Прощение

И ей это нравилось.

Однако сейчас она больше этого не делает.

Больше никогда этого не делала.

Поэтому цена на ее изделия подскочила. У нее осталась дюжина ваз, законченных очень давно, которые она теперь продает туристам и получает за них чеки с внушительными суммами. Но ей все равно.

Ей не дано было полностью реализовать себя в том, чего ей страстно хотелось. Не каждому везет.

Когда я возвращаюсь к разговору с миссис Бридвелл в тот день, то вижу, что мама не чувствовала себя счастливой. У других было по шесть детей, например у Тьерней – семеро. У Клэр было четыре брата. Бридвеллы – это вообще особый случай. Почти все наши соседи имели не менее четырех детей. У мамы были только три дочери. Она беременела, но, к сожалению, все срывалось. Когда произошла трагедия, мама была на седьмом небе от счастья, потому что все опасности ее очередной беременности миновали. Должен был родиться наш брат Рейф. (Мы не знали, что это мальчик. Я говорю «мы», потому что он был братом Рути, Беки, а потом Тора, хотя моим сестренкам уже не суждено было узнать об этом.)

Они бы так любили своих братьев!

Я тоже их любила, правда, вначале боялась выразить свое чувство, как и мои родители. Мы были напуганы тем, что нам довелось пережить.

Рафаэль появился на свет ровно через две недели после того, как мама, вернувшись домой, нашла меня с Рути и Беки на руках, а миссис Эмори – вызывающей по телефону полицию. Теперь пришло время рассказать обо всем, не так ли?

Глава третья

Я помню все подробности того дня.

Вы могли бы подумать, что память откажет мне. Или сказать, что понимаете, каково это – пережить подобное. Вы упали бы В обморок. Или постарались бы отключить свое сознание. Но ничего из перечисленного мне не было послано. Я просто стояла па месте трагедии, осознавала все, но ни на секунду память не отказалась фиксировать происходящее. Я помню, как струйки кропи стекла изо рта Рути на ее нарядную рубашку. Больше не было ни капли крови. Тогда я еще не знала, что, когда у человека перестает идти кровь, это верный признак смерти. Я видела разрез на ее шее, похожий на маленький рот с вывернутыми белыми губами, – там, куда Скотт Эрли нанес смертельный удар. Помню, что в доме играло радио, даже помню песню, звучавшую в тот момент. По дому разносился запах овощного рагу, которое мама приготовила заранее, а я разогревала его на обед.

Я помню Скотта Эрли, его короткие белые волосы, его футболку, трусы-боксеры. Он был потный, грузный и забрызганный кровью.

У меня не дрогнул ни один мускул – я точно знала, что мне нечего бояться за себя. Он был похож на животное, сбитое машиной. Еще живое, но уже почти добитое. Вбежав в дом, чтобы набрать 911, я даже не оглянулась, чтобы посмотреть, не гонится ли он за мной. Позже мне сказали, что нашли орудие убийства – серп – далеко за амбаром. Казалось, будто Эрли метнул его, как диск, подальше.

Оператор ответила после первого же звонка.

– Мужчина ранил моих сестер, – сказала я.

Я вся взмокла, как Руби, когда тащила нас троих на холм, но старалась говорить спокойно, чтобы мои слова были поняты. Неизвестно почему я потянулась к кондиционеру и включила его. Он так и продолжал работать много дней спустя.

– Вы внутри дома? – спросила оператор. – Двери закрыты?

– Да, я внутри, а они снаружи, но я думаю, что они очень серьезно ранены. Он зарезал их! Вам надо выслать вертолет, иначе они погибнут!

– Сообщите свой адрес и заприте все двери!

– Зачем? Он уже и так сделал свое дело! – Я не могла объяснить, почему была уверена в том, что Скотт Эрли ничего не сделает со мной. – У меня... у нас нет адреса. У нас есть номер пожарной части, но я его не помню! Почту мы получаем на абонентский ящик. Высылайте вертолет! Это в двадцати милях на юго-запад от Седар-Сити, на Пайк-роуд. Наш дом четвертый по счету! Вы должны приехать сейчас же!

– Позвольте мне поговорить с вашим отцом, – сказала оператор.

– Его нет дома! О, прошу вас! Прошу вас! Помогите, помогите нам!

Я рыдала, путая слова. Передо мной был Скотт Эрли, который вставал и приседал, вскрикивая и держась за голову.

– Позовите вашу маму, – продолжала говорить оператор. Я швырнула телефон о стену. Я побежала мимо Скотта Эрли во двор миссис Эмори. Клэр была дома, но она не вышла, когда услышала мои слова. Вышла миссис Эмори. Она пошла со мной, а я все торопила ее, и она даже запыхалась, пока мы дошли до места. Не обратив внимания на Скотта Эрли, миссис Эмори склонилась над Рути и приложила руку к ее шее, а потом взглянула на меня. Я прочла в ее глазах страшную правду.

– Нет! – закричала я. – Идите домой! – Я не соображала, что говорю.

– Ронни, милая, – потянулась она ко мне.

– Не прикасайтесь, не прикасайтесь к ним, – кричала я.

В это время на краю двора появилась Клэр – она стояла, закрыв лицо руками.

Я присела рядом с Рути и положила ее голову к себе на колени. Она была такая теплая, с пушистыми волосами.

– Рут Элизабет! – звала я. – Рути, слышишь меня? Это я, Ронни!

Миссис Эмори пыталась дозвониться к доктору Сассинелли, но попала на автоответчик.

– Черт побери, – бросила она.

Чтобы такая, как она, выругалась, должно было и впрямь произойти что-то ужасное.

Я держала Рути, но потом подумала, что это несправедливо по отношению к Беки, поэтому и ее подтянула к себе на колени. Мои руки были и кропи, а ноги в их урине. Я плавала в запахе умирающей плоти. Скотт Эрли все кружил вокруг, и его образ запечатлелся в моей памяти, как абстрактная картинка, – вся в крови и черноте.

– Кто они? – все стонал он.

А затем подъехала мамина машина.

Миссис Эмори рванулась к маме, чтобы остановить, но моя мама была очень проворной, несмотря на приличный срок беременности. Она увидела все и рухнула на землю.

– Ронни, молись, молись без остановки, – прошептала она. Я спросила ее:

– Мама, о чем мне просить?

Она замолчала. Потом обхватила руками голову.

– Я не знаю. Чтобы они жили. А если нет...

Мама всегда была очень сильной. Она снова замолчала и начала раскачиваться, придерживая живот.

Когда подъехали врачи – и я не могу заставить себя забыть этого, – Рути и Беки уже начинали остывать, особенно кончики их носиков и подушечки пальцев. Один из врачей попытался сделать Рути укол, но другой, не сдерживая слез, лишь покачал головой и махнул рукой, когда подошли к Беки. Они все время поддерживали радиосвязь с больницей. Все соседи стояли на пороге своих домов. Мама присела на землю и закрыла голубые глаза Рути. Она поправила девочкам волосы и стала напевать колыбельную, которую пела им каждый вечер, еще когда они были совсем крошечными.

Прибыл шериф, он вышел из машины с пистолетом, но, увидев Скотта Эрли, убрал оружие, набросил на Скотта одеяло, надел наручники и подтолкнул к машине.

Когда Скотт Эрли уже был в машине, шериф вернулся к нам.

Он спросил меня, как все произошло, и я рассказала ему. Потом повторила историю еще одному офицеру, приехавшему на обычной машине. На нем не было униформы. Мама хранила молчание. Шериф спросил ее, где находилась она во время трагедии, в доме? Она не ответила, поэтому сказала я: