Проси прощенья у камней

Он закурил очередную сигарету, даже не замечая того, что первую закончил только что. "Какой срам – так зациклиться на пустом, ей Богу, месте. Хотя… Если подумать немного в другом направлении – не такое уж это и пустое место. Звонок звонку рознь, как ни крути. О, если бы это был деловой звонок, рабочий так сказать момент, мне бы даже не пришлось думать, – здесь бы сработал профессионализм, грамотно поставленная интонация, красноречивая мелодичная речь – одним словом, я был бы на коне, – да! Сколько таких звонков мне предстояло проделать – тысячи, миллионы? И ни разу, почти ни разу, мне не приходилось испытывать какие-либо затруднения при разговорах с оппонентом.

Но здесь, сейчас – ведь это же совершенно другой случай, можно сказать, другой уровень. Это все равно, что умея управлять, скажем, мотоциклом, тебе предлагают впервые залезть в кабину небольшого самолета и поднять его в воздух – это невозможно, а если даже и возможно, то получится это весьма некрасиво технически и опасно. В любом новом деле нужна тренировка и терпение. Так и здесь сейчас – неудивительно, что я так переживаю, потому что для меня это новое дело, которое в свою очередь требует исключительно новой незнакомой мне пока сноровки. Браво, Алексей Григорьевич, вы себя полностью реабилитировали, и теперь можете успокоиться: сравнить девушку легкого поведения с самолетом может только полный идиот. Браво, идиот!"

Алексей, тихо улыбаясь, потер рукой брови. Даже если внутри его сейчас и шла такая вот эмоциональная напряженная работа, то внешне это абсолютно никак не проявлялось: он был слегка сосредоточен, и, также как и всегда, уверен и точен в движениях, равномерен во взгляде.

Его крепкое натренированное за годы мускулистое тело никогда не выпускало наружу те бури эмоций, что бушевали внутри него в моменты даже крайних, напряженных для самоконтроля, ситуаций.

Так же как терпелив и невозмутим он был в стихийных жизненных неурядицах, так же выносливо и храбро он преодолевал боль и дискомфорт, – одним словом, Алексей был прирожденным воином, и часто себя ловил на мысли, думая о том, что живет не в свое время.

Но женщины для него были неким камнем преткновения. И хотя в профессиональной жизни – жизни юриста – ему было легко наладить контакт, и поддерживать продолжительные рабочие отношения со слабой половиной человечества, то когда же дело переходило на сугубо личные отношения, он терялся, начинал чувствовать себя неловко и не знал что делать.

Вот уже полгода Алексей жил один. А до этого с ним проживала его – сейчас уже бывшая – девушка Наташа: она была красива, стройна, умна по-женски, насколько вообще возможно быть женщине умной, молода, конечно же. Алексей познакомился с ней в ходе судебного процесса, где она являлась свидетельницей по одному довольно-таки непростому делу.

Их роман развивался стремительно и бурно, как любят писать в прессе, и очень скоро (вероятно через несколько дней) они стали жить у него. Помимо того, что Наташа была красива и молода, она также вскоре – в условиях тесного сожительства в малогабаритной квартире – продемонстрировала такие свои дополнительные умения и навыки как: хитрость, наглость, леность, жадность и другие немаловажные и необходимые современной женщине качества (которые в свою очередь многие недалекие и туповатые мужчины принимают за "живой ум и нестандартность мышления").

Расстались они также легко и быстро, как и познакомились, когда однажды она с наигранной грустью сказала:

– Ты неплохой, но мне с тобой скучно, извини – я ухожу от тебя.

– Извини, что я не клоун, – в свою очередь ответил он ей.

Алексей не питал иллюзий по поводу их совместного будущего, но, однако, разрыв оставил неизгладимый след в его памяти; он как и всегда не подавал своим видом и намека на страдания, но внутренне очень болезненно переживал такой вот печальный для него исход.

