Прошу, убей меня.

Фильм назывался «Незаправленные кровати», и Дебби Харри играла мою девушку. Я познакомился с ней на съемках, мы должны были сняться в любовной сцене. С ней был ее друг, Крис Стейн. Во время съемки мы с Дебби не касались друг друга, к моему глубокому сожалению. Мы были одеты, потом когда мое отражение появлялось в зеркале, она целовала его. Потом экран чернел.

В следующей сцене мы снимались в нижнем белье. Сигареты. Я был стильным, французским и бесстрастным. Она была стильной и горячей. Она спела маленькую песню. Песня вышла так себе. Молчу уж о духовых инструментах.

По существу, мне приходилось изображать этакое … «изваяние». Которое курит. И подает идиотские реплики в дурацких диалогах. Это было ужасно.

В какой-то момент съемок я сказал: «Знаешь, нам не хватает экзистенциализма».

Амос ответил: «Правильно». Но, думаю, он не знал разницу между сюрреализмом и экзистенциализмом. Поэтому он дал мне прочитать эту штуку «Почему гамбургер — это корова» — некую вариацию на сюрреалистическую тему об употреблении в пищу мяса. Вы знаете, это было не «Бог умер». Скорее это напоминало обсуждение диеты.

Ричард Ллойд: Мы с Анитой отправились на Ямайку и остановились на сказочной пляжной вилле. Мы прихватили с собой двухнедельный запас героина и, само собой, прикончили его дня за три. У нас были с собой таблетки перкодана, но на нас они не действовали. Я отправился к местному врачу, меня буквально трясло, и я сказал ему: «Я не могу без наркотиков, и я застрял на вашем убогом маленьком острове совершенно без героина. ПОЖААЛУЙСТА, помогите мне!»

Он сказал: «Я бы рад выписать вам что-нибудь, но в аптеке нет даже шприцев. Вам придется съездить в Кингстон…» До Кингстона было восемьдесят миль.

Я бормотал что-то вроде: «Но вы не понимаете…»

Биби Бьюэл: Я пыталась пробиться в Лос-Анджелесе — встречалась с режиссерами, которые делали кино.

Однажды вечером моя подружка Пэм сказала мне: «Послушай, сегодня я хочу пойти на вечер Голливудского Кайфа, потому что там будет крутое шоу — Минк ДеВиль, Ник Лоу и Элвис Костелло».

Мы пошли вместе и всю ночь сидели на своих местах, но перед выходом Элвиса Пэм сказала: «Надо прорываться вперед, к сцене, потому что такой сильной вещи ты никогда еще не видела».

Я спросила: «Ты шутишь? Неужели это так круто?»

Мы с толпой стояли у сцены, зал гудел, все были сильно возбуждены, мы с Пэм тоже волновались, как два маленьких ребенка.

Внезапно загорелся очень сильный свет — и следующее, что я помню, луч, направленный на человека на сцене. Он стоял там, широко расставив ноги и сведя носки внутрь, в очках с роговой оправой. Я взглянула на него и воскликнула: «О боже! Это же тот самый чертов парень! Прямо не верится!»

За два года до этого я была на фотосъемке в Лондоне, когда компьютерный оператор из «Элизабет Арден» зашел туда по какому-то делу. Я влюбилась в него в ту же секунду, когда увидела. Я не ожидала увидеть его снова. Я даже не знала, как его зовут. Я ничего о нем не знала. Но я все время думала о нем.

Думаю, в вашей жизни тоже были один-два волшебных момента, когда вы чувствовали: это работа Бога. Я просто не могла поверить, что это тот самый парень. Это было очень похоже на картину с Элвисом Пресли — он смотрел прямо на меня и пел для меня всю ночь. Это было выше моих сил. Мне казалось, что я умираю. Это было слишком хорошо, это было чисто и безупречно. Это было так красиво!

После концерта Пэм предложила: «Давай вернемся и познакомимся с ним», а я ответила: «Ни за что!»

Я так боялась с ним знакомиться! Я сказала: «Я ухожу. Мы идем смотреть Runaways».

Всю дорогу до «Виски» Пэм говорила мне: «Может, пойдем обратно? Я хочу познакомиться с Джейком Ривьерой. Он бы тебе понравился».

Она пыталась познакомить меня с приятным респектабельным менеджером: ей казалось, что Джейк мне подходит. Ну, знаете, типа: «Он такой крутой, он причесывается, как гангстер, он носит блестящий костюм, как Джонни Фандерс».

И вот мы в «Виски», сидим, и тут я это чувствую. Знаете, как бывает, когда кто-то смотрит на вас, и вы чувствуете это. Я обернулась и увидела Элвиса с какой-то очень красивой темнокожей девушкой. Они оба глядели на меня, и я тоже поглядывала на них, стараясь, однако, чтобы они не заметили, и это длилось так долго, что стало просто нелепо.

Я уже выпила пару порций водки с апельсиновым соком, и поэтому просто подошла к ним и сказала: «Слушайте, чего вы на меня уставились?»

Девушка сказала: «О, я просто подумала, что вы очень красивая, а мой друг хочет с вами познакомиться. Его зовут Элвис Костелло».

Я обернулась и нечаянно сбила его очки. Я извинилась, а он попытался пошутить и сказал, что прикид уже свое отработал, и мы потели, и дрожали, и до смерти боялись друг друга.

Это было так мило — не часто встретишь такую невинность. Мы полюбили друг друга. Это было по-настоящему чистое чувство.

Дункан Хана: Отзыв о фильме «Незаправленные кровати» вышел в New York Times. Как о самом настоящем фильме, представляете? Фильм отправился на какие-то европейские фестивали. Он шел на Берлинском кинофестивале. Там его посмотрел Дэвид Боуи и потом каким-то образом разыскал Амоса.

Боуи сказал ему: «Эй, я очень хотел бы поработать вместе с тобой!» Когда Амос рассказал мне это, я мог только пролепетать: «Что-о-о? Ты шутишь?»

Годар тоже посмотрел фильм и, похоже, принял его всерьез. Он сказал: «Хорошоо, можеть быть, в будющем нам стоить поработать вместе…»

Я не мог поверить во все это. Честно говоря, я думал, что фильм тупой.

Затем Амос нашел деньги на следующий фильм, «Иностранец», в котором главные роли играли Эрик Митчел, Эния Филипс и Теренс Селларс.

Я играл психопата-киллера. В первом фильме я был французом. Во втором я стал панком. У меня была прическа в стиле Эгона Шиле, кожаный галстук и все такое.

Как и в случае с первым фильмом, отзыв на «Иностранца» появился в New York Times, а потом я поехал на Девилльский кинофестиваль. Амос был очень неорганизованным парнем, удивительно, как у него вообще хоть что-то получалось.

Он сказал мне: «Тебя ждет комната в Девилле, на случай, если ты захочешь приехать. Всех дел на неделю, за все заплачено, так что если хочешь показаться там, вперед».

Я сказал: «Это так просто? Мне что, просто надо сказать «да»?»

Он ответил: «Просто приезжай в Девилль».

«Да, но куда? И когда?»

«Я не знаю. Кажется, в октябре».

Каким-то образом я добрался до Девилля. Знаете, я долетел до Лондона, потом сел на поезд — я слабо представлял себе, куда еду, — и к моменту, когда я туда добрался, меня укачало в самолете, я был пьяный и очумевший, в конце концов, я постучал в дверь, и на пороге появился Амос.