У нее уже много лет не было нового платья. Я чувствую себя так хорошо, потому что многому учусь. Она приходит домой уставшая и грустная. Дети в школе ведут себя из рук вон плохо. Не могу поверить, чтобы родители были такими равнодушными. Они совершенно не думают о том, как их поступки могут повлиять на детей. Келли сказала, что один папаша даже посылает свою дочь за сигаретами!»

Я закрыла тетрадь, защелкнув на ней замочек, а потом убедилась, что он открывается без усилий. Ярость Скотта Эрли по отношению к родителям, которые посылают своих детей за сигаретами, вынести мне было не по силам.

Джульетта начала хныкать, и я сменила ей подгузник, а потом покормила ее. За этим занятием я успокоилась. Я начала петь ей: «Тише, малышка, не плачь. Когда ты проснешься, я приведу лошадку к маленькому пруду, и мы пойдем с тобой гулять, и мы начнем с тобой играть...»

Супруги Эрли пришли домой в девять, расслабленные, смеющиеся и счастливые.

Они заплатили мне и сказали, что берут меня.

Я поблагодарила. Пообещала, что сделаю все ради благополучия их маленькой Джульетты.

Спустившись вниз, я услышала тихую музыку. Я взглянула на большое окно их квартиры. Они танцевали. Джульетта была между ними. Моя мама тоже танцевала с Рейфом, который стоял на ее ногах, – она кружила его, пока он не ощущал приятной слабости, начинал смеяться и валился на коврик. Но меня вдруг посетило другое воспоминание. Мне было лет шесть или семь. Мама танцевала, держа на вытянутых руках малышку, как будто та ее партнер по танго. Малышкой была Беки, а я маленькой девочкой, которая прыгала вокруг мамы. У меня вдруг начала раскалываться голова, хотя я никогда не страдала головными болями. Скотт Эрли и его жена Келли выглядели счастливыми. У них было все, чего могли пожелать люди. Прошлое надежно похоронено. Маленькая девочка на руках моей мамы покоилась на кладбище. Ее быстрые ножки никогда не будут топать по ступенькам нашего дома. Дочка Скотта Эрли росла здоровой и сильной. Никто не сможет обидеть ее. Я уже не помнила того времени, когда мы все были счастливы, без всяких «вопреки». Человеку свойственно забывать, он может отрешиться от плохих воспоминаний. Но убийство... Неужели он совсем не вспоминает об этом? Они не провели еще и года вместе после его освобождения из Стоун-Гейта. Каждый день они воспринимали как дар. Каждый день был как подарочный пакет, и Скотт Эрли был «виновен» лишь в том, что Келли приходилось зарабатывать на жизнь, а не в том, что отнял две жизни быстрее, чем я написала это предложение. Каждый день дарил им что-то новое. Что-то, конечно, омрачало их жизнь. А нам в свое время было невыносимо жить, невыносимо видеть, как солнце в очередной раз скрывается за горизонтом, напоминая об угасших жизнях. Мы не представляли себе, как проснемся утром. Мы почти год не разговаривали. А Скотт Эрли и Келли танцевали!

Теперь даже мои родители были счастливы. Отец Небесный даровал им счастье прощения. Он позволил им отпустить память о Беки и Руги, как отпускают воздушные шарики в воздух на параде. Им было позволено двинуться вперед. Думали ли они о моих сестрах каждый день?

Я была единственной, кто добровольно носил эти вериги? Почему Скотту Эрли было даровано такое «сокровище»? Что в моей вере не позволяло мне переступить черту?

Я отвернулась и уехала домой.

Миссис Дезмонд оставила мне записку. На тарелке меня ждали фаршированный перец и картофельное пюре. Мне оставалось только разогреть блюдо. Я очень любила фаршированный перец, но я просто разрезала его пополам, а потом смыла все в унитаз. Затем помыла тарелку и нацарапала записку с благодарностью. Опустившись на колени, я молилась о том, чтобы камень в моей душе превратился в льдинку, которая со временем могла растаять.

Я легла в кровать, и меня начало трясти. Я открыла ноутбук, который взяла с собой по настоянию папы. У миссис Дезмонд был кабельный Интернет, чтобы она могла ежедневно отправлять почту дочерям. Я зашла в поисковую систему и начала просматривать адреса организаций вроде «Второго шанса» или «Дарованного небом», где девушки могли оставлять на усыновление своих внебрачных детей. Главным принципом работы таких организаций было не задавать молодым мамам никаких вопросов. Детей не бросали в мусорные контейнеры. За малышами иногда возвращались, а иногда нет. Спустя несколько месяцев детям находили новых родителей. Мне словно кто-то нашептывал приказы на ухо. Я точно знала, что собираюсь сделать.

Глава восемнадцатая

В понедельник Келли дала мне ключи от квартиры, чтобы я могла вывозить Джульетту на прогулку в коляске, если позволяла погода, а погода позволяла гулять всегда. Каждое утро мы встречались у двери, и Келли передавала мне список вещей, которые и течение дня понадобятся для Джульетты, и деньги, если мне требовалось что-то купить в угловом супермаркете. Затем она вылетала за двери с чемоданчиком под мышкой и рюкзаком за спиной. Я наблюдала, как она на ходу красила ресницы.

Джульетта была легким ребенком, а Келли держала ее в чистоте, ухаживая как за розовым бутоном. Каждый день я согревала молоко, которое Келли сцеживала молокоотсосом накануне вечером. Я слегка поглаживала Джульетту по щеке, чтобы она открыла ротик. Когда она улыбнулась в первый раз, я помчалась к столу Келли, на котором лежал фотоаппарат, и сделала несколько снимков, оставив Келли записку.

На следующий день Келли встретила меня у двери и бросилась обнимать.

– Меня не было в такой знаменательный момент, но ты сумела запечатлеть его для памяти! Рейчел, я тебе так благодарна.