Проспать Судный день

Я пододвинул стул вперед, все еще не уверенный в том, желаю ли я находиться в пределах досягаемости его рук. Не то чтобы Густибус выглядел особенно опасным, на самом деле он выглядел тощим Санта-Клаусом, в буддийской или друидической версии, но роста он был приличного, и, судя по манере его движений, он мог действовать очень быстро, при надобности.

Поскольку до книги было чуть меньше метра, пришлось прищуриться.

— Похоже на карту Сан-Джудас.

— На самом деле, это карта всего полуострова к югу от Сан-Франциско, до самого Алвизо. Видите имена, которые там написаны?

Мне пришлось прищуриться еще сильнее. Потом я сдался и встал со стула. Карта была разделена на районы синим карандашом. В центре карты был синий квадрат, в деловом районе города, и надпись чернилами, «Масонская ложа». Ниже пометка — «ныне — „Циркуль“, бар». А потом целый список имен. Первым шло имя Нахебарот — настоящее имя моей старинной подруги, бывшей или не бывшей, Моники Нэбер. Потом пара десятков других, в том числе Сэммариэль и Долориэль. Ага, я. Я поглядел на Густибуса, удивленный тому, как сильно забилось мое сердце.

— Здесь все мы.

— Совершенно точно. Это результат многих лет работы. Если же вы обратите внимание на имена, написанные рядом с баром на Пэрэйд-Стрит, под названием «Приемный покой», то заметите, что это члены другой команды.

Я поглядел туда. Черными буквами были написаны знакомые имена. «Мокротун», «Гнилодрев», «Мокрослизень» и несколько других, большинство — обвинители от Ада. И даже Дерьмохлюп, тот обвинитель, который выглядел, как член моего фан-клуба, с которым я познакомился лишь сегодня утром.

— Я не понимаю. Что все это такое?

— Что это? Это история, мистер Доллар. Некоторые люди всю жизнь отдают изучению одной лишь битвы при Босуорте или Марафоне, другие охватывают картину глобальнее, занимаясь войной Алой и Белой Розы или Пелопоннесской. Но та война, которая захватывает мое воображение, продолжается по сей день. Война между Небесами и Адом.

— Вы историк?

Он пожал плечами.

— В своем роде. Тем, чем занимаюсь я, занимаются очень немногие исследователи, подобные мне, и впереди у нас намного больше материала, чем мы могли бы надеяться собрать. Жажда знаний не знает компромиссов и не делает скидок на слабости своих поклонников.

Вот теперь мне стало на самом деле интересно. Я никогда о нем не слышал, однако, судя по всему, он находится здесь уже весьма давно. Человек он или нет?

— Так что же вы надеялись услышать от меня?

Густибус поглядел на меня с искренним удивлением.

— Конечно, информацию. Что же еще? Мне очень редко предоставляется шанс расспросить непосредственных участников сражений этой вечной битвы. Если вы ответите на мои вопросы, я постараюсь помочь вам найти то, что вы ищете.

— И откуда бы вам знать, что вообще я ищу?

Густибус положил фолиант на подоконник и взял небольшой колокольчик с ручкой. Резко тряхнул им.

— Я знаю весьма немало, и о вашей борьбе с Элигором Всадником, и о ваших нынешних проблемах с… некоторыми из ваших товарищей. Уверяю вас, в моих методах нет ничего злого. Я взыскую информацию, я приобретаю ее, некоторую — в виде книг, которые вы здесь видите, некоторую — благодаря современным технологиям, поскольку обрести ее иначе было бы невозможно.

Он махнул рукой в сторону библиотечного стола, и я увидел новехонький настольный компьютер, который не увидел до этого из-за стопок книг, окружавших его.

— Но я не просто собираю информацию, мистер Доллар. Я ее изучаю.

Открылась дверь, слегка меня напугав. Вошла старая монахиня. Другая, но я смог определить это лишь потому, что на ней был другой головной убор, классический апостольник, полностью закрывающий волосы.

— Сестра Кассия, не принесете ли чего-нибудь попить моему гостю и мне? — сказал Густибус.

Она кивнула и с трудом вышла наружу, будто нечто, жизнь в чем с трудом поддерживалась усилиями безумного ученого-недоучки. Я пребывал в изрядном замешательстве от всего, только что услышанного, так что решил спросить про нее.

— Что такое, с этими всеми монахинями?

— Это поместье было русским монастырем, когда я его купил в 1947 году, — ответил Густибус. — Монастырь был упразднен, но по разным причинам, политическим и прочим, им было некуда уходить. Я позволил всем желающим остаться здесь. Они помогают мне по дому, ухаживают за садом и огородом — большую часть пищи мы выращиваем себе сами. За эти годы появилось несколько новеньких, а большинство тех, кто был здесь изначально, уже умерли. Я бы сказал, что от колонии в сотню человек осталась едва дюжина.

Так он купил поместье в 1947 году? Это же было больше шестидесяти лет назад, а он сам и на шестьдесят не выглядит. Кто же этот субъект? Я не чувствовал, чтобы от него исходили эманации Ада, но это не слишком-то много значило. Такого почти никогда и не чувствуешь, если они сами того не пожелают. Возможно, Густибус вроде моего приятеля кузнеца Орбана, который заявлял, что прожил уже не одно столетие просто благодаря тому, что отказался умирать.

Разных субъектов я встречал, скажу я вам.

Сестра Кассия вернулась раньше, чем я ожидал, неся поднос с графином ледяной воды, большой гроздью винограда, хлебом и ломтем брынзы.

— Попробуйте, — предложил Густибус. — У нас свои козы, из их молока делаем.

Я отломил немного, из вежливости, но брынза оказалась действительно вкусной. Налил себе стакан воды. Оторвав пару виноградин, снова сел.

— Если мы хотим заключить соглашение, какое… какая информация вам нужна? В смысле, я вас еще совсем не знаю, и, если честно, есть многие вещи, которые я не могу или не стану рассказывать вам в любом случае.

Я подумал о Клэренсе, которому я до сих пор не доверял полностью, хотя он тоже ангел и Сэм к нему хорошо относится.

— Мне не нужны имена, — ответил Густибус. — Как вы уже поняли, у меня есть для этого другие источники информации. Но чего мне не могут рассказать эти источники, так это что это значит — быть ангелом Бога. Я хотел бы расспросить вас, что вам довелось пережить, как выглядит ваш повседневный распорядок.

— Значит, типа того, Устроить Ребенку Экскурсию на Небеса, — сказал я.