Прости за все

Потом она вдруг резко устала и захотела спать. Митя отвел ее в спальню, помог раздеться, заботливо укрыл одеялом и потушил свет.

– Ты отдыхай. А мы еще посидим.

Вера кивнула и закрыла глаза. На нее сразу навалились причудливые видения. Кажется, в них присутствовал Рустам, а может ей это лишь чудилось.

Она проснулась от жажды. После гранатового сока во рту был противный, кислый привкус. Вера зажгла лампу и прислушалась. За дверью была тишина. Значит, гости уже разошлись. Она взглянула на часы – половина третьего. И Митя, наверняка, спит. Или сидит у себя за компьютером.

Вера осторожно встала с постели, всунула ноги в теплые, войлочные тапки и побрела к порогу.

Из двери Митиной комнаты в коридор пробивалась полоска света. Значит, все-таки не спит, работает. Вера прошла в кухню, налила себе стакан воды, с жадностью выпила. Ополоснула пару грязных рюмок, поставила на полку, вытерла лужицу на скатерти.

До ее ушей внезапно донесся какой-то звук. Это был то ли тихий смех, то ли стон. Женский. Вера поспешно встала из-за стола. Слишком поспешно – перед глазами все закачалось. Придерживаясь рукой о стену, она медленно вышла в коридор.

Из Митиной комнаты отчетливо слышались голоса.

– Ну тише, тише, глупый. Задушишь!

Это была Маринка. Она смеялась, высоким, сучьим, похотливым смешком. Смеясь, задыхалась – от страсти, надо полагать.

Вера стояла, прислонившись к холодной стене, и слушала.

– Я соскучился, – глухо сказал Митя.

– Ясное дело, соскучился, два дня не виделись. – Маринка захохотала совсем громко, не таясь.

– Тише ты, – испуганно одернул ее Митя. – Веру разбудишь.

– Ее разбудишь, твою Веру, – небрежно проговорила Маринка. – Она теперь будет дрыхнуть по двадцать часов в сутки. Беременные всегда много спят.

– И все-таки, – мягко попросил Митя.

– Ладно, ладно, иди ко мне.

Дальше Вера слушать не стала, ушла к себе. Плотно закрыла дверь, легла на кровать поверх одеяла. Вот так, значит, и живем. Бред какой-то! А если сейчас ворваться к ним? Распахнуть дверь пинком ноги, вцепиться Маринке в волосы? Или дать Мите пощечину?

Она машинально вытерла глаза и с удивлением обнаружила, что они совершенно сухие. Ничего она не станет делать, гори все синим пламенем. Разве они с Митей одни так живут? Большинство так живет, и ничего, все довольны. Скоро у нее появится тот, кого можно будет любить безоговорочно, неистово, со всей силой души, кто не отвернется от нее, не предаст, а, наоборот, станет нуждаться в ее любви. Так стоит ли размениваться на пустяки, морочить себе голову Митиной неверностью, если он, по большому счету ей глубоко безразличен?

Вера вдохнула полной грудью, потушила свет, забралась под одеяло и сладко зевнула.

23

Теперь она сама казалась себе опытной лабораторией. В ней, точно в пробирках, ежедневно что-то изменялось – вес, вкус, обоняние, даже цвет кожи и волос. Веру так увлек этот научный процесс наблюдения, что она стала вести дневник. Своим аккуратным, бисерным почерком записывала в тетрадь: «Сегодня хотелось картошки с топленым маслом. И совершенно без соли. А вчера не могла оторваться от маринованных огурцов».

Она пополнела. Сначала исчезла талия, потом платья на животе стали топорщиться, и, наконец, перестали налезать вовсе. Вера съездила в специализированный магазин и приобрела несколько нарядов, соответственных своему положению.

Чувствовала она себя значительно лучше, чем в начале беременности, головокружения прошли, гемоглобин поднялся до высшей отметки. Малыш уже вовсю шевелился, и иногда Вера не могла уснуть всю ночь от его немилосердных пинков.

К началу лета пришли первые материальные плоды их работы. Динарины проекты один за другим проходили тест и запускались в производство, Кобзя уверенно гасил кредит, и даже нашел возможность арендовать еще одно помещение под опыты.

Вера, однако, работать, уже почти не могла. К химикатам она не подходила из страха за ребенка, занималась в основном оформлением бумаг и расчетами, но и там ей все трудней было сосредоточиться. Тут как раз подоспел декрет.

Митя увез Веру к своей тетке в деревню. Там было ужасно скучно, но полезно для здоровья. Тетка держала козу, и кур, каждый день пичкала Веру молоком и свежими яйцами, привозила с пасеки по соседству невероятно вкусный мед, и вообще, ходила за ней, как опытная сиделка. Вера отъелась, округлилась лицом, на щеках у нее заиграл крепкий деревенский румянец, глаза светились довольством. Она пробыла у тетки без малого два месяца, а затем снова перебралась в город.

Роды начались шестого августа. Весь день Вера чувствовала необычайный прилив энергии. Она вымыла полы в квартире, протерла и без того сияющую мебель, наварила целую кастрюлю борща – и все это, не ощущая ни малейшей усталости.

Митя застал жену у зеркала, тщательно подкрашивающей ресницы.

– Детка, по какому случаю парад? – Он удивленно поднял брови.

– Ни по какому, – весело ответила Вера. – Надоело ходить, как чушка. Если я временно не могу похвастаться фигурой, то с лицом-то у меня все в порядке.

– Да, ты права, – рассеянно произнес Митя и стал вешать на плечики плащ.

– Обедать будешь? – спросила его Вера.

– Пожалуй, нет. А что у нас на обед?

– Борщ. И голубцы.

– Ух ты! – Митя вздохнул и с сожалением покачал головой. – Нет. Я успел перекусить. Но все равно, спасибо тебе за заботу.

– На здоровье, – сказал Вера и, внезапно, охнув, резко села на пол.

– Что с тобой? – Митя, отбросив плащ, подлетел к ней. – Тебе плохо?

– Да…нет. Мне кажется… – Вера обеими руками держалась за поясницу.

– У тебя начались схватки, – догадался Митя. – Я сейчас, мигом.

Вера сидела на полу, неловко подвернув под себя ногу, и смотрела, как он снует по квартире. Митя с трудом нашел телефон, затем с таким же трудом, путаясь и сбиваясь, набрал номер неотложки. Запинаясь, пробормотал адрес.

Странно, она совсем не чувствовала волнения. Ей было больно, но терпимо. «Нужно сообщить Динаре,» – мелькнула у нее единственная мысль. Динара и Кобзя после обеда поехали на встречу с заказчиками и вернуться должны были лишь к ночи.

Приехала неотложка. Вера попросила отвезти ее в ту больницу, где лежала на сохранении – у нее с тамошними врачами была договоренность. Митя трясущимися руками складывал вещи. Вера набрала номер Динары, та не отвечала.

В предродовой было устрашающе пусто. Ряды свободных кроватей, и ни одной живой души.

– Неужели никто больше не рожает? – спросила Вера у акушерки.

– Радуйся, что не рожает, – ворчливо ответила та. – Тебе больше внимания будет. А то, как голосят разом десять баб, так света белого не взвидишь.