Прошлое должно умереть
Шрифт:
– А как же парни? – опомнился Гас, но его никто не слушал: разведчиков считали мертвыми.
– Вот именно: стрелять, – выдохнул Терри. – Бамбальеро не промахиваются.
– Я бью белку в глаз, – буркнул констебль.
– Белки не стреляют в ответ.
И в этот миг раздался зычный голос:
– Вы меня слышите?
И все вновь изменилось.
Дребренди и его парни были охотниками, прекрасно поняли, откуда прилетел вопрос, повернулись в правильную сторону, но ни один из них – ни один! – не поднял винтовку. Не обозначил желания посостязаться с адептом Высокого Искусства в умении стрелять.
– Чего ты хочешь?! – крикнул в ответ констебль.
– Положите оружие и отойдите от грузовика на сто шагов, – велел адиген. – Я заберу машину
– А мы?
– Кто-то поедет на мотоциклете, кто-то пойдет пешком, но к вечеру вы все будете в Фоксвилле. Живыми.
Последнее замечание прозвучало намеком, который все прекрасно поняли. Однако Дребренди попытался поторговаться, чтобы иметь возможность сообщить га-ланиту, что боролся до конца:
– Нас больше!
– И что? – полюбопытствовал в ответ Помпилио.
Спутники тоже отметились вопросительными взглядами, не понимая, чего констебль хотел добиться своим сообщением, и на этом торговля прекратилась.
– Вас восемь, – продолжил адиген. – Мне нужно шесть патронов, чтобы никто из вас не вернулся домой. Доказать?
– Нет, не надо доказывать! – закричал Гас. – Мы не знали, кто ты!
– Тогда кладите оружие на землю и отходите от грузовика. – Помпилио зевнул. – Мне некогда.
– Прошу провести коррекцию курса, – громко произнес Галилей Квадрига, отрываясь от разложенных на рабочем столе карт.
– Рулевой, провести коррекцию курса, – распорядился Дорофеев, продолжая смотреть в лобовое окно. – Юго-юго-восток, – сообщил Квадрига.
– Юго-юго-восток.
– Есть юго-юго-восток, – подтвердил рулевой.
– Скорость? – поинтересовался капитан.
– Пятьдесят лиг в час.
– Значит, через тридцать минут придем в точку, – хрюкнул Квадрига.
«Пытливый амуш» считался самым быстрым цеппелем Герметикона и считался заслуженно. Во-первых, потому что он был ИР, а все корабли этого класса могли похвастать высокой скоростью, во-вторых, потому что Помпилио хотел летать на самом быстром цеппеле Герметикона, внимательно изучал все технические новинки и постоянно модернизировал корабль. В результате «Амуш» превосходил даже «одноклассников» и мог развивать колоссальную для цеппелей скорость в девяносто лиг в час, а при попутном ветре – до ста. Однако сейчас Дорофеев никуда не торопился.
– Наверное, пойду в астринг, – произнес Квадрига, отрываясь от карты.
И вопросительно посмотрел на капитана, тот ответил выразительным взглядом, но промолчал.
– Или, пожалуй, дождусь, когда мы встанем в точке перехода, – изменил планы астролог. Как, собственно, требовал Устав.
– Спасибо, Галилей.
– Да, капитан.
Корабельным астрологам всегда дозволялось чуть больше, чем остальным членам команды: из-за их умения смотреть сквозь Пустоту и противостоять ужасам, которые они в ней видели. Астрологи вели цеппели от звезды к звезде, пронзая немыслимые пространства взглядом, а точнее – собой, и в ответ Пустота пронзала их, медленно, но неотвратимо превращая в наркоманов или в сумасшедших, или – в сумасшедших наркоманов. Астрологи часто кончали с собой, считались главными клиентами ведьм спорки и лучшими в Герметиконе экспертами наркотических препаратов. Они не жили долго, но каждый из них выбрал свой путь добровольно, сжигая себя ради невозможного, непонятного людям общения с Пустотой.
Убедившись, что Квадрига вернулся за рабочий стол, Дорофеев одернул китель и громко объявил:
– Внимание, капитан покидает мостик, командование принимает астролог.
– Есть командование принимает астролог, – эхом отозвался рулевой.
Квадрига кивнул, но ответил как положено:
– Есть! – и даже выпрямился, оторвавшись от стола.
