Проститутка Дева

Мира Давыдовна сама наливала чай.

– Знаете, Машенька этот анекдот про секрет старого еврея? – спросила Мира Давыдовна, левой рукой придерживая крышечку совершенно московского фарфорового чайничка. – Старый еврей, умирая, открыл детям секрет крепкого чая: не жалейте заварки, он им сказал, заварки не жалейте.

Мария Витальевна вежливо хихикнула.

– Вы конфетки, конфетки берите, деточка, – приговаривала Мира Давыдовна. – Вам теперь все можно, чего организм ни попросит, вас теперь двое, вы и ваш маленький в животике. Так что прислушивайтесь к своим позывам и капризам, и если чего-то неожиданного вдруг захотите, селедочки там, или шоколаду, так это не ваш каприз, а его каприз, маленького, значит, это ему селедочки хочется и шоколаду. Я когда Боренькой беременная была, я все пива хотела горького. Никогда до этого и после в рот пива не брала, а тут хочу и ничего с собой поделать не могу! Вот стаканчик в день пива и принимала, как лекарство…

Мария Витальевна маленькими глоточками пила чай и глядела как на мониторе компьютера автоматически меняются картинки с пейзажами. Совсем не австралийскими пейзажами, а с русскими – подмосковными.

– Это дача ваша? – догадалась Мария Витальевна.

– Да, деточка, – кивнула Мира Давыдовна и грустно улыбнулась. – По Киевской дороге, под Нарой дача у нас была с Лёвой, там и Боренька вырос у нас. ….

Вот задачка-то! Беременна то не от Макарова. Беременна-то от Ивана. А Макаров – он ведь генерал, от него ничего не утаишь. Со сроками всегда наврать можно, мол, задержка-передержка, мол, на седьмом, а не на девятом месяце родила. А вот если ему в голову взбредет генетическую экспертизу сделать?

Мысли лезли в голову разные.

И сам Макаров как-то к ней после этого их нового взаимного обретения изменился по-хорошему.

Породнел.

Раньше был неродной.

А теперь вот породнел.

Этими их признаниями они словно стенку какую-то порушили.

Были в их доме две квартиры смежные, стенкой разделенные. А убрали тайну, и главное, вместе с тайною убрали страхи быть разоблаченной и вечно заподозренной, и стали не две квартиры, а одна… Вот в чем секрет близости. В откровенности признаний.

Но как теперь быть с другой образовавшейся вдруг стенкой? Признаться Макарову в том, чей ребенок?

Ведь в тридцать восемь лет делать аборт… Это на сто процентов уже обречь себя на бездетность. …

– Наверное, расстанемся скоро, подруга, – сказала Мария Витальевна когда Энн в своем кабриолете заехала за нею на Кромвелл Лейн – Я беременна и рожать в Москву полечу.

– Вау, поздравляю, как это прекрасно! – воскликнула Энн, целуя Марию Витальевну.

– А муж знает о вашем счастье?

– Собираюсь ему об этом сегодня сказать, – ответила Мария Витальевна.

– Ну, теперь тебе спиртного нельзя, так что давай отметим это обедом, но без вина! – воскликнула Энн, трогая машину с места.

Обедать поехали в тайский ресторан "Шарки-Шарк".

– Знаешь, сегодня заодно у меня есть возможность познакомить тебя с моим бойфрэндом, – сказала Энн. – Его зовут Джон, и знаешь, такое совпадение, он работает в Москве и здесь сейчас в деловой поездке.

– А ты не говорила, что у тебя есть бойфрэнд и к тому же москвич, – заметила Мария Витальевна.

Они заказали черепаховый суп, салат из крупных креветок и по бифштексу из акульего плавника.

– А вот и он, – радостно заметила Энн.

К их столику пробирался светлый высокий шатен лет тридцати пяти с роскошными а-ля Манселл* усами. * Найджел Манселл – известнейший автогонщик, чемпион мира в автогонках "Формула-1" 1992 года.

– Буэнос диас, дамы, – сказал шатен, целуя руку Энн.

– Это Мария, она русская из Москвы, – поспешила Энн с представлениями. – А это тот самый Джон.

Джон уверенно уселся на свободный стул и покуда официант-таец еще где-то витал в районе кухни, принялся рассматривать Марию Витальевну.

– Вы из Москвы? – спросил он по русски.

– Да, и теперь собираюсь возвращаться, – ответила Мария Витальевна.

– Полезное приятное знакомство, – заметил Джон. – Буду в вашем лице иметь друга в Москве, я ведь тоже туда скоро лечу, у меня там работа, я журналист.

– Джон, если имеешь идею приударить там в Москве за Марией, то не строй иллюзий, – заметила Энн. – Мария замужем и скоро будет молодой матерью.

– О! – воскликнул Джон. – Поздравляю, но разве это может помешать дружбе двух австралийцев, пусть один из них англосакс с усами, а другая – русская красавица с маленьким бэби?

– Осторожней, Джон, – Энн погрозила пальцем. – У Марии муж генерал Кэй-Джэй-Би и он очень ревнивый муж.

– Хо!. Это то, что надо, – отпарировал Джон. – Смотрели старый фильм с Марчелло Мастроянни, где у героя эрекция возникала только в состоянии смертельной опасности? Так это про меня. Моя сексуальная активность под угрозой быть убитым ревнивцем-мужем только повышается.

Потом таец-официант принес им суп.

Потом они ели акульи бифштексы.

Джон много острил – на грани фола.

И потом, вообще разойдясь, сказал, что имеет мечту переспать с двумя женщинами, и чтобы при этом одна из них была бы беременной.

– Дурак, – сказала Энн.

А Мария Витальевна задумчиво улыбнулась.

Джона посадили на "тёщино место" – маленькое сиденьице позади водительского и бокового пассажирского.

Кабриолет был явно только для двоих.

Марию Витальевну они довезли до самой посольской виллы.

И потом Джон пересел слева от Энн.

Мария Витальевна помахала им рукой. …

– Странные они, – подумала Мария Витальевна, но мужу про своих новых друзей рассказывать не стала.

4.

С Анной Захаровой у Борщанского отношения были на уровне задекларированных намерений. Задекларированных и депонированных до лучших времен.

Тогда Анна Захарова была женщиной Мигунова и они как-то гуляли где-то, не то в "Короне", не то в красном бункере сада "Эрмитаж" или даже в "Эль-Гаучо", Борщанский точно не помнил, напился он тогда сильно очень. Напился, потому что приехали какие-то очень нужные и важные люди из провинции с деньгами. Бандиты-сибиряки со своими телевизионными идеями. А сибиряков бесполезно уговаривать, им бестолку объяснять, что переговоры на Москве теперь так не ведутся, как купечество встарь, на лубочных картинках, водку стаканами. В общем, из-за того, что провинциалы эти с их деньгами позарез были нужны, а отказать им в их простецком "ты меня уважаешь?" было ну просто никак, вот он тогда и назюзился с ними. Не меньше трёх стаканов в баре высосал. Без закуски.

Анна Захарова смеялась тогда над ним: поглядите, поглядите Борщанский наш какой тёпленький да хорошенький.

А он совсем отпустил тогда тормоза да и наговорил ей всяких комплиментов вперемешку с пылкими признаниями и самыми недвусмысленными предложениями.

Потом, когда протрезвел, хотел даже извиниться перед Мигуновым, все-таки его баба…

Но в памяти, в подсознании у обоих запало. Отметилось.

И теперь, когда они изредка пересекались, Анна улыбалась, опуская ресницы, а Борщанский все порывался продолжить начатый тогда охмуреж, да все снова откладывал.