Проша (Непутевая семейка - 1)
Шрифт:
– Есть будешь?
– поинтересовался хозяин, прервав молчание, во время которого он беспардонно разглядывал свою гостью, а она - украдкой - его...
– Не-а, спасибо.
Девочка устроилась поудобнее и поплотнее закуталась в плед. Мысль о том, что дома её могут хватиться, как-то Сеню не беспокоила. Она продолжала восседать на матрасе, закутавшись в плед и прихлебывая чудодейственный настой, продолжавший оставаться таким же горячим...
– Тогда будем знакомиться. Ты наверное догадалась, кто я?
Сеня отрицательно покачала головой.
– Надо же... туповата! Хм! Ну ничего, это пройдет.
Сеня, как ни странно, восприняла это ошеломляющее известие совершенно спокойно. Ну, домовой - и домовой... мало ли, кого на земле не бывает! То ли оттого, что всем сердцем верила в чудеса, то ли стараниями самого Проши, то ли ещё отчего - мы не знаем - только она вела себя так, будто всю свою недолгую жизнь только и делала, что порхала с эльфами, беседовала с гномами и гостила у домовых! Да, поистине волшебные перемены произошли с ней в эту ночь. Сеня, кажется, теперь ничему больше не удивлялась - такой открытой и понимающей стала её душа!
– А меня зовут Ксана. Ксения! И ещё у меня масса прозвищ, но все они мне не нравятся... Вот только, пожалуй, Сеня...
– Как-как, Сеня? О, то, что надо! Так и будем тебя называть! Ты не против?
– Я - за!
– с готовностью согласилась Ксения и прихлебнула ещё отварчику, а домовой скатился со стульчика и шаркнул лапой.
Весь он был не больше пятилетнего ребенка, с головы до пят покрыт густой темной шерстью, вот только физиономия не шерстяная - этакое кругленькое сморщенное личико. Посередине этого личика возле бугорков-щек и толстоватого носа горели ярко мерцающие глаза.
– Вы тут одни... живете?
– поинтересовалась Сеня.
– Что значит одни? Нас, что, много?
– Просто я к вам "на вы" обратилась - так полагается.
– У кого это полагается? И куда полагается? Надо это срочно переложить! Будем "на ты" - и, пожалуйста, без этих глупостей... Понапридумают невесть что, потом в этой путанице барахтаются, хлюпают, ноют, а потом жалуются, что никакой жизни нет или что мир плохо придуман... Эх-хе-хе... да! Нет, пожалуйста, мне без фокусов, Колечка!
– А что такое Колечка?
– полюбопытствовала Сеня, привстав с матраса, чтобы поставить на стол пустую кружку.
– Не что, а кто, - сурово ответствовал домовой, подливая ей в кружку отвару из старого закоптелого чайника, который он ловко выудил из-под фанерного ящика.
– Колечкой я буду называть тебя в минуты благости и душевного равновесия. Будешь у меня моя Колечка, и никто так звать тебя больше не будет. Это наш с тобой первый заговор. Ну как, нравится?
– Очень! А заговоры ещё будут?
– Не слышу обращения по имени...
– Пров Провыч... будут у нас ещё тайны?
– Можно просто Проша. А без заговоров и тайн нам никак нельзя - иначе ведь скучно - ты не находишь?
Он пробубнил это гнусавым своим голоском и, вновь соскользнув со стула, - а надо сказать, что все движения его были бесшумными, - приковылял к Сене и поправил на ней сбившийся плед.
– Пров Про... Проша, можно спросить?
– Не стесняйся!
– А что, обо всем можно спрашивать?
– А ты привыкла к тому, что не можно? Ох, бедная...
– Ага, не можно! Как это ты здорово сказал!
Я хотела... ну, то есть... домовой - это кто? И как получилось, что рухнуло дерево и тебя придавило? И сколько тебе лет и всякое такое... ну, про домовых. Ты понимаешь?– Было бы странно, дитя мое, если б не понимал! Ты обо мне, видимо, очень дурного мнения.
Проша насупился и отвернулся, фыркая и сопя. Сеня осторожно коснулась его густой мягкой шерсти и... рука прошла сквозь нее, как будто перед нею была пустота. Она испугалась и отдернула руку. А потом протянула её снова, пытаясь дотронуться до мясистого носа... носа не было. Ничего не было! То есть, было, конечно, но она не могла этого осязать...
А Проша в миг оказался у неё за спиной - он присел на краю матраса с противоположной стороны и гримасничал, растягивая рот до ушей, а руки, как в ускоренной съемке, росли на глазах... Вскочил, подпрыгнул, перекувырнулся через голову, вырос вдвое, втрое - чуть ли не до потолка, переплыл комнату, не касаясь пола, поскреб потолок - тот отозвался негромким, но внятным гулом, потом стал снижаться... комната накренилась... и Сеня не удержалась - вскрикнула, вернее скрипнула не своим голосом: "Мама!"
И тотчас стены и потолок заняли положенные им места, а домовой, смущенный и улыбающийся, сидел на корточках перед ней. Он был прежний домашний, уютный, маленький, он ласково сжимал обеими лапами её похолодевшую руку, он, потупясь, гнусавил какие-то ласковые слова, пыхтел, как еж, и многословно, сбивчиво извинялся...
– Колечка, ты прости меня, дурака! Это я от радости чудить начал - я ж ведь сколько лет тут в глуши сижу... Одиночество, понимаешь, штука скверная! Когда ни единой живой души, а только нежить одна... Ты мне верь, я тебя и пальцем не трону! Никогда даже пальчиком... вот, посмотри...
Он протянул к ней свои ладошки и она увидела, какие они маленькие и безобидные. Каждый коричневый кривенький пальчик был затянут сморщенной плотной кожицей, а вместо ногтей или когтей росли узенькие пучочки шерсти, словно колонковые кисточки.
– Видишь? Разве такими лапами можно причинить зло? Да, ни в жизнь! И не мое это дело, не люблю я этого... жуть как не люблю. Я могу, конечно, это правда, этого не отнять! Многое я могу учудить, Колечка, такое, что тебе и не снилось. Но зачем? Есть в этом смысл? Нет в этом смысла! К этому я давно пришел. Вот! И тебя вот встретил... да. Ты спрашивала, кто такой домовой? Отвечаю - дух. Скажу прямо - нечистый! Но к этому мы с тобой вернемся чуть погодя. Да. Обязательно! Потому что очень важно мне это. А духи - они могут в разных обличьях являться. Но сперва я тебе в своем показался. Такой я и есть! Что, не нравлюсь?
Он склонил голову набок, заглянул ей в глаза и такая мольба вдруг в них прочиталась, такая надежда, что Сеня не выдержала и кинулась к нему, позабыв, что перед нею дух и руки обнимут сейчас пустоту. Но... этого не случилось. Ее руки обнимали теплое и пушистое существо, вполне осязаемое и живое. Ей показалось даже, что она услышала как бьется где-то там, под этой густой мягкой шерстью сердце. Живое сердце!
– Прошенька, что ты... Я и не думала обижаться. Просто... мне стало немного не по себе. А ты... ты мне очень нравишься, просто ужасно, только... ты больше не пугай меня, Проша, пожалуйста!