Проснись, моя любовь

— Да, поспите. Когда вы проснетесь, вы почувствуете себя лучше.

Элейн нахмурилась; внезапно она изо всех сил попыталась вырваться из черноты. Когда она проснется, то почувствует себя лучше… Это значит, что она вернется назад в свою постель, в свой двадцатый век.

Назад к Мэтью.

Она заставила себя разлепить веки и посмотреть вперед, но увидела не Мэтью, а…

— Чарльз…

Она услышала свой голос как будто издалека. Он звучал невнятно.

— Да, любимая.

Теплые, шершавые пальцы разгладили нахмуренное лицо Элейн, приласкали ее волосы, откидывая их со лба. Она закрыла глаза, все плыло. Ощущения становились все легче и легче, пока она целиком не погрузилась в негу.

— Да, закрой глаза и засыпай. Не беспокойся. Я не позволю тебе снова пережить это. Если не поможет тантра, поможет ребенок. И я займусь этим сразу же, как только будет возможно.

Типично по-мужски. Как будто беременность что-нибудь решает. Что изменится после того, как эти девять месяцев истекут? Она снова вернется к менструальному периоду. Тихий смех сопровождал ее погружение в бездну, лишенную боли.

Однажды Дэймон заметил, что женщины под воздействием анестезии говорят странные вещи. Поведение Морриган подтверждает его слова.

Чарльз взглянул на свою спящую жену. Она выглядела обманчиво молодой и беззащитной, румянец, горевший на ее щеках вчера, иссушили боль и настойка опия.

Итак, она была не такой уж невежественной, как он считал. Она знала, что беременность — естественное состояние ее тела и что женские ежемесячные кровотечения прекращаются на это время, восстанавливаясь лишь спустя девять месяцев. Он удивился, откуда она почерпнула эти сведения? Насколько он помнил, эта часть мироздания не описывалась в Книге Бытия.

Морриган назвала свои месячные кровотечения «периодом». Емко. Прямо в точку. Конец цикла.

Чарльз…

Он вспомнил охватившую его вчера волну чистого гнева, когда она, находясь на грани высвобождения, не назвала его по имени. Из этого он мог сделать единственный вывод. На протяжении всего года их брака она обращалась к нему не иначе, как «милорд». В решающий момент Mорриган не выкрикнула его имя только потому, что не знала его.

Осознание того, что жена забыла его имя, тогда как он весь год осыпал ее всевозможными мирскими благами, было равносильно пощечине. Он вспомнил, что Морриган потеряла даже кольцо, символ его земных обязательств, хотя в то же самое время приехала к нему в одном-единственном шерстяном платье и со служанкой, которую впору было бы содержать на псарне.

Но сейчас она носила его кольцо.

И прошептала его имя.

Отметины в форме полумесяца на тыльной стороне его руки опровергали ее беззащитность. Он прикоснулся к постепенно исчезающему синяку на ее щеке. Она прижалась к его руке.

Чарльз почувствовал, что боль от обиды рассеялась, сменившись воспоминанием о том, как она дрожала в его руках, переживая волнительное томление в преддверии оргазма.

— Милорд?

Чарльз повернулся и поднес палец к губам, прося тишины. Он осторожно поднялся с кровати и вывел служанку из комнаты.

Элейн проснулась от удушья. Смутные, кошмарные картины мельтешили у нее в мозгу. Иголки. Машины в форме гробов. Одетые в белое люди. Задымленный воздух и мчащиеся огни. Взрыв искр. Тело легонько тряхнуло, как будто она схватилась за оголенный электрический провод. Сон медленно рассеивался: легкий приступ боли, ощущение тоски. И одиночество, настолько необъятное, что стеснило грудь.

Постепенно она обнаружила, что рядом кто-то есть. Даже не поворачивая головы, Элейн знала, что она не одна, заботливый голос лорда звучал в ее памяти. Одиночество отступило.

— О мэм! Наконец-то! А я как раз подумала, когда же вы очнетесь.

«Какая же я глупая», — подумала Элейн, не обращая внимание на подступающие слезы. С чего это она решила, что Чарльз будет сидеть рядом со своей больной женой? Мэтью чувствовал себя очень дискомфортно в тех немногих случаях, когда его жена болела гриппом. Почему лорд должен вести себя иначе?

Не то, чтобы она хотела, чтобы он был другим. Как она могла ожидать сочувствия от человека, который полагал, что прохождение через боль в родах уменьшит болезненность месячных! Глупый варвар! Глупый невежественный варвар! Только подумать, он займется этим сразу же, как только будет возможно. Как будто она машина на спермо-топливе!

Элейн перевернулась на ту сторону, где раньше сидел Чарльз, и поджала ноги к животу. Внутри все еще болело. Унылая головная боль колотилась меж глаз. Во рту было сухо, как в пустыне.

Возле кровати раздался шелест платья.

— Его светлость, он сказал, что, если вы проснетесь и все еще будет больно, я должна дать вам это. Выпьете, мэм?

Элейн, не открывая глаз, протянула руку. Туда сразу же поместили теплую чашку. Она подняла свою голову достаточно высоко, чтобы проглотить содержимое. Бог мой, что это? Слишком поздно, жидкость уже наполовину втекла в ее горло. Распахнув глаза, она стремительно села.

Что за мерзость! Неужели он пытается отравить ее?

— Его светлость, ему прислали это из Девоншира, да. Доктор Дэймон, друг его светлости, но вы его, конечно, знаете, он сказал, что это будет для вас лучше, чем опий. Мой дядя, он пристрастился к опию. Он умер от удара молнии, когда шел к аптекарю за очередной дозой, потому что не мог дождаться, когда закончится гроза. Вот так он умер. Мэм, могу я предложить вам что-нибудь поесть? Может, вы хотите перекусить?

Элейн отрицательно покачала головой и легла назад. Не удивительно, что она чувствует себя такой истощенной. В тоске и одиночестве. Она приняла наркотик. Вдобавок к ее ужасному кровотечению. Она должна подняться и поменять прокладку, пока кровь не протекла на постель.

Славная старушка Элейн, практичная до мозга костей.

Разве имеет значение, запачкает ли она постель. Лорд может позволить себе менять белье триста шестьдесят пять раз в году. Он не такой, как Мэтью. Они с Мэтью должны были на все зарабатывать сами. Должны были работать, чтобы сохранить все, что у них есть. Лорд же богат благодаря своему рождению.

И благодаря жестокости.

Наверняка он использует труд шестилетних детей на своих фабриках, заставляя их трудиться от рассвета до заката.

Элейн свернулась в позу эмбриона. Ей больно. Она не в состоянии переживать о таких тривиальных вещах, как запачканные простыни. Может, ему и хотелось, чтобы она беспокоилась и страдала.

— Хорошо, мэм, отдыхайте. Его светлость, он сказал, чтобы я осталась с вами на ночь. Поэтому, если вам что-нибудь понадобится, вы только позовите меня, и я тотчас же буду рядом.

Элейн не хотела никакой стражи, особенно в лице Кейти. Она покачала головой и указала на дверь.