И вот сейчас эта бумажка с простеньким номером и таким притягательным именем – Виктория – будоражили в нем самые невообразимые желания, и рисовали в воображении все смелые фантазии, на которые только был способен безудержный и творческий ум Алексея.

"В конце концов, не обязательно же доводить все до конца – мы бы могли просто посидеть, пообщаться на какие-нибудь отвлеченные темы – музыка, астрономия, например, кино, вино.... гавно, черт! Ну, какая в жопу астрономия – она же.... женщина! Вот именно, она же в первую очередь женщина; и абсолютно не важно, чем занимается женщина, если она добра и женственна, и чуточку любознательна. Интересно, а какая она, эта Виктория? Надо было Андрея расспросить о ней, выудить из него хотя бы немного информации о том, что же она из себя представляет; но тогда бы этот хренов убийца снеговиков заподозрил бы мою заинтересованность в ней. Нет уж, я правильно все сделал – и виду не подал, что проявил хоть малейший в таком деле интерес, а просто хладнокровно и равнодушно затолкал бумажку в карман. И ведь он так хитро улыбнулся, когда сказал, что она хорошая, неспроста он так сказал, неспроста, пройдоха".

Алексей взял в прихожей телефон, отнес его к креслу – за аппаратом прошуршал по полу телефонный кабель – и поставил на столик; сам же уселся в кресло. Он положил бумажку рядом с телефоном. Прошло еще несколько минут перед тем, как он решился все-таки снять трубку и набрать нехитрый номер.

– Алло?

– Виктория?

– Да, кто это?

– Добрый вечер, Виктория, это Алексей. Алексей Неверов. Мне вас порек.... извините, ваш номер дал мне мой друг Андрей, он, видите ли, сейчас в больнице находится по стечению некоторых, весьма необычных, обстоятельств…

– Он сломал шею снеговику, – перебил его красивый звонкий смех, доносящийся из глубины трубки.

– Да, можно и так сказать, – Алексей невольно разошелся в улыбке. – Значит, вы уже знаете эту историю?

– О ней знает весь город, Алексей Неверов. Бедный Андрюша – его ноге очень нехорошо теперь, но он держится молодцом, а вы как считаете, Алексей Неверов? – было понятно, что она улыбалась.

– Я тоже так думаю. Андрей сильный человек. А вы что же, были у него, Виктория?

– Да, я навещала его сегодня. И он передавал вам большой привет. И еще – он хотел еще раз принести вам свои извинения за доставленное вам неудобство и проблемы, связанные с тем происшествием. Он очень за вас переживает, Алексей Неверов. Можно вас называть просто Алексеем?

– Да, конечно, а фамилию я назвал лишь для того, чтобы вы не гадали, возможно, по поводу того, какой именно Алексей с вами разговаривает… Постойте, значит, вы говорите, что он просил вас передать мне привет и извинения? – Алексей не мог сначала поверить в то, что разговор проходит в таком вот необычном ключе: "Как он мог знать, что я позвоню, это же совершенно невыносимо – он что думает, что знает меня лучше меня самого? Невероятно! Каков наглец!".

– Да, именно так он и сказал.

– А вам не кажется это странным, Виктория? – Алексей начал было уже подозревать какой-то розыгрыш или шутку, которую пытались проделать с ним.

– Странным, что вы мне позвонили? – нет, не считаю. Я думаю, хорошо, что вы все-таки решились со мною связаться. У вас приятный голос Алексей, – ее красивый нежный тембр, протяжные, но совсем естественные, интонации ласкали слух и разносили по телу Алексея приятные волнения и радость; да, именно радость, подумал Алексей: он чувствовал, как внезапно, его настроение, вдруг, изменилось – он уже не ощущал сомнений и дискомфорта от возможной неловкости, и сейчас лишь наслаждался этим чудным голосом из неизвестности. И даже было уже не важно, если бы с ним и хотели сыграть эту самую шутку – он ее приветствовал и соглашался быть всецело ее участником и ведомым.