Прости, я тебе изменил

— Макар, ты должен принять для себя важное решение. Сейчас или чуть позже, но ты просто обязан сделать его.

Взгляд Макара наполнился редчайшей теплотой. Он вновь заметался по улыбчивому личику Глеба. Совершенно точно он был очарован им. Магия какая-то.

В груди у меня поселилось необычайное тепло. Зародился трепет, способный наделить меня крыльями. Красивыми. С широким размахом. Хотелось взмыть ввысь вольной птицей. И я взмыла бы, если бы между мной и Макаром не было бы пропасти, которую ни мне, ни ему никогда уже не преодолеть.

Если бы не та пропасть, я бы смогла разделить с ним всю радость здесь и сейчас. Я бы не побоялась показать свои слезы счастья, вызванные трогательным моментом их первой встречи. Однако мне приходилось держать в себе все те эмоции, которые едва ли не разрывали меня на куски.

Я не знала, как можно было расценивать нынешнее состояние Макара.

Я совершенно потерялась в своих мыслях. В этом буйстве различных чувств, среди которых было место и противоречивым эмоциям. Доминирующими над всеми другими светлыми эмоциями. Они не давали мне насладиться этим причудливым моментом сполна. Они отравляли собой все. Они отнимали у меня крылья.

— Да, я понимаю, — охрипши ответил Макар, по-прежнему разглядывая Глеба завороженным взглядом. Будто малыш представлял собой редчайший музейный экспонат. Они оба уставились друг на друга так, словно устанавливали связь, понятную только им двоим. — Я хочу принимать участие в жизни своего сына. Я хочу видеть, как он будет расти.

— Хотеть мало, — подметила мама. — Ты должен понимать, что с этим решением тебе придется идти всю свою жизнь. Даже, когда у тебя появится семья и другие дети, ты не должен забывать о своем решении.

Невольно всхлипнув, я спиной откинулась на стену и в отчаянии сомкнула веки.

Семья... Другие дети... Боже, об этом я вообще не задумывалась.

А мама одной фразой вскрыла воспаленный нарыв.

— Подумай, справишься ли ты? — продолжила мама. — Сможешь ли ты стать отцом своему сыну? Потому что, если ты не уверен в себе, не стоит и начинать. Ребенок — это не забава, Макар. Отцовство — не игра. Попытка у тебя будет всего одна.

— Мария Владимировна, я никогда не был настолько уверен в себе, как сегодня. Если у меня в запасе имеется одна попытка, я ни за что ее не провалю. Я сделаю все, что от меня требуется. Даю слово, — заверил он, растопив ее сердечко, и перевел на меня проникновенный взгляд. От него прожилки завибрировали. — Аль, могу пообещать, что Глеб не разочаруется во мне. Мне дан последний шанс на обретение смысла жизни. Глупо его упускать. Да, я понимаю, назад ничего не вернуть, ошибки не исправить. Вряд ли я заслуживаю твоего прощения, и...

— Ты прав, не заслуживаешь ты прощения, — оборвала я Макара, но это нисколько не сбило его с мысли, он был словно запрограммирован.

— Я это осознаю, и не пытаюсь как-то оспорить, — отчеканил он и тотчас нахмурился. Огонь в его глазах погас, словно невидимая волна потушила разгорающееся пламя, — Но не лишай меня возможности видеться с Глебом. Не лишай меня последнего шанса. Я имею право стать частью его жизни вне зависимости от того, насколько сильно ты меня презираешь.

Мне тошно.

Очевидно, он думает, что после всех этих слов я должна оттаять и душой, и сердцем.

— Макар, — прочистила я горло от хрипоты, а мама воспользовалась возникшей заминкой:

— Ну вот и славно! — отозвалась она припеваючи и встала между мной и Макаром. — Подержать сына хочешь?

— Спрашиваете! Конечно, хочу, если позволите, — расплылся Макар в лучистой улыбке.

Присмотрелась к нему и зависла снова.

В выражении его лица я разглядела что-то похожее на волнующий трепет. Макар был чрезмерно взволнован, когда протягивал руки к Глебу.

С отвисшей челюстью, я наблюдала за тем, как волнение его усилилось, стоило ему взять сына на руки. Так аккуратно, будто он был сделан из ультратонкого стекла. Громов прижал его к груди, носом в волосах зарылся, а потом нашел меня взглядом и едва заметно улыбнулся. Он точно безмолвно благодарил меня за что-то.

Меня пробрало до мурашек. Забеспокоилась, тогда как Макара уже отпустило волнение. На его место пришло облегчение.

А потом тяжелая волна беспокойства отступила, скатываясь по телу вниз вслед за мурашками.

— Здравствуй, малыш, — произнес Макар. — Ты не представляешь, как я рад нашему знакомству.

Неожиданно для самой себя я громко цыкнула. Понятия не имею, что нашло на меня.

Мама насупилась, схватила меня за руку, отвела в комнату и буквально прижала к стене.

— Да не будь ты такой брюзгой. Для него все это в новинку. Дай ему хотя бы свыкнуться с ролью отца, — отчитала она меня и тут же побежала обратно в коридор.

С ролью отца... Боюсь, он не потянет эту роль.

Я слышала, как мама предложила Макару пройти в кухню, но прежде он зачем-то выходил на площадку.

Пока они разговаривали по душам, попивая чаек, я неподвижно сидела в кресле. Размышляла, прислушиваясь к их голосам, к непонятным жужжаниям и гудениям, к звонкому балаканью сына, и бросалась от одной крайности к другой. То я хотела немедленно прогнать Макара, то выйти и присоединиться к их задушевной беседе.

— Макар, я не уверена, — шепталась мама. — Лучше тебе повременить с этим.

— Она может уехать, исчезнуть? — спросил Макар так же шепотом.

— Поверь, еще как может. Мы через это уже проходили.

Не понимала я маму.

Чего это она проявила к нему сострадание? Советы ему давала, как хорошему знакомому...

Он ведь даже не сделал ничего для того, чтобы мы его впустили в свой дом. Палец о палец не ударил для того, чтобы мы разрешили ему настолько приблизиться к Глебу...

Ладно, Глеб пока мало чего понимает, но он ведь может и привязаться к Макару. А что, если однажды он нарушит свое обещание? Что, если однажды он просто не придет, а Глеб будет его ждать... Надеяться, что эта встреча была не последней.

Веры такому ветреному человеку нет. Ей неоткуда взяться. И как бы мама меня не переубеждала, я останусь при своем мнении.

— Аль, можно тебя на минутку? — сказал Макар, неожиданно появившись в дверном проеме.

Он по-прежнему тискал Глеба, не выпуская его из рук.

Я встрепенулась, тряхнула головой, избавляясь от дурных мыслей.

— Ну давай я заберу внучка, а вы пока поговорите, — вмешалась мама, забирая Глеба. — Попрощайся с папой.

Глеб разулыбался, неуклюже махая Макару рукой. Громов потянулся к нему, чмокнул его в макушку.