Дорофеев подбодрил его коротким кивком, вышел в коридор длинной гондолы, в которой размещались офицерские каюты и некоторые рабочие помещения, постучал в дверь алхимической лаборатории, приоткрыл ее, вежливо спросил:
– Позволите? – И, не дожидаясь ответа, вошел. – Я не помешал?
– Ни
в коем случае, – отрывисто бросил алхимик, но по выражению его лица было видно, что появление капитана Мерсу не обрадовало.– Вижу, вы заняты…
– Совершенно верно.
– Но я хочу слышать отчет.
Мерса на мгновение нахмурился, словно подбирая подходящее ругательство, после чего сообщил:
– Алхимическая служба к походу готова… как всегда.
Судя по некоторой резкости ответа, сейчас перед Дорофеевым стоял Олли, одна из двух ипостасей алхимика, а не Энди, а для Олли подобное поведение было допустимым, поэтому делать замечание Базза не стал, а обратился ко второму присутствующему в лаборатории мужчине:
– Аксель.
– Капитан.
– Чем занимаетесь?
– Помогаю Олли в производстве.
И Помпилио, и старший помощник недолюбливали покупные боеприпасы, а обращались за ними к корабельному алхимику. Мерса, в свою очередь, мог изготовить патроны любой сложности и под любое оружие, и это было далеко не главным из его умений.
– Аксель, вы не могли бы уделить мне немного времени?
– Разумеется, капитан.
– Прекрасно… – Дорофеев открыл дверь, но задержался: – Олли, скоро переход. Будьте добры явиться в кают-компанию до подачи звукового сигнала.
Алхимик вновь выдержал паузу, но вновь ответил не так, как собирался:
– Да, капитан, я как раз заканчиваю.
– Вот и хорошо.
Базза рассчитывал, что старший помощник направится в кают-компанию, но Аксель открыл дверь своей каюты и извинился:
– Я на минуту.
– Можем поговорить у вас, – пожал плечами Дорофеев.
– В таком случае – прошу.
Несмотря на положение старшего помощника, каюта Крачина ничем не отличалась от кают остальных офицеров и представляла собой довольно большую комнату с гардеробной и туалетным отделением. Одна из стен была полностью отдана под книжные полки, а над кроватью Акселя располагались плоские витрины с боевыми защитными масками – Крачин собирал коллекцию больше десяти лет и был обладателем сотни самых разных артефактов: плоских, похожих на забрало рыцарского шлема и копирующих лицо человека, изображающих известных зверей или фантастических чудовищ, черных, зеркальных и раскрашенных яркими, иногда фосфоресцирующими цветами. Защита лица была популярна среди военных некоторых планет, в число которых входила Эрси, где до недавнего времени служил Крачин.
Войдя в каюту, Аксель открыл одну из витрин и вернул на место принесенную из лаборатории маску.
– Я попросил Мерсу нанести дополнительное покрытие, – объяснил он, перехватив взгляд капитана.
– Давно хотел спросить… – протянул Дорофеев, понимая, что лучшего времени для вопроса может не представиться, а вопрос давно назрел, и Базза хотел получить на него ответ. – Зачем вы надеваете в бой маску?
– Для защиты.
Крачин был таким же высоким, как Бедокур, но соразмерным: не массивным «медведем» и не тощим «столбом». Короткие, с проседью волосы Аксель зачесывал назад и следил, чтобы они всегда были аккуратно подстрижены и расчесаны. Не менее тщательно ухаживал за характерной для профессоров бородкой «клинышком», которая несколько смягчала суровые черты его лица. Глаза у Акселя были блекло-голубыми, а нос – крючковатым. И вкупе с манерой хорошо одеваться он демонстрировал образ «интеллигентного убийцы», человека, который может прочесть тебе и классических поэтов Ожерелья, и смертный приговор.
Крачин был эрсийцем, до недавнего времени служил кирасиром, числясь одним из самых лихих офицеров маршала Тиурмачина, но Помпилио сумел убедить Акселя примкнуть к команде «Амуша». Тем более что маршал запятнал себя участием в заговоре против Лилиан дер Саандер и был строго наказан.
– Идти в бой в маске необычно для бамбальеро, – мягко заметил Дорофеев.
– Значит, я необычный бамбальеро, – пожал плечами Аксель.
Ответ показал, что Крачин не хочет говорить об этом, но Базза принял решение обсудить интересующий его вопрос и отступать не собирался.