Прости за любовь

— Твоя реабилитация закончена?

— Планируешь снова заниматься музыкой?

— Проект «Город пепла» действительно заморожен навсегда? Не жаль фанатов?

— Марсель!

— Когда ты снова появишься на публике?

— Когда ждать интервью?

Наше терпение железобетонное. Просто молча продвигаемся к цели.

— Нам надо на парковку.

— Пройдём через эту зону, — тяну его за собой, зная, что посторонних сюда не пустят.

Кстати, о посторонних… За минувшие полгода я успела привыкнуть к представителям СМИ, не ведающим о таком понятии как личные границы.

Им дай волю, они к тебе и в машину заберутся, лишь бы получить ответы на интересующие их вопросы.

— Ты как?

— В порядке, а ты? — обеспокоенно на него смотрю, когда оказываемся в салоне поджидающего нас тонированного автомобиля.

— Нормально. Поехали, бро. Пока не налетели коршуны.

— Привет, Паш.

— Привет. Чё, выиграла?

— Ага.

— Выиграла? Да она просто разнесла соперницу! — с гордостью произносит Кучерявый.

— Красотка! Куда едем? Сразу к ребятам?

— Нет. Давай сначала домой заскочим. Думаю, Тата хочет принять душ и переодеться. Я же украл её прямо со стадиона, — обнимает меня, притягивая к своей груди.

— Окей. Да, алло.

Пока Паша общается с кем-то по телефону, мы внимательно разглядываем друг друга.

— Ты насовсем?

— Нет, завтра надо вернуться. А там уже останется пара недель до моей свободы.

Киваю.

Очень рада, что срок пребывания в стенах реабилитационного учреждения заканчивается. Хотя признаю: была какая-то особая романтика в этих наших встречах, проходящих на его территории.

Я искренне старалась поддерживать Марселя. Регулярно приходила в дни посещений и мы проводили наедине отведённое нам время.

Играли в шахматы. Гуляли в парке. Сидели на лавочке. Точнее я сидела, а он, по обыкновению, лежал на моих коленях.

Молчали. Иногда много разговаривали. Иногда просто долго целовались. До тех пор, пока не начинали неметь губы.

Несколько раз ездили домой, когда его стали отпускать на этапе социализации. Смотрели фильмы, я готовила ужин…

На самом деле Марсель — большой молодец. Он держался все эти месяцы очень стойко. Если случались периоды депрессии, справлялся. Если возникало желание бросить лечение, звонил отцу. Это всегда действовало на него отрезвляюще.

Да. Ян Игоревич, несмотря на отсутствие веры врачей, пришёл в себя. Что самое удивительное и невероятное, именно в те самые минуты, когда сын, разругавшийся с персоналом больницы, стоял возле его кровати.

Как после этого, скажите, не верить в чудеса?

Лично мы — верим.

Не могу передать, какое невероятное счастье испытала семья Абрамовых в тот вечер!

Знаю, что парень до сих пор каждый день заходит в часовню, которая есть на территории центра.

Говорит, просто ставит свечу и благодарит Того, кто сверху, за то, что молитвы были услышаны.

— Покурю, сгоняю в магаз и буду ждать вас, — сообщает Горький, когда добираемся до ЖК. — Филя уже на даче, если что.

Озадаченно выгибаю бровь.

— Погода суперская. Едем жарить шашлыки. Первомай же, — озорно подмигивает мне Пашка.

— Погодите, а Рокки? — спрашиваю, выбираясь из салона.

— Тоже возьмём, чё. Пусть носится на природе.

— А если испортит что-нибудь тебе в машине?

БМВ последней модели явно не предназначена для перевозки животных.

— Да забей. Не испортит. Рядом с собой посадишь и будешь следить. Плед в багажнике есть, ща постелю назад.

— Идём, — Марсель забирает у меня спортивную сумку.

Направляемся к высотке.

В холле здороваемся с улыбающимся консьержем.

Заходим в лифт.

Встречаемся глазами и, обжигаясь чувствами, пылающими в них, наконец, измученные тоской, соприкасаемся губами.

Разные поцелуи случались, но этот… Какой-то по-настоящему взрослый, откровенный. Столько в нём страсти и голода, что голова от накатившего волнения кружится.

Все мысли куда-то уплывают. Ноги становятся ватными. Упасть не позволяет лишь то, что парень крепко держит меня за талию.

Кабина останавливается.

Затуманенным сознанием идентифицирую механический голос, объявляющий наш этаж, но прервать то, что происходит, нет сил. Благо, Марсель сам отступает назад, перемещая наши тела в холл.

Там продолжаем бесстыдно целоваться, хоть и знаем про наличие камер.

Если бы не пёс, учуявший присутствие хозяев, мы бы, наверное, ещё долго не попали в квартиру.

Марсель нехотя отстраняется и достаёт из кармана свои ключи.

Я отступаю чуть в сторону. Рассеянно приглаживаю волосы, ощущая себя пьяной от переизбытка эмоций.

— Здорова, пацан!

Пользуясь тем, что Шерстяной переключил внимание на себя (шансов проигнорировать его приветствие у Марса просто нет), сбегаю в ванную, где пытаюсь привести себя в порядок и успокоиться.

Быстро принимаю душ. Натянув высохшее постиранное бельё, снятое с полотенцесушителя, вспоминаю о том, что оставила халат в комнате и, чертыхнувшись, закутываюсь в полотенце.

Закинув юбку и топ в корзину, выхожу.

Марсель с четвероногим прилипалой на балконе. Разговаривает с кем-то.

Только успеваю добраться до шкафа и открыть его, как парни появляются в комнате.

— Давай ма, — Кучерявый, разгуливающий по квартире в одних джинсах, сканирует пристальным взглядом моё тело. Да так, что кровь моментально приливает к щекам. — Перезвоню потом. Всем передай привет: бате, хулиганке Соньке и Петьке.

Достаю спортивный костюм с полки и намереваюсь вернуться в ванную по тому же маршруту, но не тут-то было.

— Стой, — преграждает дорогу.

— Надо поторопиться. Паша ждёт.

— Он поехал в шиномонтажку. Колесо спускает. Наберёт, когда будет у ЖК.

— М.

— Иди сюда, — ловит мои пальцы.

— Не сердишься, что поменяла шторы?

Кое-кто испортил прежние от скуки.

— Эти мне нравятся даже больше.

— Правда?

— Да.

Притягивает к себе и снова целует. Сперва сдержанно и нежно, но стоит мне ответить, как всё в секунду меняется.

Вот я уже без вещей и прижата его горячим, обнажённым торсом к стене. Каждую напряжённую мышцу ощущаю.