Простая Душа
Шрифт:
Исполнителей «акции» он нашел в Тольятти – через давних знакомых из приблатненной «полутени» – и тщательно проинструктировал самого опытного из них, назначив его главным и наделив широкими полномочиями. Действовать предстояло убедительно-жестко, но до крайностей дело не доводить, а завершить все поскорее – на случай непредвиденных фортелей Тимофея, который потом, от отчаяния, может повести себя глупо, что потребует еще одного, возможно последнего разъяснения. «Покровитель» намеревался разобраться со всеми сложностями до приезда Майи и потому наказал тольяттинцам не мешкать и «решать вопрос» при первом удобном случае. В результате, те назначили операцию на понедельник, что, по ряду причин, представлялось наиболее разумным. «Покровитель» не возражал и был вполне доволен
Тем временем, Тимофей и его спутники даже не предполагали, что им грозят неприятности. В черном джипе полным ходом шло знакомство. Все были разговорчивы и оживлены, в том числе и Елизавета Бестужева. Ее сомнения исчезли без следа – по крайней мере, на настоящий момент. Миры внутри гомонили во весь голос, даже и в некоторой экзальтации, но это казалось естественным вполне.
Секретность грядущего события сразу сблизила компаньонов, превратив их в соучастников, связанных общей тайной. Тот факт, что свидетели и невеста приехали одним поездом, тоже добавил взаимной симпатии. Все посетовали на несовпавшие номера вагонов, что не позволило им познакомиться еще в пути, и порадовались капризу судьбы, сведшему их все же в самом городе, что казалось куда менее вероятным.
«Числа нельзя понять, им приходится верить», – невнятно высказался Николай, и на него посмотрели с уважением, особенно Фрэнк, вспомнивший вдруг о математиках, которым теперь трудно было рассчитывать на финансовую помощь.
«Сиволдайск, наверное, небольшой городок», – добавил Крамской неизвестно к чему. В этом слышался отголосок снисхождения, и Тимофей, до того молчавший и лишь посматривавший на Елизавету, оживился, сказал веско: – «Ну, это как знать», – и пояснил совсем уж загадочно: – «Душа в темнице, а дух на воле», – так что Лиза округлила глаза.
«Ты ж москвич, – сказала она ему, – тебе что ж тут, не тесно?»
«Люблю девку за издевку», – засмеялся Царьков и еще грубовато пошутил, явно уходя от ответа, а разговор сам собой перекинулся на столицу. Тут же выяснилось, что все они прожили там немалую часть жизни – причем, в одно время и не так уж далеко друг от друга. Сличив названия улиц и номера школ, все вновь удивились тому, что не знали друг друга раньше – и высказывание Николая о числах предстало в еще более убедительном свете – а потом вдруг обратили внимание на иностранность Фрэнка и насели на того с расспросами, причем особенно усердствовал Тимофей, почему-то поглядывавший на Уайта Джуниора хитрее, чем на остальных.
Оказавшись в центре внимания, Фрэнк не спасовал, а, напротив, приободрился, как подобает американцу, и довольно-таки забавно поведал о своих московских приключениях, сосредоточившись главным образом на алкогольной их стороне и опустив детали более личного толка. Все посмеялись, а потом Царьков спросил бесцеремонно: – «Ну а к нам-то пожаловал за каким интересом?» – и тут возникла небольшая заминка. Фрэнк Уайт вдруг утратил живость речи и даже свободу владения языком и забормотал весьма невнятно о русском прадедушке и его поместье, да и еще не к месту упомянул о какой-то карте, будто бы настоящей, но может быть и не совсем. При этом он поминутно оглядывался на Николая, словно ища поддержки, и Царьков, наблюдавший всю мизансцену в зеркале заднего вида, наконец буркнул со смешком: – «Сложная у тебя родня, может и не отыщешь, – а потом еще прибавил негромко: – Князь да князь, а не князь – так головой в грязь…» – после чего Фрэнк сконфуженно замолчал.
