Прошу, убей меня.

Она была на седьмом небе. Она просто… все было так… в общем, она… в общем, у меня просто нет слов! Мы впервые играли в Праге, и мама была ошеломлена — не только музыкой, но и откликом на нее: зал просто сходил с ума.

Несколькими годами раньше мы уже выступали в Праге, и после концерта Гавел подошел за кулисы, чтобы познакомиться. У нас был переводчик, и он попробовал описать, чем были музыка и песни «Вельветов» для него и его отряда, когда они подрывали русские танки, ползали по лесам и сидели в тюрьмах. Многие говорят: «О, только твоя музыка помогла мне вытерпеть в школе», — ну, и замечательно. Но Гавел был не просто фанатом. Это трудно объяснить. Даже он сам не смог.

Потом мы все ужинали вместе, и я думала, что маму хватит удар. Были «Вельветы», Гавел, мы всей семьей, Сильвия Рид и еще несколько людей — из тех, которые попали в семнадцатую главу. Один восемь лет сидел в тюрьме за рок-н-ролл. Восемь лет за то, что играл в группе!

Была такая группа, которая тайно устраивала в лесах концерты с песнями «Вельветов». Они напечатали тексты с нашего первого альбома, около двух сотен маленьких книжечек, и раздавали их людям, которым могли доверять. Потому что было ясно, если кого-то из них поймают — будет до хрена неприятностей.

И вот все эти разбойники сидят за столом в ресторане, и теперь каждый из них как министр внутренних дел, ха-ха-ха! Со мной мама и пятеро детей, и они просто обалдевают всей кучей. Твою мать!

Ронни Катрон: Мы замечательно провели время, но потом Лу и Джон снова начали ссориться. Они проездили вместе один тур, а потом, ну, разошлись. Как бы: «Мы друг друга понимаем, но просто никак не можем договориться».

Глава 44

Конец [82]

Джерри Нолан: Каждый день еще тяжелее, чем вчера. Очень одиноко, и я сильно скучаю по Джонни. Мне совсем не нравится жизнь без него. Мы были так похожи! Ничего не приходилось объяснять. Иногда мы и без всяких разговоров понимали, что нужно делать. У него не было отца. И я был ему как отец, как брат.

Несправедливость. Куда ни плюнь, везде подражатели Джонни. Poison, Motley Crue. Можно назвать сотню групп, которые копируют Джонни Фандерса.

82

«The End» — название альбома Нико.

Я встретился с Китом Ричардсом. Шел по Бродвею через улицу от старой церкви, Грейс-чёрч, на Десятой. Мы много раз виделись, но на самом деле не очень близкие знакомые. Я был в полном унынии. Тоска напала. Он стоял, прислонившись к стене, читал что-то и курил, и заметил меня первым. Сделал какое-то движение, чтобы показать, что мы знакомы. Было совсем раннее утро. Кругом никого, только мы с ним, вот так.

Конечно, он знает все про меня и про Джонни Фандерса. Кит такой, всегда в курсе. Он по-английски мягко пожал мне руку и сказал: «Слушай, Джерри, я сочувствую. Я знаю, каково это. Но не знаю, что сказать. Хотел бы я найти хорошие слова. Скажу только одно. Как-нибудь, не знаю как, но держись. Не поддавайся. Держись».

И мне действительно стало легче на душе.

Но я не могу спать, не могу есть, у меня снова болит голова. Я плохо представляю, что делать. Я устал. Но я пытаюсь сохранить хотя бы то, что осталось. Заставляю себя бриться по утрам.

Сиринда Фокс: Мне было так жалко, что Джонни Фандерс умер, что я пошла навестить Джерри Нолана в больнице. Когда я увидела его, то просто начала читать «Богородицу».

Месяцем раньше я видела Джерри на съемках у Боба Груэна; и он казался крепким и здоровым, с густыми волосами — разве что отекшим, как алкоголик. Мне он не показался больным — только обрюзгшим и краснолицым.

Но в палате я увидела столетнего старика. Это был совершенно не тот человек, которого я видела месяц назад. Маленькая тощая фигурка, как Говард Хьюз без бороды. Его обрили налысо, лицо у него было измазано в соплях и какой-то грязи, он лежал и качал головой вперед-назад.

Чита Краум: В больнице я взял Джерри за руку и сказал: «Джерри, слушай, друг, я не хочу видеть тебя таким, понимаешь? Если бы ты увидел меня такого, тебе бы это не понравилось. Я молюсь за тебя».

Сиринда Фокс: Толстые трубки торчали у него изо рта, он все время сжимал их зубами: «ннннннн…» Он жевал, жевал, жевал эти трубки, а глаза вращались во все стороны. Его девушка сказала мне, что он не понимает, что еще жив.

Я пришла, посмотрела на него, и он посмотрел мне прямо в глаза. Он был в сознании, у него в мозгу что-то происходило. Он посмотрел на меня и сказал: «Помню…»

Джерри Нолан: Моя мама снова вышла замуж, за военного, и мы переехали на Гавайи. Мы жили в Перл-Сити. Это там, где бомбили Перл-Харбор. Мы с сестрой Розой — дети Бруклина. Мне было десять, ей почти четырнадцать — такая крутая телка, в самом расцвете. В Бруклине она состояла в банде и все такое. Перемены для нас были огромные. Никогда в жизни мы не были за пределами пяти кварталов Вильямсбурга — и вдруг попадаем на Гавайи.

Каждую неделю мы ходили на стадион смотреть забеги на роликах. Еще там проходили концерты. Именно там я увидел Элвиса Пресли. В пятидесятые он еще не был таким известным. Билл Блэк, Скотти Мур и диджей Фонтана на барабанах. Я стоял в третьем ряду — ближе некуда. Оттуда почти можно было коснуться его.

Сиринда Фокс: «Помню». Я знаю, он сказал это, и никто мне не докажет, что этого не было. И его взгляд — самый глубокий взгляд, какой только может быть в этой жизни. Я сразу подумала: он хочет сказать, что помнит все, что было, New York Dolls и все остальное.

Это было так грустно, и вдруг эта штука, аппарат, который подсоединяется к сердцу, запищала: «Бип-бип-бип-бип!» Как только он смотрел на меня, она пищала. Я не могла уйти, но боялась, что из-за меня он волнуется. Он вращал глазами и все время сосал трубки, смотреть на него было мучительно. Меня затошнило от взгляда на это маленькое, слабое тело. Я повернулась к сестре и спросила: «Что с ним?» И Джерри посмотрел на меня… Не надо говорить, что он не понимал, что происходит, он прекрасно понимал. Он все помнил и сказал мне об этом, прошептал мне. «Помню…»

Джерри Нолан: На Элвисе была белая куртка, просторные черные спортивные штаны с разрезом на белой подкладке, с мелкой белой строчкой. На ногах двуцветные туфли: сверху белые, по бокам черные — рок-н-ролльные туфли. По-моему, еще на нем была серебряного цвета рубашка с короткими рукавами. А пряжка ремня, тонкого кожаного ремня, была застегнута на боку — для крутости.

Я просто балдел. Шоу захватило всех. Раньше я никогда не видел ничего подобного. Все это сбило меня с толку. Я был потрясен. Еще интереснее было смотреть на сестру. Она кричала и прыгала рядом. Я балдел и от нее.