Тогда Крамской пришел-таки ему на помощь, чувствуя почему-то свою за него ответственность, и с чуть показной живостью стал расспрашивать молодоженов об истории их знакомства. Тимофей на это лишь ухмыльнулся и еще раз пристально глянул на Уайта Джуниора, а Лиза, обернувшись назад, с готовностью принялась вспоминать
их роман, происходивший в лучших традициях романтической юности. Потом, впрочем, настала ее очередь смешаться и даже несколько сфальшивить, разом перескочив через семь последних лет, а Царьков, пытавшийся ей подыграть, не сразу нашелся, что ответить на вполне естественный вопрос, почему они с невестой работают в разных городах. Касательно же предстоящей свадьбы и некоторой ее поспешности, он и вовсе не стал ничего говорить, отделываясь прибаутками и подтрунивая над Елизаветой, которая с преувеличенным вниманием любовалась своим новым кольцом.«Сапфир благородный камень. Его надень – и венчайся хоть с Сатаной, – приговаривал он, растягивая слова. – Ты, Лизка, красавица – и как он тебя до сих пор не умыкнул?»
«Ты б ждал подольше – глядишь и умыкнул бы», – усмехнулась она в ответ.
«Ждали и подолгу, да все без толку, – вздохнул Царьков. – Потом венчали вкруг ели, а черти пели… Жизнь такая – все не быстро, да ты меня и не торопила».
«Это от скромности, – притворно потупилась Елизавета и, вновь обернувшись к сидящим позади, спросила Николая Крамского: – Ну а Вы-то здесь по делу или просто так?»
«Можно считать, что просто так, – ответил тот уклончиво. – Хоть и есть конечно кое-какие дела».
«Сердечные небось, – хохотнул Тимофей, – за нашими красотками многие ездят».
«Да нет, в краеведческом музее», – рассеянно сказал Николай, и джип содрогнулся от всеобщего смеха. Особенно смешно было почему-то Фрэнку Уайту, который вытирал выступившие слезы, да и Елизавета, вся раскрасневшись, прятала лицо в ладонях. Даже и сам Николай посмеялся немного, чтобы не отставать от других, а Царьков подытожил веско: – «Да, неплохая подобралась компания», – и они переглянулись со значительным видом, будто обнаружив еще одну общую тайну, хоть тайны у всех были совершенно разные.
«Простите, – обратился вдруг к нему Фрэнк. – Тимофей – это полное Ваше имя, Вас именно так лучше называть?»
«Ну да, – ответил тот, – Тимоти, если по-вашему. А вообще многие здесь зовут меня просто Царь…»
Они уже выехали из города и катили по шоссе, вплотную к которому подступал густой лес. Дорога была пуста, лишь метрах в ста за джипом полз микроавтобус, а за ним, на таком же примерно удалении, «девятка» Толяна. Александр Фролов сидел молча, крепко вцепившись в подлокотник, а его угрюмый напарник повторял то и дело, что ничего не понимает в происходящем.
«У нас тут все на ладони, – бурчал он раздраженно. – Не бывает у нас странных вещей. Ну а если уж случится странная вещь, то держись! А эти – черт его знает, что здесь за штука».
«Это, вообще, может быть опасно?» – спросил Фролов сдавленным голосом, не отрывая глаз от «Фольксвагена».
«Ха, опасно, – хмыкнул Толян. – Тут везде может стать опасно. На рожон лезть не нужно, тогда и не будет опасно! – Он поморщился и добавил: – Вообще, народ спокойный, но как разойдутся, как попадет кому под хвост вожжа… Беспредельщики, теперь это в моде. Мозгов-то нет, как мой взводный говорил, а значит и тормозов нет тоже. Как оно, без тормозов – опасно? Ну вот то-то. Отечество…»
Они помолчали. «Погода хорошая, – вздохнул Александр, – как раз для пикника».
«Это да, – согласился напарник. – Пикник-то они точно затеяли – и те, и другие. Только кажется мне, что веселье у каждого свое – и выпивка своя, и компания. А девок нет, сразу видно, не за тем собрались. Ух ты, смотри…»
Микроавтобус вдруг набрал ход и стал нагонять джип Царькова, потом, еще ускорившись, обогнул его и ловко подрезал, заставив остановиться. Толян выругался и тоже притормозил у обочины, Фролов порывисто вздохнул, а из «Фольксвагена» выскочили трое и кинулись к джипу, потрясая чем-то, похожим на пистолеты. Двигались они сноровисто и быстро, один распахнул водительскую дверь и одним махом выдернул наружу Тимофея, а двое других тем временем занялись пассажирами. Вскоре все четверо под конвоем нападавших переместились в микроавтобус, который резко рванул с места. Толян снова процедил грубое ругательство, стукнул кулаком по рулю и газанул следом.